Иван - я, Федоровы - мы

– Точно. Есть, - помрачнев, сухо ответил Филин.
– Поблескивают стеклышки стереотрубы.

– Вызывай, историк, комдива, - уже мягче попросил Богданович.

– Товарищ капитан!
– раздалось тихо позади них.

Они обернулись. Прикрытый веником из полыни, к ним подполз повар Удовико.

– Весь личный состав накормлен, - доложил он шепотом и протянул котелок Богдановичу: - Вам последний.

– Комиссар ел?
– строго спросил капитан.

– Они снимали пробу.

Богданович заглянул в котелок:

– Не много ли?

– Точно по норме. Товарищ капитан... говорят, немец нас окружает?

– Говорят, кур доят. Возвращайтесь на кухню.

– Есть.
– Повар уполз.

– "Дон", "Дон"!.. Я - "Чир"...
– вызывал командный пункт дивизии Филин.

Капитан заметил:

– Не взяли нас в лоб, теперь в клещи берут.

– Предполагаете, связь уже перерезана?
– спросил Филин.

Капитан кивнул.

– Слушай, комиссар! Кто сумеет быстро пробраться к Сологубу?

– Дымов, - уверенно ответил Филин.

– Тогда посылай...

Повар вернулся на кухню совсем перепуганный.

– Нас окружили, - сообщил он Ване.

Действительно, перестрелка слышалась очень близко и почему-то не впереди кухни, как до этого, а позади. Но Ваню это не пугало после того невозможного, что свершилось на его глазах, когда десятки танков не смогли раздавить их, горстку истребителей.

– Ты-то видел, как окружили?

– А за спиною... палят. Кто там?

– "Кто, кто"! Палят - значит, надо.

– Так думаешь, сынок, это не фрицы?

– Ладно. Будет байки разводить. Идем котел чистить...

Но чистить котел им не пришлось. Рядом разорвалась мина. Ваня пригнулся в ровике, по спине замолотили комья земли. Чья-то рука схватила за ворот. Отбиваясь, он хотел крикнуть: "Живой я!.." - но крепкая рука не отпускала.

– Беги за мной!
– раздался над самым ухом требовательный голос Дымова. Ваня собрался было ответить: "С какой стати я побегу! Прогнал на кухню, а теперь еще насмехаться пришел..." - но лейтенант повелительно дернул:

– За мной!..

Повинуясь приказу, Ваня побежал за ним. Он бежал и ненавидел мелькавшие впереди голенастые ноги, заостренные, как у подростка, плечи, длинные руки, которыми тот размахивал.

Рвались мины и снаряды. В ушах шумело. Взметнувшееся облако сухой земли иногда закрывало Дымова. Но вот у самого уха Вани жикнули пули. "Ложись!" - махнул рукой лейтенант. И Ване пришлось шмякнуться на землю и ползти к Дымову. Тот ожидал его на бугре.

– Видишь?.. Они хотят нас окружить и захватить переправу...

– Вижу, - буркнул Федоров.

– Не туда смотришь, - повернул его за подбородок лейтенант.
– Гляди на железнодорожный мост и на гору слева...

– Это не наша переправа...

– Нашу давно разбомбили, остался только этот мост, - пояснил лейтенант и дал Ване по загривку, когда он снова отвернулся.

Если бы не наука Черношейкина, Ваня не остался бы в долгу, а сейчас только отодвинулся, чтобы не касаться плеча лейтенанта.

А Дымов продолжал:

– На горе у моста командный пункт Сологуба. Будем пробираться к нему. Если меня убьют, капитан приказал, чтобы ты доложил комдиву: надо немедленно ударить артиллерией по Нижнечирской, там уйма немцев и техники. Понял?

Позабыв про обиду, Ваня не мигая смотрел лейтенанту в глаза. От слов "капитан приказал" мальчишка весь преобразился, и Дымов не стал его разочаровывать, что Богданович только велел захватить поваренка, чтобы тот не погиб в случае окружения. Лейтенант решил по-своему: "Так или иначе кто-то должен передать Сологубу сведения, если меня убьют".

– Будем делать перебежки: я упал, ты беги...
– Хлопнув Ваню по руке, он вскочил и побежал...

В Дымова стреляли, а он продолжал бежать. Потом упал... "Убили! похолодело у Вани в груди.
– Сейчас и меня убьют. Хорошо бы окопаться и лежать".

Лейтенант шевельнулся, махнул рукой: "Беги!" А мальчишка не мог оторваться от теплой земли, словно его приклеили. Дымов погрозил кулаком. Ничего не оставалось, как бежать. "Раз, два, два с половиной..." - считал Ваня. И как угорелый сорвался с места... Пули, вздымая фонтанчики пыли у ног, впивались с угрожающим шиканьем в землю. "Ой, ранило, еще ранило..." - в отчаянии думал мальчишка и упал рядом с лейтенантом. А когда очнулся от страха, оказалось, что и царапинки на нем нет.

Дымов опять побежал, шлепнулся, и теперь была очередь за Ваней. Он весь сжался, напрягся и припустился бежать, не помня себя... Падал, снова бежал, в который уже раз прощаясь с жизнью, - с двух сторон шквал огня, фашисты вот-вот захлопнут узкий проход...

Когда, задыхаясь, они сбежали на дно балки к своим, Ване уже не верилось, что это он промчался сквозь смерть и остался невредим. Шагая вслед за лейтенантом, думал: "Трусливый ты заяц, Федоров! Не покажи тебе лейтенант кулак, так и остался бы там лежать... И, погибни он, приказ капитана не был бы выполнен".

Лейтенант вдруг обернулся и, улыбаясь, посмотрел ему прямо в глаза:

– Проскочили...

– Ага...
– кивнул Ваня и тоже улыбнулся.

Потом они засмеялись, сами не зная отчего. Может, оттого, что остались живы, а день был славный, солнечный, с прохладным ветерком. Может, оттого, что поняли - не из-за чего им ссориться. И они, как озорные мальчишки, старший и младший, радовались от души, перебивая друг друга:

– А я думал, тебя убили, когда ты лежал, - сказал лейтенант.

– А я думал, тебя... вас, товарищ лейтенант, - поправился Ваня.

Он открыл для себя, что лейтенант парень неплохой. "Ведь у него и в мыслях не было, что я струсил".

Еще издали они увидели, как над высотой, где расположился командный пункт, кружил разведывательный самолет "фокке-вульф", прозванный бойцами за двойной фюзеляж "рамой". Когда подошли к горе, ее уже бомбили штурмовики.

Дымова убеждали переждать бомбежку в блиндаже комендантского взвода он не согласился: сведения о скоплении противника следовало передать немедленно. Оставил Ваню в укрытии и начал карабкаться на высоту, хватаясь руками за кустики полыни и сухую траву.