Иван - я, Федоровы - мы

В полночь Дон осветился ракетами. Зарокотали пулеметы. Справа от себя Ваня увидел выхваченную светом ракеты лодку с гребцами. Вскочил и помчался вдоль берега, утопая в глубоком песке. Пули с шипеньем булькали в воде, взбивали песок у его ног.

– Товарищ лейтенант, да вы поосторожней!
– услышал он в темноте голос сержанта Кухты.
– Мы сами разгрузим, а вы посидите.

Ваня подпрыгнул: "Значит, жив! Жив!.."

Лодка пристала к берегу, и разведчики разгружали бронебойки с винтовками, добытые на той стороне. Ваня стал помогать им, не спуская глаз с прихрамывающего Дымова.

– Да вы посидите, - все уговаривал Кухта командира и сказал подошедшему Богдановичу: - Ранен он.

– Марш за мной к Сологубу!
– приказал Дымову капитан.

Ваня рванулся было за лейтенантом, но Богданович остановил его:

– А ты, Федоров, таскай оружие...

Наблюдательный пункт комдива находился неподалеку, но идти к нему пришлось вкруговую, по узкой извилистой щели. Капитан шел впереди и все останавливался:

– Как нога?

– Да у меня ж царапина, товарищ капитан, - морщась от боли, отвечал Дымов.

У блиндажа их встретил адъютант Сологуба, провел через темный тамбур, завешанный плащ-палатками, приподнял еще один полог, и вошедших неожиданно ослепило электричество... Яркая маленькая лампочка от аккумулятора заливала блиндаж белым светом. Сологуб, в плотно обтягивающей стального цвета гимнастерке из шевиота, склонился над картой. Усадив Дымова за стол, он попросил показать на карте место, где окруженные части армии продолжают вести бой.

– Прости, - извинился комдив, - что, раненного, тебя мучаю. Но командарм ждет сведений. Там ведь много голодных и раненых. Надо их выручать.

Дымов рассказал все, что узнал об окруженных частях. Отдал Сологубу окровавленные партбилеты и красноармейские книжки, взятые у бойцов, что пали на косе. Они погибли, но даже мертвые помогали нашим, укрыв разведчиков...

Отпуская лейтенанта, комдив обнял его:

– Передай хлопцам своим, Огонь, что они молодцы! Знаю по Испании, как пролежать на жаре день, да еще среди убитых...

Оказывается, наблюдатели доложили комдиву, что разведчики залегли на песке между убитыми, и он весь день не отрывал глаз от стереотрубы. Артиллеристы были в полной готовности по его приказу ударить по фашистской укрепленной линии.

К Ваниной радости, капитан приказал ему сопровождать лейтенанта в медпункт части. Хоть и рядом, решили подъехать на машине. Разведчики нарубили веток в кузов полуторки, сверху постелили еще сена, потом неожиданно подбежали к Ване, схватили его за руки и за ноги, раскачали и забросили в мягкий кузов, а Дымова бережно уложили. Когда машина отъехала, Ваня спросил:

– Как вам, ничего?

– Ничего, - ответил лейтенант, блаженствуя на сене.
– Ты спал сегодня?

Хорошо, если за трое суток Ваня вздремнул часа два, но ответил бодро:

– Да я что... я спал, товарищ лейтенант.

– Тогда я сосну.

Ваня обхватил распоротый сапог лейтенанта с забинтованной ногой и придерживал, чтобы не трясло на выбоинах дороги, а через минуту заснул в обнимку с сапогом, уткнувшись головой в живот Дымову.

Когда он открыл глаза, машина стояла у палаток; лейтенанта с ним рядом не было. Парень цокнул языком: "Прозевал!.." - и выпрыгнул из кузова.

Кругом темнота. В тыловых подразделениях строгая маскировка. Лишь присмотревшись, Ваня различил светлое пятнышко в брезенте и пошел на него. Но голос Дымова он услышал совсем из другой палатки.

– Да какое это ранение!
– возмущался лейтенант.

– Ложитесь, больной!
– требовал женский голос.

Ваня понял, что лейтенанта надо выручать, и нырнул под брезентовый полог...

Лампа из сплющенной гильзы тускло освещала палатку. Дымов сидел на кровати с перебинтованной ногой и с усмешкой поглядывал на Косопырикову в белоснежном халатике. Ваня даже присвистнул: "Эта замухрышка еще смеет командовать!.." Не успел он прикинуть, как лучше высвободить лейтенанта, Аня обернулась и строго спросила:

– Ты зачем здесь?

– Не задирай нос, - осадил ее Ваня, - это мой лейтенант. Понятно?

– Понятно. Какой командир, такой и боец!
– усмехнулась она и скомандовала: - Федоров, а ну, шагом марш отсюда!

– Ты кому это, Косопырикова, шагом марш?!
– подступил к ней Ваня.

– Федоров, отставить, - сказал Дымов и успокоил Аню: - Он уйдет, я только хочу передать с ним...

– Ну, тогда быстрей.

– А может, у меня секрет, - лукаво улыбнулся лейтенант.

– Пожалуйста.
– Она повела узким плечиком и отвернулась.

Дымов притянул к себе Ваню и шепнул:

– Попроси шофера отогнать машину, и ждите меня поблизости.
– И громко добавил: - Скажи, рана пустяковая. Просто "врач" строгий попался, не отпускает.

– Есть передать!
– прищелкнул каблуком Федоров и, проходя мимо девушки, козырнул: - Счастливо оставаться, "товарищ военврач".

– Видите, какой у меня вежливый солдат, - заметил ей Дымов.

Пригнувшись, в палатку вошел капитан Богданович:

– Ну как?

Дымов вскочил с койки:

– Пустяки, товарищ капитан. Разрешите готовиться в десант?..

Богданович оборвал его:

– Тебя не спрашивают.
– И посмотрел на Аню: - Ну?

– Ранение нельзя назвать опасным...
– ответила девушка, робея под строгим взглядом капитана.

– В госпиталь его надо отправлять?

– Пока не знаю... Но надо выдержать. Он же весь день пролежал раненый на песке... Может быть заражение, хотя я сыворотку ввела.

– Ложись, Огонь, - уходя, приказал капитан.
– А ты, Косопырикова, гляди, чтобы не сбежал.

– Есть, - покорно улегся на койку Дымов.

Аня, проводив взглядом Богдановича, начальственно посмотрела на лейтенанта.

– Неужели, Косопырикова, отправишь меня в госпиталь?

– Посмотрим, - строго ответила Аня. Затем вытащила из тумбочки тетрадь, уселась на табуретку и принялась писать.

– Что ты пишешь там?

– Письмо маме. Лежите спокойно, больной.

– А моя мать в Ленинграде... Не отвечает на письма...
– как-то вырвалось у него само собой.

– А моя в бомбежку погибла...