Итальянская комедия Возрождения

Латтанцио. Ну, доложу я вам, за этими бабенками не угонишься. Взять хотя бы сегодня: гляжу, выпорхнула из дома какая-то прелестница да как припустит. Видать, отобедав, решила сладеньким побаловаться в чьем-нибудь садочке. Только знать бы: в чьем? Я, вестимо, за ней. Как дошли до дороги, что ведет к Святому Мартину, так она словно сквозь землю провалилась. «Что за чертовщина? — думаю. — Может, через ворота Святого Петра проскользнула?» Шмыг туда: иду, иду — ее и след простыл. Спросил одного, спросил другого — никакого толку. Так и остался я с носом, а в садочке уж без меня порезвятся.

Гульельмо. Доброго здравия, кум.

Латтанцио. Кого я вижу! Кум! Не обессудьте, что сразу вас не приметил. Какие новости?

Гульельмо. Сплошные огорчения.

Латтанцио. Что такое? Чем смогу — помогу. Мы слов на ветер не бросаем. Понадобится — живота своего не пожалею, а горю вашему пособлю, ведь без вас мне сейчас и живу не быть.

Маркетто. Еще как понадобится, мессер Латтанцио.

Латтанцио. Так знайте, любезный куманек, что ни у меня, ни у моих братьев нет другого отца, кроме вас. Почтем за благо доказать это на деле. Однако скажите на милость, что за напасть с вами приключилась?

Гульельмо. Не стану расписывать вам всю подноготную. Итог таков: мессер Джаннино со множеством своих дружков собрался расправиться со мной в моем же доме, без видимых на то причин.

Латтанцио. Слыханное ли дело! Что за болячка его гложет?

Гульельмо. Таиться не стану. Нынче в моем доме открылся страшный сговор: нечестивая Лукреция вкупе с Лоренцино срядились порешить меня к ночи, а самим бежать. Заточил я их в погребе, велел скрутить по рукам и ногам и, сказать по чести, твердо намерен предать смерти, ибо они есть отъявленные злодеи. Но судьбе было угодно, чтобы об этом прознал мессер Джаннино. Теперь он хочет заполучить девицу силою и разнести весь дом.

Латтанцио. Вот так так! Вовек бы не подумал про Лукрецию такое. А эти наглецы? Экая дерзость! Разошлись, точно разбойники с большой дороги. Вот что, кум, в обиду мы вас не дадим. Самому вам, в ваши-то лета, на многое рассчитывать не приходится, а у меня, ежели помните, три брата, кои преданы вам сыновней преданностью. С ними я и приду в ваш дом. А уж остальное — наша забота.

Гульельмо. Кабы не крайняя нужда, не стал бы впутывать вас в столь опасное предприятие. Навязался же я на вашу шею.

Латтанцио. Обидно даже слышать такое: ведали бы, с какой готовностью мы на это пойдем, не говорили бы так.

Маркетто. Мессер Латтанцио верно толкует. Чего греха таить, не те уж ваши годы, хозяин. У меня в этой свистопляске и без того дел хватит, так что на Маркетто надежда невелика. Не то разорят весь дом дотла, и ахнуть не успеешь.

Гульельмо. Не знаю, право, как и быть.

Латтанцио. Сделайте милость, кум, не откажите в чести занять ваше место. За мной дело не станет.

Гульельмо. Что ж, по рукам. Медлить нельзя — того и гляди, заявится вся эта свора.

Латтанцио. Вы и глазом моргнуть не успеете, как мы с братьями будем здесь: только оружие прихватим. А войдем с черного хода. Будьте покойны.

Гульельмо. Тогда за дело.

Латтанцио. Не ведаете ли, часом, какое будет при них оружие?

Маркетто. Точно знаю: обычные шпаги да щиты, кои прикроют плащами.

Латтанцио. С меня довольно и этого. Снарядимся и мы на их манер. Я мигом.

Гульельмо. Вверяю себя в ваши руки.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Маркетто и Гульельмо.

Маркетто. Ну и повезло же вам с этим мессером Латтанцио!

Гульельмо. Живи для друзей, поживут и друзья для тебя.

Маркетто. Пойдемте домой, хозяин, и прикончим, что задумали: избавимся от наших любовничков, да поскорее. Сказано — сделано.

Гульельмо. Твоя правда. Пошли.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Мессер Лигдонио и Панцана.

Мессер Лигдонио. Эй, Панцана, не мельтеши, и так все ноги отдавил!

Панцана. Да как же мне идти?

Мессер Лигдонио. Юрко, да прытко, да чтоб держался от меня в двух шагах.

Панцана. Нешто мне с мерилом за вами семенить?

Мессер Лигдонио. Хочешь — с мерилом, хочешь — без, а почтение прояви.

Панцана. Эдак, что ли?

Мессер Лигдонио. Покуда особой нужды нет, а как появится кто — помни свое место.

Панцана. Будь по-вашему. Этот осел кого угодно с ума сведет.

Мессер Лигдонио. Знаешь ли, Панцана, о чем я помыслил?

Панцана. Знать не знаю, а смекать смекаю.

Мессер Лигдонио. И что ж ты смекнул?

Панцана. А то, что не прочь были бы потискать нынче ночью Маргариту.

Мессер Лигдонио. Ха! Как бы не так. Положил я выкинуть ее из головы да приударить за одной особой, которая давеча выказала немалую ко мне благосклонность. Хотел бы немедленно ее повидать.

Панцана. То-то я диву давался, что вся эта канитель с Маргаритой так затянулась. Вот и доверяйтесь, дамы, этаким фанфаронам! И что же это за благосклонность такая, ежели не секрет?

Мессер Лигдонио. Стоял я подле нее во время службы и зевнул. Зевнула и она. А когда двое зевают, должно тебе знать, то сердцем друг к другу прикипают.

Панцана. Ничего себе благосклонность! Надо же такое измыслить!

Мессер Лигдонио. О чем ты там?

Панцана. Лучше и не придумаешь, говорю. И как она, эта дама, хороша ль собой?

Мессер Лигдонио. Прелестна, как денница.

Панцана. Как дьяволица?

Мессер Лигдонио. Изыди на два шага, как было велено. Сюда идут.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ