Иван - я, Федоровы - мы

– И нечего знать!
– еще больше возмутился Богданович.
– Из-за этого пожара нас могли разбомбить! Люди без боя погибли бы!

– Все-таки мальчишка... Рядом война, а ему приходится кашу варить...

– Жалость, комиссар, иногда боком выходит.

– И жестокость тоже, товарищ капитан.

– Ты где учился?

– В университете на истфаке.

– А я историю изучал на войне. В финскую командир у нас пожалел одного. Разожги, говорит, махонький костер, погрейся. Этот огонек стоил жизни роте солдат.

Ваня склонил голову. Слова капитана жгли больнее горючки.

Запыхавшись, подбежал повар:

– Лейтенант Дымов с пехотой сорвался!..

– Как это сорвался?
– Капитан гневно посмотрел на Удовико.

– А так, значит... Немец атаковал наших... Пехота пошла на немца... И лейтенант Дымов с ними...

– И бросил свое подразделение?

– Выходит...

– Выходит?! Война это вам или детский сад?

Повар с перепугу уже ничего не соображал:

– Не знаю, товарищ капитан...

– Что?!

– То есть война, война...

Капитан показал пальцем на Ваню, которого заканчивала бинтовать Косопырикова.

– Под конвоем немедленно отправить в тыл и сдать военному коменданту. Черношейкина ко мне!..

Повар припустился бежать. Навстречу ему, тяжело дыша, со сбитой назад пилоткой и слипшимися на лбу от пота и земляной пыли волосами, с которых по лицу и шее струились подтеки, спускался в балку, покачиваясь словно пьяный, лейтенант Дымов. Увидев Богдановича, он отер тыльной стороной ладони лицо, оправил на ходу гимнастерку, пилотку и, весь подобравшись, уже твердым шагом подошел к Богдановичу.

– Товарищ капитан, прибыл...

Богданович оглядел Дымова с ног до головы и спросил, чеканя каждое слово:

– Кто разрешил ходить с пехотой в атаку?

Дымов молчал, вытянув руки по швам.

– А если бы танки пошли? Мальчишка!

– Я не хотел. Так надо было...

– Кто приказал?

– Никто, - прорвало Дымова.
– Вот скажи, комиссар, ты пошел бы в атаку, когда рядом все пошли?

– Пошел, - подтвердил Филин; он-то знал, что такое штыковая атака, испытал курсантом политучилища, когда их бросили на Можайское направление под Москвой. И, помедлив, добавил: - Но капитан прав.

– Это я понимаю...
– вздохнул Дымов.

– Бегаешь, а другие пожар устраивают!
– никак не мог успокоиться Богданович.

– А я тут при чем?
– возмутился в свою очередь лейтенант.

– Бутылку с горючкой у тебя с огневых утащили, - пояснил Филин.

– Удивляюсь, - развел руками капитан, - как у вас этот Федоров пушку не утащил?

Дымов сжал кулаки:

– Где он?! Дайте мне его, гада! Дайте!
– Увидел с перебинтованной, как снежная баба, головой мальчишку, и кулаки его разжались...

6

– На пле-е-чо!
– скомандовал Черношейкин и сам, вскинув винтовку, лихо исполнил свою команду, вкладывая в это всю душу.

У Вани после нескольких дней занятий с Черношейкиным ныли руки от винтовки; хотелось утереть выступившие на кончике носа капли пота, но усач не сводил с него острых глаз и гонял без передышки:

– К но-о-ге!.. На пле-е-чо!.. Шагом марш! Левой! Левой! Круго-ом марш!.. На ме-е-сте! Стой! Вольно, перекур!

– Отдуваясь, Черношейкин вытер со лба пот и уселся на откосе балки.

Ваня, словно повторяя команду, тоже утерся рукавом и присел рядом. Черношейкин свернул цигарку, пустил дым, посмотрел на взмокшую на лопатках мальчишки гимнастерку, удовлетворенно распушил кончиками пальцев усы.

– Может, будет гонять?
– повернулся к нему Ваня.
– Палю плохо из винтовки или гранату не умею кидать?

– Винтовкой и гранатой ты овладел, а строевой надо еще того...

– На парад меня готовишь, Черношейкин, что ли?

– Бой порядку требует, а у тебя разнобой. Как воевать будешь?

– Ну давай тогда эту, строевую!

– Кончай перекур!
– Черношейкин с досадой притушил цигарку и скомандовал: - Становись! Смирно! Рядовой Федоров, ко мне!

– Товарищ ефрейтор, рядовой Федоров прибыл по вашему приказанию! четко доложил Ваня, но забыл приставить ногу.

– Отставить!
– свирепо гаркнул Черношейкин.
– Рядовой Федоров, ко мне!..

Черношейкин еще два дня "снимал стружку" с Вани, и, когда тот думал, что все окончено, явился лейтенант Дымов.

– Товарищ ефрейтор, как Федоров по-пластунски ползает?

– Федоров, ложись!
– приказал Черношейкин.
– Ставлю боевую задачу. Впереди немцы. По-пластунски достигни того бугорочка.

Ваня быстро пополз.

– Это по-пластунски называется...
– усмехнулся лейтенант.
– От топырил "же"! Так из нее немцы дырявое решето сделают. Покажи, как будешь окапываться. Куда голову высунул?! Да так башку твою в шинкованную капусту превратят! Черношейкин! Согнать с пацана еще семь потов!

– Мало я рыл укрытий на этой кухне...

– Молчать!
– прикрикнул Черношейкин.
– Есть согнать, товарищ лейтенант, семь потов с пацана... то есть с бойца Федорова.

Все отчетливее слышался гул сражения. Дымов ушел. "Везде мне этот лейтенант вредит!" - зло посмотрел ему вслед мальчишка. А Черношейкин опять за свое:

– Боец Федоров, ложись! Слушай боевую задачу...

Но тут, запыхавшись, подбежал Кухта:

– Черношейкин! К орудию! Танки!

Комиссар Филин, сжимая трубку полевого телефона, до хрипоты вызывал "Дон": связь истребителей с комдивом Сологубом не действовала. Рядом в окопе, прикрыв веточками полыни козырек фуражки, вел наблюдение капитан Богданович.

– Взгляните на те курганы, - передал он бинокль комиссару.

Хмурый Филин весь преобразился, с интересом рассматривая курганы:

– Не иначе от скифов остались...

– Чего-чего?
– не расслышал капитан.

– Это их места захоронения. В древности тут скифы жили, потом хазары, печенеги, половцы. Подумать только... Когда-то здесь князь Игорь сражался с половцами...

Богданович оборвал Филина:

– Меня интересует, кто сейчас сидит на кургане. Есть у немцев там наблюдательный пункт или нет?