Итальянский роман

Так или иначе, но направление они мне указывают. Проблема в том, что я-то сказал им куда планирую попасть, но не сообразил уточнить, как именно хочу это сделать. И вместо того, чтобы отправить меня по горному хребту, вдоль которого проходит Альта Виа, они показали мне асфальтовую дорогу по низу долины, что, разумеется, с точки зрения всякого нормального человека, выглядит гораздо логичнее. Понимаю я это, только спустившись этак на километр по вертикали вниз. Набирать его обратно – уже нет никаких сил. А значит, я не увижу довольно большой кусок Альта Вии, более того, – не побываю в самой высокой её точке. Обидно до слёз. И ведь даже ничего не выиграл по расстоянию, скорее наоборот.

Бреду по асфальту. Мимо пролетают стада мотоциклов любых возможных моделей, форм и расцветок. Впервые за все мои визиты в Италию наблюдаю такое количество мотоциклов – именно мотоциклов, а не мопедов – одновременно. Вероятно, у них тут гнездо.

Дохожу до деревушки, в которой воссоединяюсь с Альта Вией. На маленькой площади – общественный питьевой фонтан, увенчанный плакатом: «Минздрав Лигурии предупреждает: употребление этой воды опасно для вашего здоровья!» Хозяева местной гостиницы, у которых пытаюсь закупить воды бутилированной, очень удивляются моему желанию и отправляют обратно к фонтану с напутствием не читать до обеда творчества местных органов власти. И вообще поменьше читать. Краем уха слышу разговор о том, что в гостинице, в связи с нашествием неких альпини, подходят к концу запасы еды.

Отсюда и до следующего городка Альта Виа проходит вдоль асфальтовой дороги. Причём «вдоль» – не означает «по». Выглядит это так: по отличной гладкой трассе лихо проносятся мотоциклисты и прочие автомобили, а я, ломая ноги и проклиная судьбу, тащусь по ухабистой лесной тропинке метрах в пятидесяти над этим великолепием. Что, честно говоря, напоминает какое-то изощрённое издевательство.

Посреди леса натыкаюсь на крепостную башню с разводным мостом. Никаких поясняющих табличек, что это за штуковина и зачем она тут нужна, не имеется. Ну и ладно. Если стоит, значит, так надо. Ловлю себя на том, что уже дошёл до состояния, когда все встречные объекты оцениваются в первую очередь по критериям «можно ли это есть?» и «можно ли в этом спать?» Ни одному из них конструкция не удовлетворяет, ибо вход в неё наглухо запечатан. Сразу же теряю к находке всяческий интерес.

Спускаюсь в городок. Здесь в полном разгаре то самое нашествие тех самых альпини: представителей элитных горнострелковых подразделений итальянской армии. Сегодня, надо полагать, у них какой-то профессиональный праздник. Другими словами, я присутствую на Дне ВДВ по-итальянски. Так оно примерно и выглядит. Весь город уставлен дорогими, по здешним меркам, машинами, между которыми бродят слегка нетрезвые и слегка нестройные ветераны-альпини. Отличий от наших десантников два: зелёные шапочки с пером вместо голубых беретов и традиционные соревнования по хоровому пению вместо традиционных соревнований по купанию в фонтанах. Ведут они себя вполне дружелюбно, однако, памятуя давешнюю противонемецкую засаду на перевале, на всякий случай выбираю наиболее свободное от альпини заведение общепита. Заведение оказывается едва ли не самым пафосным в городке. Я смущённо отвожу глаза от официантов во фраках, официанты смущённо отводят глаза от моей свежепорванной футболки и грязного рюкзака. Компания солидных синьоров за соседним столиком увлечённо обсуждает, способно ли вино из произрастающего на северной стороне холма винограда в должной степени подчеркнуть вкус блюд в это время суток. Жалея, что не догадался предварительно хотя бы сменить шорты на брюки, стараюсь спрятать исцарапанные в кровь ноги под скатерть и жевать побыстрее.

Наконец, к видимому взаимному облегчению, выкатываюсь из ресторана, ретируюсь на окраину городка и усаживаюсь на скамейку, переваривая ужин, наблюдая один из самых красивых в моей жизни закатов и любуясь на табуны проживающих в местных конюшнях симпатичных ухоженных лошадок. Вскоре, однако, симпатичными они мне больше не кажутся. А кажутся коварными и беспощадными конкурентами в борьбе за место под солнцем. Точнее, под луной. Все подходящие для ночлега поляны огорожены заборами и верёвками, дабы проклятые непарнокопытные могли без помех жрать на них траву, или чем они там ещё занимаются.

Место, чтобы разложить спальный мешок, нахожу лишь минут через сорок, уже в кромешной темноте. Неподалёку обнаруживается пара палаток с большим семейством туристов. Обнаруживается по звуку. Свидетельствую: итальянские дети, которых родители пытаются уложить спать, способны издавать крики невероятной силы. Чудовищной.

Сон второй. Тихий Тальяменто

1944 год, Новороссийск.

Рассупонилось красно солнышко. Вышел старый казак Щукарь из хаты, сел на завалинку, греется. Эх, хорошо осенью в станице! Тишина да спокой…

Но чу!.. Свист, гиканье!.. Во весь опор мчит вдоль по дороге эскадрон. Бурки, папахи, автоматы наголо. Над головами бело-сине-красный стяг реет. Спешат, торопятся.

Ишь ты, беда-то какая… Сызнова, видать, где-то красная сволочь пошаливает. Всё-то им неймётся, нехристям окаянным!

Улетел эскадрон. И вновь тишина. Никого на улице. Только у плетня, там, где верблюд привязан, два отрока промеж собой тихо гутарят. Прислушался Щукарь.

– Ma che razza di animale `e?

– Boh… Che sia un cavallo cosacco?..

Закручинился старый казак, поник головой. Плюнул в сердцах, ушёл в хату да дверью хлопнул.

Хоть похоже на Россию, только всё же не Россия.

***

Март 1920 года, Новороссийск. Другой Новороссийск, настоящий.

Слухи грозные, ужасные, наступают банды красные!..

Нет, не слухи. Красные идут. От причалов спешно отваливают разнокалиберные суда. Соединённая англо-франко-итальянская эскадра артиллерийским огнём прикрывает эвакуацию…

Нет, не эвакуацию. Бег. На палубах плечом к плечу стоят люди. Стоят, поскольку сесть не могут. Некуда. Нет места. Это остатки Донской и Кубанской белых армий. Казаки. Для них война закончена. Они проиграли. У них больше нет дома, нет земли. Под аккомпанемент британских пушек они уплывают в никуда.

***

Январь 1943 года, где-то под Сталинградом.

Сквозь вьюгу, по-бабьи закутанные в платки, в ошмётках разномастной военной формы, бредут сгорбившиеся от холода человеческие фигуры. Это остатки 3-й королевской горнострелковой дивизии «Джулия». Альпини. Для них война закончена. Они проиграли. И втайне этому рады. Нет, горные стрелки вовсе не трусы. Воевать очень даже умеют. Но здесь, на Среднем Дону, нет гор, в которых можно было бы укрыться от ужасных cosacchi e mongoli – «казаков и монголов», как они их именуют. Главное, впрочем, не это. Главное, альпини совершенно утратили представление о том, зачем Дуче вообще послал их сюда. Что забыли они тут, рядом с немцами?.. Ведь у них есть свой дом, своя земля. «Джулия», название дивизии, – не женское имя. Это Alpi Giulie – Юлийские Альпы. Под аккомпанемент русских пушек они возвращаются на переформирование туда, домой. В Венецию-Джулию. Во Фриули. В Карнию.

Карниа – регион не административный, а историко-географический. Расположенный в правом верхнем углу карты Италии. Тысяча двести квадратных километров гор над рекой Тальяменто. На западе – Паданская равнина, на севере – Австрия, на востоке – Словения. Древний перекрёсток культур и смешения народов, населённый потомками итальянцев, немцев, славян. Не слишком утончёнными, но трудолюбивыми и добродушными крестьянами.

В сентябре 1943 года измученная войной Италия заключила перемирие с Великобританией и Соединёнными Штатами. И мгновенно подверглась немецкой оккупации. Карниа превратилась в район Operationszone Adriatisches K"ustenland (OZAK) – «Оперативной зоны Адриатического побережья» под управлением немецкого гауляйтера. Фактически – стала частью Третьего рейха.

Альпини – тем из них, кто умудрился выжить, не попасть в плен и добраться домой – рейхи, гауляйтеры, фашисты и нацисты стояли уже поперёк горла. Слишком долго они умирали за них в Греции, Африке и России. Альпини оглянулись по сторонам. Вокруг были Альпы. Альпы – это горы. Горы – это родина. А они были горными стрелками. И за Родину привыкли сражаться. Наконец-то почувствовав себя в своей тарелке, альпини оседлали вершины с перевалами и оттуда принялись стрелять по немцам. Стреляли они метко и часто попадали. Помогали им в этом не только родные горы, но и Бог. Плоть от плоти набожных карнийских крестьян, они сразу же получили благословение католического духовенства. Тут наверх вскарабкались местные коммунисты и поинтересовались: не будут ли альпини возражать, если они тоже вместе с ними немножко постреляют? Те не возражали. Сделав скидку на условия военного времени, Бог, в виде исключения, начал помогать и этим безбожникам.