Иван Московский. Том 5. Злой лев
Шрифт:
— Если наши страны будут жить в мире, то я не вижу препятствий для вашей торговли. Но это я. Иоанн же создавал Волжский путь…
— И мы будем вести по нему торг. Разве мы можем от него отказаться? Да и сам подумай — много ли можно будет вывести караванами до Трапезунда? Там ведь горы. Но я хочу, чтобы не только через Волгу шел торг. В конце концов — это ведь тоже будет ваш порт.
— В таком случае я принимаю твое предложение. — произнес Даниил Холмский. И они с султаном перед многими уважаемыми воинами, присутствующими здесь с обоих сторон, пожали руки.
— А мы? — спросил
— Военную добычу. Я набивал цену, говоря, что там нечего взять. А если там будет мало добычи, то король от своих щедрот дарует вам либо ценными вещами, либо монетой награду.
— Ты это гарантируешь?
— Я не король и я не могу решать за него. Но если мы освободим Трапезунд и поклонимся им Иоанну, то, уверен — благодарность его будет великой. В конце концов степь давно не воюет. А какой воин, если его рука забыла сабли и лука? Тут же верное дело. Если же что-то пойдет не так — мы всегда сможем уйти. Нас разве кто-то насильно будет держать в этом походе? Не знаю, как вы, но я вижу в нем славу и богатство. Наше с вами славу и наше с вами богатство. В крайнем случае мы скажем, что, не доверяя Турану, решили проводить войско подальше. А то, вдруг они решили бы вернуться?
— Ну разве если так… — усмехнулся хан Синей орды. Чуть помедлив к нему присоединились остальные…
— Мы должны придумать, как его разбить! — устало повторил Фридрих на совете в Вильно.
— Мы не можем его разбить! — упорствовал глава швейцарцев.
— Но почему?
— Потому что он очень осторожен и не лезет в ближний бой. Его люди раз за разом обнаруживают наши засады. А без большой драки накоротке победы нам не добыть.
— Мы можем где-то раздобыть артиллерию? — спросил Император.
— Это нам не поможет, — заметил один из командиров, утраченной под стенами Смоленска артиллерии.
— Отчего же?
— Что при Смоленске, что при Полоцке орудия Иоанна стреляли очень быстро и слажено. Мы не знаем из-за чего так. Впрочем, аркебузиры у него тоже били невероятно часто. Видимо он что-то удумал и пользуется этим. Мы же, если выставим против него даже хороший парк, окажемся разбиты. Просто потому, что не сможем выдержать тот ураган из ядер, который на нас обрушится. А если к нашим позициям подлетят те конные пушки, то и подавно. Это поистине удивительная находка. Подлететь. Ударить. И отскочить…
— Вы совсем ничего не сможете?
— Совсем, — покивали все командиры артиллеристов.
— Хоть к нему на службу нанимайся, чтобы узнать, как там что устроено. У него ведь не только в скорости стрельбы преимущество. Вы видели, как выглядели его пушки? Они совсем другие. Вроде такие же на первый взгляд, но там все иначе устроено. Особенно в лафете.
— Да, — согласился с ним другой артиллерист. — Он совершил прорыв в нашем деле. Оттого и силу обрел великую. Кто против таких орудий выстоит?
— И аркебуз, — поддакнул им командир швейцарцев.
— И аркебуз, — покивали они.
— Значит вы думаете, что кроме ближнего бой у нас нет надежды?
— Нет, — хором ответили многие при молчаливом согласии остальных.
— Я думаю, что нам нужно отходить в свои земли. — заметил один из курфюрстов. — Стараясь избегать битв с
ним. Что будет непросто. Он ведь постоянно висит у нас на хвосте. Но не нападает. Знаете, почему?— Подумаешь секрет, — усмехнулся командир швейцарцев. — Он ищет подходящее поле для боя. И пытается поймать нас там, чтобы отойти мы не могли, принимая вновь драку на его условиях.
— Поэтому нам нужно очень сильно думать — куда и как мы отходим.
— А мы не можем от него оторваться? — спросил Император.
— Только если он окажется чем-то очень занят. Но и тогда… — покачал командир швейцарцев. — Не знаю, кому он там продал душу, но его войско очень быстро передвигается.
— Наша разведка почти всегда находит его на отдыхе, — поддакнул венгр. — И нередко в хорошо устроенном лагере. Любо-дорого посмотреть.
— Продал душу… продал… — покачал Фридрих. — Пожалуй.
— Это была шутка, — поправился командир швейцарцев.
— А я так не думаю. — мрачно произнес Император.
— У нас нет доказательств этого. Справедливость же войны…
— Какая справедливость?! — рявкнул Фридрих, вспылив.
— Среди ребят много слухов ходить. И многие говорят о том, что это Папа учудил, отправив нас на верную смерть против воинства, освященного благодатью Всевышнего.
— Чушь!
— Если это чушь, то почему мы не можем его разбить?
— Из-за того, что он продал душу дьяволу!
— Но ведь нас благословил Святой престол. Неужели поддержка Всевышнего столь ничтожна перед каким-то там дьяволом? Всесильного и всемогущего, хочу заметить. Или, быть может, ее у нас нет. А у него есть? Ведь Константинополь он освободил.
— Впадая в вассальную зависимость.
— Он забрал его добрым словом. Что чудо. Вассальную же зависимость с него снял Всевышний своим проведением, прибрав султана. Что еще одно чудо и явное благоволение небес.
— И что ты мне хочешь сказать?
— Что нас обманули. И что нам пора уходить отсюда, пока нас всех тут не положили. Быстро-быстро. Смоленск и Полоцк — хорошие уроки. И если при Смоленске можно было усомниться. И я усомнился, веря в своих ребят. То Полоцк все окончательно разрешил. Мы не сможем его побить в поле, что этим войском, что в десятеро более сильным. Ибо с ним Бог!
— Это ересь!
— Разве Бог не в правде? — спросил Александр Литовский.
— Как-как? — спросил командир швейцарцев.
— Так говаривал один из его предков. Что не в силе Бог, а в правде. Иоанн обещал пойти в Крестовый поход и освободить Константинополь. Он сходил в него и вызволил город. И мы теперь войной на него идем, словно он клятвопреступник. Это ведь не правда. Он что обещал, то и сделал. Он ведь не клялся утопить всю Великую Порту в крови. И даже войско разбить османское не клялся.
— Но это подразумевалось!
— Кем?
— Как кем?
— Я такого не слышал. А ты слышал? — спросил Александр у командира швейцарцев.
— И мне не доводилось.
— А вы? Видишь — никто не слышал. Да, так не принято. Но разве не добрым словом должен увещевать добрый христианин? Разве это не чудо? А тут мы…
— Ты хочешь сказать, что я пошел против Всевышнего? — процедил Император.
— Это в войске все говорят, — вместо Александра произнес командир швейцарцев. — Приговаривая, что иначе бы Господь не отнял твоего единственного сына и не пресек твой род.