История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7
Шрифт:
Аннет покинула меня после двух часов дебатов, и к моему пробуждению я увидел ее у моей постели вместе с Вероникой, у которой на лице не осталось никаких следов недовольства. Вероника сказала, что диета и сон ее, как всегда, прекрасно вылечили. Я был того же мнения. Ее сестра Аннет меня также прекрасно вылечила от любопытства, которое гнездилось в моей душе. Я его чувствовал, и я его удовлетворил.
За ужином г-н Гримальди, видя меня веселым и спокойным, решил, что это в связи с тем, что дело сделано. Я пообещал ему, что приду завтра обедать с ним к Сен-Пьер д'Арена. Я явился туда и передал ему длинное письмо для Розали, полагая, что увижу ее теперь лишь женой П-и. Но не сказал ей об этом в своем письме.
В тот же день,
— Прекрасная Вероника, я смирился со своей участью.
— Ваша любовь оказалась не столь уж сильной.
— Это был едва родившийся ребенок. От вас зависело сделать, чтобы он вырос, и тогда бы он легко мог остаться в живых.
Не зная, что мне ответить, она пожелала мне хороших снов и ушла в свою комнату. Аннет не пришла ко мне с визитом, как я надеялся; я не знал, что и думать.
Я увидел ее утром, когда позвонил. Она сказала, что ее сестра лежит в постели больная, что она всю ночь писала, и она отдала мне письмо. Я понял причину, почему Аннет не пришла.
Это письмо, очень длинное, которое я ей вернул, меня почти насмешило. После рассуждений, пустых и утомительных, она говорила, что ускользнула от моих желаний, потому что любила меня всем сердцем и не хотела рисковать потерять, как только удовлетворит мой каприз. Она ответила бы моим желаниям, если бы я захотел отдать ей то место, которое занимала Розали. Я должен был выехать из Генуи вместе с ней, дав ей расписку, которую подпишет г-н Гримальди и в которой я обязуюсь [2048] жениться на ней к концу года, дав ей в приданое 50 тысяч генуэзских ливров, или, если не хочу жениться, дать ей эту сумму, оставив ее свободной… Если она забеременеет за то время, что будет жить со мной, я должен согласиться оставить после нашего разделения дитя, девочку или мальчика, которого она выведет в свет. При этом условии она соглашается стать моей любовницей и предоставить мне все услуги, которых я мог бы пожелать.
Этот глупый проект дал мне ясно понять, что бедная Вероника лишена разума, который был бы ей нужен для того, чтобы сделать из меня своего дурачка. Я был уверен, что г-н Гримальди не является его автором, и что когда я его ему сообщу, он над ним посмеется.
Аннет, принеся мне мой шоколад, сказала, что ее сестра надеется получить ответ на свое письмо. Я сказал, что она его получит. Я поднялся и сразу пошел к ней лично, держа в руке полученное от нее письмо. Я застал ее сидящей в постели, так что ее неглиже могло бы меня соблазнить, если бы ее безумный поступок не заставил меня выкинуть ее из моей головы.
Я уселся на ее кровать, и Аннет вышла из комнаты, даже закрыв дверь, но она сказала мне впоследствии, что осталась подслушивать.
— Зачем нам писать, — сказал я ей, — если мы можем говорить?
— Часто более удобно писать, чем говорить.
— Это верно в политике и в коммерческих делах, когда пытаются обмануть; но в делах сердечных я с вашим мнением не согласен. Любовь, дорогая моя, дает карт бланш: никаких записей, никаких гарантий; отдайтесь мне, как сделала Розали, и начните с того, что отдайтесь мне этой ночью, не получая от меня никаких обещаний. Доверьтесь любви. Вот проект, который окажет честь нам обоим, и который, если это может доставить вам удовольствие, я представлю на одобрение г-ну Гримальди. Ваш проект, даже если он вас и не позорит, внушает большое опасение относительно вашего ума, потому что может быть одобрен лишь дураком, совершенно лишенным здравого смысла. Невозможно, чтобы вы любили человека, которому делаете такое предложение, и я уверен,
что у г-на Гримальди он вызвал бы возмущение, и он отказался бы в нем участвовать.Мой высокомерный ответ ее не смутил. Она сказала, что любит меня недостаточно сильно, чтобы отдаться, не зная, на каких условиях. Я ей ответил, что, со своей стороны, тем более не люблю ее настолько, чтобы дать ей победу на тех условиях, которые она мне предписала. После этого я ее покинул и приказал Коста известить хозяина фелуки, что хочу уехать завтра на рассвете. Определившись с этим, я пошел попрощаться с маркизом, который сказал мне, что этим утром представил П-и Розали, и она его достаточно хорошо приняла. Я был этим очарован. Я обновил у него мои рекомендации, но они не понадобились.
В этот год две женщины, которых я безумно любил, обе, исполненные достоинств, и с которыми я бы никогда не расстался, если бы это зависело только от моей воли, были отобраны у меня двумя стариками, которым я помог в них влюбиться, сам того не желая. Они решили судьбу той и другой; но косвенным образом они именно мне принесли большое благо, так как избавили меня от обузы. Они должны были бы знать, что моя судьба, несмотря на все ее кажущееся величие, не была прочной. В последствии мой читатель в этом убедится.
Я провел день, раздавая подарки Веронике и Аннет за их хлопоты по укладыванию моих чемоданов. Я не хотел, чтобы с этим связывались Ледюк и Коста. Вероника, ни веселая, ни грустная, имела вид вполне довольной своей судьбой, и говорила со мной, как будто между нами не было никаких разногласий. Я был этим вполне доволен. После ужина они уложили меня в постель, и своим пожатием руки Аннет известила меня, что придет ко мне с визитом. Я был этому рад; Я решил подарить ей пятьдесят цехинов, так, чтобы Вероника этого не знала, поскольку не хотел отметить ее тем же. Я положил сверток цехинов на свой ночной столик, и дал ей его, когда она пришла. Сказав мне, что Вероника спит, она спросила, что бы я сделал, если бы Вероника согласилась оказаться в моей постели.
— Я все слышала, — сказала она, я узнала, что вы ее любите.
— Я уверен, моя дорогая, что она никогда на это не согласится. Я люблю только тебя.
Но полчаса спустя меня ждал сюрприз в виде появления Вероники, которая, с подсвечником в руке, подбодрила свою добрую сестричку взрывом смеха. Я рассмеялся также, не выпуская ее из моих объятий. У Вероники на теле была только рубашка, она была прекрасна, и у меня не было никаких причин ее отпускать.
— Вы пришли, — сказал я ей, — чтобы прервать наши наслаждения и высказать упреки вашей сестре, которую в дальнейшем вы будете презирать.
— Я всегда ее буду любить.
— Рабыня любви, она отдалась мне без всяких условий.
— У нее больше ума, чем у меня.
— В самом деле?
— В самом деле.
— Очень хорошо. Так обнимитесь же.
При этом приглашении она ставит на ночной столик подсвечник и присоединяется к Аннет, которую покрывает поцелуями. Эта сцена пришлась мне по душе. Я приглашаю ее лечь рядом с сестрой, освобождая ей место, и она проскальзывает меж простынями. Я чувствую, как она озябла от холода, и красота этой картины, которую я никак не ожидал, меня соблазняет и вдохновляет. Я не могу себе отказать в желании сделать перерыв. Мне необходим обстоятельный комментарий, чтобы мое сладострастие развернулось во всей моей полноте. Прошу прощения.
— Эта очаровательная игра, что вы со мной ведете, — говорю я двум сестрам, — вы о ней договорились заранее? А вы, Вероника, знали ли вы, где окажетесь в настоящий момент?
— Ничего заранее не было договорено. Я была искренна этим вечером, и я искренна сейчас, когда вы меня видите. Я разработала нелепый проект, который прошу вас забыть, и считаю себя за него строго наказанной; Но вы можете сейчас же прервать мое наказание.
— Каким образом?
— Сказав мне, что вы меня прощаете, и доказав мне это.