Иван Московский. Том 5. Злой лев
Шрифт:
Адепт Механики стоял у своего шатра и наблюдал за лагерем экспедиции над которым поднимались дымы костров… и табака. Во всяком случае ему так казалось.
О том, что они каким-то невольным образом завезли в Новый свет оспу он думал. И много думал. Делая записи и наблюдения. А также проводя опросы, которые подтверждали — до их прибытия такой болезни местные не знали.
И поэтому смотрел на табак, как ответ.
Что-то вроде встречного наказания.
Майя,
Женщин и детей от табака защищало табу. Взрослые же мужчины майя курили поголовно. И довольно много — по любому поводу и без.
Стремление Иоанна к созданию устойчивого конгломерата через слияние культур привело к тому, что часть членов экспедиции поженилось на местных женщинах. И вошли в круг местных родов да кланов, где их приобщили к традициям. Дескать, не куришь, значит не мужчина. На оставшихся членов экспедиции эта традиция перекинулась достаточно быстро. И теперь адепт Механики наблюдал как почти вся экспедиция бессовестно дымила.
— Это катастрофа… — покачал он головой.
— Дьявольское искушение, — добавил священник.
— Но что нам с ним делать? Оно крайне заразно. И запреты… даже если запретить, не думаю, что это что-то изменит.
— Даже если запретит церковь?
— Я разговаривал с людьми. Им нравится. Серьезно. Каждый рассказывает что-то свое, но никакой запрет ничего не даст. Первые дымящие брали табак за океан… домой, не в силах отказаться. Тех же, кто отказывался от курения на время возвращения, сильно ломало. Это страшная страсть.
— В Святом Писании нет упоминания табака. А значит его употребление — богопротивно. Так людям и нужно сказать. Они ведь желают спасти свою душу.
— Уверен, что скажут иное. В Святом Писании и нет ничего кроме растений, растущих вокруг Средиземного моря. Особенно Ближнего Леванта. Видимо те, кто его писали, хоть и вдохновлялись Всевышним, но другого не ведали. Так что, если опираться на ваш довод, то клюкву, чернику или скажем карпа нельзя употреблять в пищу. Они ведь не упоминаются.
— Это другое! Понимать надо!
— Отчего же? Упоминания нет? Нет. Ну вот и все. Но ты не подумай, отче, мне все это дымное дело очень не нравится. Я просто становлюсь на позицию критика-оппонента, чтобы понять, как они воевать с нами станут. И, честно говоря, не вижу, как убедить человека отказаться от курения.
— Может назвать этот ритуал дьявольским искушением?
— Арбалет сколько раз в Европе пытались запретить как-то так же? Что-то получилось хорошего из этого? Если людям что-то нужно, никакой церковный запрет ничего не сделает.
— Эта трава для воскурения какое-то проклятье. — покачал головой священник. — Словно бы Лукавый сам наслал его на нас.
— Или Всевышний послал нам испытание.
— Или Всевышний, — согласился священник, перекрестившись.
— Наш король во время нашей последней беседы рассказывал про то, что было бы неплохо организовать выращивание сахарного тростника на Кубе. Работа трудная. Многие местные
вряд ли обрадуются такому делу. А принуждать их силой очень не рекомендовалось.— Ты прекрасно знаешь, что эта работа едва ли отличается от адских мучений, — грустно заметил священник. — Люди не выдерживают таких ужасов и быстро мрут.
— Нашей коллегии он поручил придумать способы максимального облегчения труда на тростниковых плантациях. В первую очередь — механизмы. Иоанн поставил максимальный приоритет задачи. И мы плотно над этим работаем.
— Это славно, но причем тут табак?
— С сахарным тростником, когда это еще удастся все удумать. Наши люди на Канарских островах и Мадейре внимательно все изучили. Дело сложное. Наверное, даже очень сложное. И не быстрое. Государь же наш не хочет, чтобы людей попусту изводили. Вот… может… табак тут и разводить? Да продавать на Атлантическом побережье. А лучше в Нидерланды.
— Католическая церковь точно будет против.
— Так через нее и продавать. Я точно знаю, среди их духовенства хватает дельцов. Чем они только не торгуют. Вот и предложить им заработать «долю малую». Объяснив, что люди вон как лихо привыкают. И что будут постоянно платить.
— Это богопротивное занятие, — покачал головой священник. — К тому же, кроме сахарного тростника в этих краях много чего полезного и интересного растет. Тот же перец, ваниль и прочее. Нам есть чем торговать. И я не думаю, что табак возить в Европу — это хорошо.
— Он туда все одно попадет, — пожал плечами адепт Механики. — С нами или без нас. Смотри — члены экспедиции без него не могут. И они точно возьмут его с собой. А запретим? Выкинут нас за борт.
— Даже так?
— А ты как думал? Это воздаяние за грехи наши.
— Ну… не знаю…
— Табак — это зло. Явное. Но мы уже заразились им. И теперь — от него никуда не деться. Я не вижу способов, который бы позволил его победить и остановить распространение. Разве что выжигать каленым железом всех, кто курит. Хотя… я не думаю, что запреты и какие-то крутые меры смогут сделать хоть что-то. В таких делах прямые запреты — пустое дело.
— Ты не веришь в слово пастырей Его… совсем не веришь.
— Я верю в слабости человека. А они уже сказали свое слово. — произнес адепт Механики, махнув рукой в сторону курящего лагеря. — Иоанн как-то сказал, что то, чему невозможно противиться нужно возглавлять и пытаться получать с него пользу. Табак, я мню, словно наводнение и ураган. Что ты с ним сделаешь?
— Если мы начнем торговлю табаком, то он попадет и в нашу державу.
— Он туда уже попал.
— Как это? Когда?
— А вот так. Мне признался один из морячков. Один из начальных людей на галеонах из речных. Он как приехал направил семена семье и наказ — разводить.
— Найдем и изымем.
— Так другие что, так делать не станут? — усмехнулся адепт Механики. — Это зараза и она заразна. Единственный способ это все пресечь — убить всю нашу экспедицию. Чтобы никто из зараженных не вернулся домой. И надеяться, что семена того морячка просто не приживутся. Но это временная мера. Сюда придут новые люди. И они точно окажутся заражены. И разнесут эту заразу, словно чуму.