Иван Берладник. Изгой

Скрипнула дверь, зашуршали лёгкие шаги.

–  Ты кто таков?
– послышался девичий голос. Иван обернулся. Он задумался и не заметил, как рядом появилась девушка. Нарядно одетая, на тёмно-русых волосах кокошник, из-под которого виднеется длинная коса с ярким накосником. Тёмно-вишнёвые глаза глядят смело и по-доброму. Что-то было в ней и чужое - и в то же время близкое, родное.

–  Иван я. Ростиславич. С Берлада. Служу князю Юрию Владимиричу.

–  Что-то прежде не видала я тебя при дворе, - заметила девушка.

–  Так я с весны только и служу. Посылал меня князь в Подвинье, с тамошними новгородцами воевать. Я только что воротился, службу справил, а самого князя в городе нет. Вот и думаю, куда подаваться.

–  Погоди тут. Чай, место сыщется.

–  Так ведь не один я. Люди со мной.

–  И людям найдём место!… Эй, кто там?
– девушка перевесилась через перильца, глянула на двор.
– Овдоха, крикни девок - пускай обед готовят дружинникам!
– окликнула она бабу, высунувшуюся на шум.

–  Благодарствую, - коротко поклонился Иван.
– Как звать тебя, не ведаю…

Девушка расправила плечи, став сразу взрослее. Взглянула так, что у Ивана ёкнуло сердце.

–  Ольга Юрьевна, - и сразу будто межа пролегла между княжьей дочерью и князем-изгоем.

Шёл Ольге в ту пору семнадцатый год. Большинство боярышень и княжон в это время уже замужем. Но после того, как умерла матушка, половецкая княжна Аеповна, совсем ещё юная девушка взяла в свои ручки княжий терем. Стала она сестрой и матушкой младшей сестрёнке, которой тогда было всего семь годков. Когда же Юрий женился вторично, его новая жена, византийка Ирина, с падчерицей общего языка не нашла. И жила Ольга словно цветок полевой - и княжна, и никому не нужна. Только недавно стал заботиться Юрий поискать жениха для старшей дочери, да достойного найти не мог. А пока сидела Ольга в девках, и её младшая сестра, обручённая с Олегом Святославичем, оставалась при отце - покуда старшая не сговорена со двора, младшей о свадьбе думать нельзя!

Исподтишка Иван разглядывал княжну. Пошла она статью в старую родню - в отцову мать, английскую принцессу, а видом в деда Мономаха. И русая коса, и сине-серые глаза, и черты лица - разве что скулы были широкие, половецкие, да отцовы брови вразлёт.

–  Ты… ступай, - негромко молвила Ольга, вскинув глаза.
– Не ровен час, увидит кто…

–  Чего ж стыдиться?
– неожиданно воскликнул Иван, сам кляня себя за несдержанный язык.
– Аль забедно княжьей дочери на крыльце со слугой отца своего стоять? Языков злых боишься? Так я сам княжьего рода и тебе ровня!

–  Князь?
– она по-детски удивлённо захлопала ресницами.

–  Князь. Берладский… Меня так и зовут - Берладником.

–  А это где такое?

Иван усмехнулся. Ему вдруг стало легко и весело.

–  Далече, - он поднял голову, вглядываясь в даль, словно надеялся за рекой, посадом и подступающими к нему лесами и полями разглядеть родную Червонную Русь.
– На Дунай-реке.

–  А это дальше, чем Киев?

–  Дальше. У самого моря Русского. Там всё по-другому.

–  Скажи, - попросила Ольга.

–  Так не песенник я. Ладно сказывать не умею, - упёрся было Иван, но девушка глядела так внимательно, что он вздохнул и послушно стал вспоминать.

–  Города там другие… Галич, Звенигород, Плесненск, Перемышль… В Перемышле сперва отец мой княжил, а как он помер, так стрый-батюшка отослал меня в Звенигород и сам князем надо всей Червонной Русью стал. Города наши… они совсем, как здесь. Только каменных домов поболе.

–  Вы дома из камня делаете? Леса, что ли, нету совсем?
– Ольга улыбнулась шаловливо.

–  Леса есть, а только не такие, как тут. У нас всё больше буки растут, дубы и тополя. Аеще - каштаны…

–  А это что такое?

–  Навроде вашего явора [17] , только лист побольше и орехи висят колючие. Смерды их варят и едят, а я не пробовал. А сосен и елей нет совсем. И зимы не такие лютые, как тут. Рядом же Русское море, а за ним Византия. До неё рукой подать! Наши купцы в Олешье. как к себе домой, ходят и в Византию тоже. Наш род ведь с ихними императорами в родстве - императрица Ирина мне родная тётка… А рыбу к столу ловят не только в реках, но и в море… А ещё там горы есть - Угорские их зовут, потому как за ними угры живут. Прабабка моя оттуда родом, дедова мать. А к северу поскачешь - к ляхам попадёшь. Ляхи деда моего, Володаря, один раз ловили. Я тогда только народился, не помню, а отец сказывал. Он в посольстве к тамошнему князю ездил, выручал родителя. Выкуп богатый заплатили - никак со всей Руси золото и серебро собирали.

17

Явор - дерево рода кленовых.

Увлёкшись, Иван не сразу заметил, что Ольга Юрьевна опустила глаза и отвернулась. Испугавшись, что обидел княжну, Иван коснулся её локтя:

–  Ты чего? Аль сказал что не то? Так прости - не со зла я…

Она подняла ставшие печальными глаза.

–  Ничем ты меня не обидел, Иван Ростиславич, - молвила тихо и попыталась улыбнуться.
– Ты про Византию сказал… что родня у тебя тамо… Три зимы назад из Византии приплыла батюшке новая жена, братцу Святославу мать, а мне мачеха. Тоже должна быть родней, а не лежит сердце.

Девушка вздохнула, отводя глаза, и Иван мягко взял её за руку.

–  Не печалься прежде времени, - сказал он.
– Авось судьба твоя ещё переменится и будешь счастлива.

Ольга медленно подняла голову, взглянула Ивану в лицо… румянцем вспыхнули её круглые щёки, и она, пролепетав что-то, вырвала руку из его ладони и опрометью бросилась вон.

4

Осенью пришла с юга злая весть. Не гонец принёс её - прискакал на худом жеребце, без дружины, без казны и бояр, бросив в каком-то городце жену и детей, княжич Ростислав Юрьич. Не желая дробить свой удел, Юрий Долгорукий не выделял сыну отдельных городов в кормление, не хотел, чтобы подросшие сыны становились слишком самостоятельными, - вот и взбунтовался старший. Ещё прошлой зимой ушёл он в Киев, стал подручником Изяслава Мстиславича, получил от него пять городов на границе с Волынской землёй. А летом дошли до великого князя слухи, что, обидясь на разорение Суздальской земли и на то, что великий князь спустил черниговским Давидичам измену и бегство Святослава Всеволодича, задумал Ростислав крамолу против Киевского князя. Не разберись, что к чему, Изяслав повелел Ростиславову дружину посадить в поруб, туда же отправить его бояр, казну отписать на себя, а самого Юрьича со словами: «Каков отец, таков и сын!» - на худой лодке с тремя ратниками отправил в Суздаль.

Иван встретил весть о возвращении Ростислава, воротясь из похода - посылал его Юрий Владимирич потревожить окраины Булгарии, а на обратном пути пройтись по Муромским и Рязанским землям, поглядеть, не готовят ли тамошние князья похода против Суздаля. Зайдя на княжье подворье в Кидекше, Иван увидел привязанного к коновязи худого, с грязными ногами и брюхом, чалого жеребца и от холопов узнал о возвращении старшего Юрьевича.

Тот в те поры сидел у отца, жаловался на свою горькую долю.

–  Жену да сыновей пришлось оставить в деревне - Ярополку третий месяц всего, боялся, что малец не сдюжит, - говорил он, сутулясь под тяжёлым взглядом отца.
– Худо было - в простых избах ночевали, как смерды, ели, как смерды, спали… И это я, князь из Мономахова рода!

–  Ярополк, что, там родился?
– Юрий сидел, развалясь, ещё потолстев с зимы и неприязненно смотрел на сына.

–  Там… В Бужске. Который тебе Изяслав дал?

–  Угу…

–  А ты и рад был… щенок сопливый!
– Юрий сердито засопел.
– Куды ты бег? Мало тебе было тут места?