Иван Берладник. Изгой
Шрифт:
Он спросил всех, а сам смотрел только на Ивана - помнил, что перебежал Берладник от Ольжичей. А ну, как захочет вернуться, узнав, что они снова в силе? Иван встретил взгляд Ростислава.
– Ты, княже, меня на службу взял, - негромко молвил он, - землёй оделил. За тебя и землю твою я буду биться, когда и с кем прикажешь. Скажи - и сей же час пойду. Дружина моя готова давно.
– Да как же сейчас?
– заворчали бояре, косясь друг на друга - Урожаи не собраны, жито в закрома не положено. Даже сено - и то косить не кончили… Дал бы хоть седмицу-другую - колос только начал наливаться! А не то зиму бедовать станем. Чего в рот положить, когда
Только двое-трое, и среди них Внезд, твёрдо сказали:
– Когда прикажешь, тогда и выступим, княже! Ростислав молчал, терпел, хмуря брови, а после стукнул кулаком по подлокотнику.
– Рати готовить, - молвил жёстко.
– Как прикажу, так и выступим. Супротив великого князя не пойду! А вам всем - ждать слова!
Слово прозвучало девятнадцатого числа зарева-месяца. Кияне отказались идти в ополчение против Юрия Суздальского, говоря, что он тоже Мономахова корня и они не хотят распри между стрыем и сыновцем. Опасаясь, что в его отсутствие кияне вызволят Игоря Ольжича из монастыря и поставят князем, Изяслав не придумал ничего лучшего, кроме как подговорить своих верных людей. Те вместе с толпой взбудораженных киян хлынули на монастырский двор… Игорь был убит. Война началась.
…Тесовый терем стоял прочно, отгородившись тыном. Кроме боярского дома, были там ещё две хоромины и в два ряда клети и повалуши с добром. Пошедший в дозор рыжий Ермил углядел, что в ворота как раз въехал небольшой обоз. Это была удача - знать, добра много и ещё больше привезли.
От ближнего леса, где схоронились ватажники, усадьбу отделяло поле. Налететь и ударить не получалось. Посему ехали открыто, чуть не распевая песни. Иван Берладник с Мироном и Мошкой - впереди. Их заметили издаля, отроки засуетились, закрывая ворота.
– Эй, не гомозись!
– крикнул Иван, поднимая руку.
– Чего всполошились? Не тати мы, а княжьи люди! Чей терем?
– Боярина нашего, Удачи Прокшинича, - ответил старшой отрок.
– Боярин дома ли?
– Дома. А тебе что с того? Аль вести ему привёз какие?
– Есть и вести, - Иван оглядел своих людей, словно прикидывая, кто из них везёт грамоту.
– Зови боярина!
– А сам ты кто таков? И чьего князя человек?
– Ничей я. Сам князь. С Берлада. Зови боярина, кому сказано!
Иван конём надвинулся на старшого, но тот выставил копье:
– А ну не озоруй! Сейчас такие времена, что каждый себя князем сказать норовит!
– Да как ты смеешь, пёсья харя, князя порочить?
– не стерпел Мирон и хватанул из ножен меч.
– А ну прочь, пока цел!
Он махнул мечом и перерубил древко копья у самого наконечника. Это было началом. Боярские отроки кинулись на берладников. Кто-то поспешил затворить ворота, несколько человек устремились в глубь усадьбы, зовя подмогу, но берладников было больше. Те, кто не схватился с отроками боярина Удачи у ворот, пускали через тын стрелы, лезли на забор, по-половецки метали арканы. Спешась, Мошка рубил топором воротину, и щепки летели по сторонам.
Несколько человек, среди них Бессон с Ермилом, перевалили через тын. Одного пришпилили стрелой к забору, ещё двух зарубили, но берладники успели скинуть засов, и конники ворвались
внутрь усадьбы.Сеча сразу растеклась по двору. Метались перепуганные холопы, бегала челядь, визжали девки. Берладники рубили отроков с коня. Иван с Мироном и Степаном пробились к крыльцу первыми. От Степанова топора затрещала дубовая дверь. Ещё несколько молодецких ударов - и она разлетелась пополам. Подоспевшие берладники хлынули внутрь, еле успев пропустить князя.
Нашли забившуюся в угол ключницу, нескольких дворовых девок и старуху, которая начала было плеваться в ватажников, бормоча заговоры. Какой-то горячий парень наотмашь ударил её мечом - старуха рухнула поперёк всхода.
Иван выскочил на крыльцо. Ватага уже хозяйничала на подворье. Волокли добро, хватали визжащих девок, сбивали замки с клетей.
– Боярин, пёс, ушёл!
– крикнул Иван.
– Боярина ищите!
– Не мог он уйти!
– кое-кто из ватажников побросал работу.
– Мимо нас и мышь не проскочит…
– Эй!
– вдруг откуда-то снизу послышался шёпот.
– Эй, находник! Сюды глянь! Да пониже…
Иван поискал глазами, даже перегнулся через перила крыльца и ахнул - под крыльцом была устроена конура, возле которой на цепи сидел заросший грязный мужик. Стоя на коленях, он двумя руками держался за ошейник.
– Ты чего тут?
– Боярин Удача меня на чепь посадил заместо кобеля. Видал я, куды он схоронился. Вели освободить меня - покажу его заимку!
Крикнув своих, Иван скатился с крыльца. Мужик только прижмурился, когда топор Мошки разрубил цепь у самого ошейника и вскочил на ноги с таким видом, словно хотел лететь.
– Вон куды он схоронился!
– бросился бежать, указывая на маленькую дверцу.
– Там подклеть, а оттуда ход идёт в огороды.
– На огород, живо!
– Человек пять ватажников во главе с мужиком бегом бросились на поиски.
Кабы не мужик, ушёл бы боярин Удача. Тот углядел его за голыми кустами и ринулся головой вперёд. Удача Прокшинич зарычал зверем, стал отбиваться и успел поранить мужика, но тут подоспели другие ватажники. Навалились кучей, заломили руки назад и волоком притащили на двор. Мошка вёл пошатывающегося мужика. Голова того была в крови.
– Ишь ты, - Иван, облокотясь на перильца крыльца, смотрел на боярина.
– Строптивый…
– Ишшо какой!
– загомонили ватажники.
– Чисто лютый зверь!
– Сами вы хуже псов поганых!
– вскинулся Удача.
– Налетаете, ни князя, ни Бога не боясь!
– Бог-от далече, а князь… Где твой Юрий? Никак в Суздале сидит, носа высунуть боится, - усмехнулся Иван.
– Ничо, - проворчал боярин.
– Ишшо поглядим, чей верх будет!
– Хвалилась жаба море выпить - тут её и порвало, - скривился Иван.
– Мне твой князь не страшен. Да и ты сам… Чего с тобой творить?
– Дозволь, господине, его на мою чепь посадить!
– подал голос давешний мужик.
– Пущай побудет в моей шкуре!
Удача Прокшинич не стерпел. Зло плюнул в сторону Ивана:
– Холоп… б… сын!
У Ивана чуть шевельнулись скулы. Берладники не удивились, когда он резко выпрямился и отступил от перилец:
– Вздёрнуть. Тут!
Отвернулась удача от Удачи Прокшинича, боярина Суздальского. Взлетел он над воротами терема в петле, закачался, задёргал ногами, вываливая язык, да вскоре и затих. И не видел уже, как проезжали из разорённой усадьбы подводы, гружённые добром, как вели под уздцы его коня, как жадно ватажники поглядывали на лари с заветным золотом.