Истребитель
Шрифт:
На каком самолёте лететь? Заказывал вот этот «ТУ-154Б», но мозг давно затеял хитрый приём: в последнюю минуту выбрать другой, желательно самый невзрачный.
И группа прикрытия уже была готова. Группа-гарант. Челноки, которым Мисин заплатил по три тысячи «зелёных» за то, чтобы они – эти девять человек женщин и мужчин, полетели с ним до Сургута. Там он поможет им пересесть на другой лайнер, и они спокойненько отправятся в свою Турцию.
По связям Чесновского, Мисин собирался пересесть на другой самолёт и взять курс на Москву. А уж затем в Европу,
– Ребята, вон тот, маленький! – показал пальцем Мисин на окраину аэродрома.
– АН-24, толстый, возле красного бака?
– Нет, этот старый какой-то! Лучше во-он, рядом который!
Мисин не отличался знанием авиатранспорта. Хотя человек был не тупой. Но страх в последнее время слишком уж ввёл Мисина в подавленное состояние, переборол, взял на абордаж.
Правильно! Последним себя чувствовать нехорошо! Когда за спиной остались девять трупов Лучших друзей, соратников – поневоле обмочишься.
Группа шевельнулась и попёрла к карлику-сувенирчику «ЯК-40». Пешком. На машинах, стало быть, опасно! Подорвут, засекут.
Инстинкт подсказывал Мисину и телохранителям верно.
В три минуты подогнали трап с человеком Мисина и загрузились в лайнер. Махину воздушного плавания мигом окружили, поверхностно просмотрели, проверили внутри. «Десятник» уселся в кресло, личная охрана облепила его мухами.
Буквально через пять минут к самолёту прибыли экипаж и толпа челноков-челночников.
На измученных бледных сонных лицах лётчиков и пассажиров читалась тревога, усталость, напряжение после многочисленных тщательных проверок и перепроверок.
В целях его, Мисина, безопасности!
Погрузились. Внешняя охрана «ЯК-40», вертя головами и спецмоноклями, разбежалась.
Самолёт тронулся и стал выруливать.
Два автомобиля с силовиками сопровождали его до самого взлёта, параллельно двигаясь по взлётной полосе.
И только после того, как лайнер оторвался от бетонных плит и скрылся в низкой облачности, дан был отбой.
Люди, задействованные в безопасности Мисина, выпустили пар и с нервными улыбками вздохнули. И расслабились.
Коломейцев, ощутив на затылке тяжёлый взгляд, обернулся. На той стороне стеклянного перехода стоял парень лет двадцати с небольшим, в серой униформе солдата САБ и пристально смотрел на опера.
«Волкодав» прищурился и показал пальцем на незнакомца. Никита кивнул. Коломейцев всё понял и с трудом узнал Топоркова, вспомнив фотографию. Он жестом-знаком вытянул пальцы, обозначая цифру 10. И ладонью махнул вверх. Мол, улетел.
Никита выпростал из кулака большой палец вверх. Всё о'кей!
Коломейцев ехидно улыбнулся и сглотнул. Вот и довелось увидеть ЕГО вживую! Этого парня. Спеца. Врага и друга. Скользкого угря. Убрал всё-таки и этого мафиози!
«Волкодав» вздохнул так глубоко, что это заметил Никита. Заметил и усмехнулся. Затем показал рукой, что уходит. «Прощай!».
Коломейцев попытался дать понять жестами, что они ещё увидятся. Когда-нибудь. Как обещались. «Да?»
И парень его понял,
кивнул и быстро-быстро зашагал прочь, в неизвестность.Взрывное устройство, установленное на самолёте, сработало вовремя. Для Никиты. А для Мисина явилось ужасным, невероятно ошеломляющим событием. Поганым из поганых! Иначе не сказать про то, какой расклад ему устроила Судьба.
Шквал огня, осколков и ударной волны вместе с дымом и оглушительным треском накрыл всех пассажиров чартерного рейса.
Самолёт через сорок секунд стал терять высоту и заваливаться на левый бок. Пробоина оказалась в задней части махины, рядом с турбодвигателем. Моментально произошла разгерметизация салона.
Сразу погибли четыре человека. Двое раненых стонали на полу, рядом с раскуроченными сиденьями-креслами.
Люди сходили с ума.
Мисин, зажав голову руками, забился между рядами мест для пассажиров и мычал от контузии средней степени. Он не слышал, как орали побитые и обречённые люди, как трещал и бренчал сорванными переборками и обшивкой корпус «ЯК-40», как надрывно гудел в пикировании самолёт.
Телохранители Мисина метались по салону, кричали, ревели, ругались, как не ругались когда-либо раньше, спотыкались, заваливались на иллюминаторы, стонали.
Как, впрочем, и остальные пассажиры, которых «крёстный» взял для прикрытия, для гарантии своей жизни.
Их, последних, откровенно было жаль! Жаль Никите, который нажимал кнопку дистанционки, который провожал этих людей взглядом в последний путь ещё в аэропорту.
Хаос, царивший в салоне падающего самолёта, нельзя передать словами. Он напоминал Всемирный день Потопа, последний день Помпеи, только в десятикратном размере.
Конец этому был положен в дремучей тайге, в сорока семи километрах северо-восточнее Салыма, на границе Кеумских болот и Демьянинского массива.
И в семнадцати вёрстах от буровой скважины Р-101 с вахтой буровиков из Шумени.
Далеко от цивилизации, от людей, от Жизни!
Самолёт под углом сорок градусов врезался в болото и взорвался. И то пилоты ценой невероятных усилий смягчили падение путём выравнивания траектории пикирования.
Первыми, надо полагать, погибли самоотверженные лётчики. В салоне лайнера, треснувшего в трёх местах, две части которого уничтожились столкновением и взрывом топливных баков, образовалась кроваво-горелая каша.
Сгустки и обломки человеческих тел напоминали бифштекс с кровью, или полузапечённый фарш.
Искорёженный и изувеченный стальной лайнер разнесло на огромные куски по болоту в радиусе ста пятидесяти метров. Благодаря трясине, героическому подвигу пилотов, и какому-то сверхестественному чуду, случаю, погибли не все.
Это невероятно, но единственным целым и невредимым в авиакатастрофе оказался Мисин Сергей!
Выбравшись из-под приплюснутых полуобгорелых кресел, обломков фюзеляжа и месива изуродованных тел, он заковылял к опушке леса, чёрной стеной темнеющего в трёхстах метрах от места аварии.