Иуда 'Тайной вечери'
Шрифт:
Братья посмотрели на него, один - качая головой, другой - с сочувственной улыбкой. С минуту оба молчали, казалось, на этот раз ни старшему, ни младшему не хотелось говорить первым. Ансельм уверенным жестом, при его неуклюжести просто на диво ловким, выхватил у нервозного брата стеклянную мисочку с соленым миндалем и тем спас ее от падения на пол.
– Господи Иисусе!
– вздохнул он.
– Чуть было не случилось беды... Под суд? Боччетту? Что вы такое говорите?! Вы здесь чужой. Вы понятия не имеете о здешнем судопроизводстве!
– И о том, что означает в Милане судебный процесс, - подхватил младший брат, озираясь по сторонам
– Особенно для человека приезжего, да еще когда противник не кто-нибудь, но Боччетта.
– Он вытащил связку ключей и стал подбрасывать ее в воздух и снова ловить.
– Вы правда думаете о процессе? Тогда запомните: горючими слезами будете плакать вы.
– И это не считая обжалований, протестов, пересмотров и формальных рогаток, которых наберется не один десяток.
– А уж сколько бывает всякой путаницы, фальшивых вызовов и что творится с документами, которые пропадают и никогда больше не находятся, об этом и говорить не стоит.
– Вам придется иметь дело с заседателями, референдариями, поверенными, адвокатами и заместителями, с секретарями суда, судебными приставами и рассыльными, и все, как один, будут требовать от вас денег...
– И вы будете платить, беспрестанно и не ведая роздыху. За составление, за обработку и за подачу иска. За вызов в суд обвиняемого и каждого из свидетелей, за наложение печати, за экспертное заключение...
– И за то, что вам позволят просмотреть документы. Вы будете платить за каждую судебную копию и за каждую запись в деле...
– И за каждую регистрацию, за оформление каждой бумаги, за каждую подпись, даже за каждое salvo еггоге8...
– И однажды, - сказал старший, - вы, к своему изумлению, узнаете, что ваш иск in absentia9 отклонен. Вы поднимете шум и подадите ходатайство о возобновлении разбирательства...
– И тогда все начнется сызнова, - продолжил младший.
– Вы растратите свои деньги, а под конец, когда все это вам надоест и вы захотите уехать, средств у вас будет так мало...
– ...Что их не хватит ни на мула, ни даже на ручную тележку, заключил старший брат и с досадливым выражением на лице отставил водяные часы подальше, чтобы младший брат не мог до них добраться.
– Вот, значит, как обстоит в герцогстве с юстицией!
– озадаченно пробормотал Бехайм.
– Теперь понятно, что он имел в виду, когда сказал, что лучше мне сесть задницей в крапиву!
– Что вы пристали ко мне с вашей задницей!
– возмутился старший из братьев, который расслышал только одно это слово и истолковал его на свой лад.
– По-вашему, я в ответе за миланскую юстицию? Я только хочу остеречь вас от ущерба, потому и рассказал, каково положение вещей, а вы вместо благодарности разражаетесь бранью. Видно, годы пройдут, пока этакий приезжий из-за гор научится тут изящным манерам и учтивому обхождению!
– Простите великодушно, - сказал Бехайм, совершенно не понимая, в чем его упрекают.
– Я не хотел вас обидеть. Стало быть, в суд я не пойду. Но что же мне делать? Как подумаю о Боччетте и о том, что он по злобе не возвращает мои семнадцать дукатов да еще надо мной же и глумится, глаз ночью сомкнуть не могу.
– Коли вам ночью не спится, - наставительно заметил старший брат, почитайте Священное писание. За чтением гнев утихнет и сменится усталостью.
– Премного вам благодарен, - сказал Бехайм.
– Однако ж таким образом я моих семнадцати дукатов
– Постарайтесь о них забыть!
– посоветовал младший из братьев. Сделайте усилие и выбросьте их из головы! Вычеркните из памяти! Человеку вроде вас не к лицу из-за семнадцати дукатов затевать свару с отъявленным мошенником, которого почтенные люди даже взглядом не удостаивают!
– И не сомневайтесь, - утешил и второй брат, - уж на том свете он от наказания не уйдет!
– Конечно, сударь, конечно, - сказал Бехайм.
– В этом я никак не сомневаюсь. Но мне охота получить свои деньги на этом свете.
– Видать, в денежных делах вы советов не слушаете и коснеете в своем твердолобом упрямстве, - укорил младший брат.
– Не мешало бы, - сказал старший, - научиться превозмогать себя, обуздывать свою алчность.
Это было уже слишком, Иоахим Бехайм не выдержал.
– Клянусь крестом Господним!
– вскричал он.
– Довольно об этом! Вы меня еще не знаете, и Боччетта не знает, с кем вздумал тягаться. А когда узнает, очень и очень пожалеет. Пока что всяк, кто шел против меня, сильно в этом раскаивался.
Братья посмотрели друг на друга, а младший даже присвистнул.
– Ну, коли у вас такое на уме...
– начал он.
– Хорошо ли, однако, забегать вперед суда Господня...
– усомнился старший.
– И все же многие были бы рады попотчевать его этакой "закусочкой", заметил младший.
– Оно конечно, умеренная порция этакой закуски норой творит чудеса, согласился старший.
– Повышает готовность выложить денежки.
– Только сами не беритесь. Понятно, решимости да ловкости вам не занимать стать, а вот навыка да уверенности явно маловато. Чуть перестараетесь - и навлечете на себя беду.
– Да и зачем самому-то? Для этого есть другие. Наверняка найдутся люди, которые за скромную плату охотно...
– Пойдите, к примеру, в трактир "Барашек" что неподалеку от обора, и спросите там некоего Манчино, а если не застанете его на месте, оставьте весточку, приятели ему все доложат.
– Он свое дело знает. Кинжалом орудует чисто и аккуратно...
– Ему это все равно что нам макрель разделать, - подытожил старший брат, и тут Бехайм вспомнил, что намедни в трактире, как раз когда хмель уже малость ударил ему, Бехайму, в голову, Манчино предлагал что-то в этом роде: "Вам незачем себя утруждать, доверьте это мне..."
Иоахим Бехайм поднялся и стоя осушил кубок до дна.
– Благодарствуйте, господа!
– сказал он.
– Превосходная мысль, а самое замечательное в ней то, что она легко осуществима. Я знаю этот трактир и знаком с Манчино. Вообще, я не люблю идти против закона. Но в этом случае речь о Боччетте, и, по-моему, будет вполне резонно и правильно поступить сообразно местному обычаю.
И он взмахнул рукой, будто кинжалом ударил.
7
Вот уж в третий раз встретились они в условленном месте, в роще пиний у дороги в Монцу, только нынче не остались под открытым небом, а загодя укрылись в прибрежном трактире, потому что день выдался пасмурный и грозил дождем. Когда они подошли к дому, канюк, прикованный цепью к деревянной колоде, захлопал крыльями и хрипло закричал. Вместо хозяев, которые днем работали в поле, редких посетителей в тесном зальчике обслуживал мальчишка-подросток, Никколе он подал молоко и булку со смоквами, а Бехайму - фурланское вино в тыквенной бутылке.