Из другого теста

Она огляделась. Ноги принадлежали Бинке. Рядом с ней, так же вытянувшись по струнке, лежали Юлька с Гранкой. Целые и здоровые, но в чём мать родила. Длинные волосы всех троих — у славянок это пунктик — были осторожно уложены вдоль головы и плеч. Именно уложены и даже идеально расправлены. Они были чистыми и более яркими, чем прежде. Блёкло белые у Бинки — они искрились, как снег в солнечный денёк. Желтоватые у Гранки — приобрели лёгкий тёплый золотистый оттенок. Голова Юльки полыхала столь ядрёной чистой рыжиной, что резало глаза. Наруга безотчётно подцепила собственную прядь и поднесла к глазам. Её пегая серость превратилась в нечто стальное или платиновое — хрен их там различишь — но такое насыщенное, что она поёжилась. Разукрасили их — только держись.

И воскресили — ударила наотмашь холодная мёртвая мысль. Случилось то, чего Акери боялась до потери здравого смысла. То, во что Наруга, естественно, не верила совершенно. И вот теперь… Ну? И кто она теперь такая? Это рассказывали о беррах: умерли, воскресли и бла-бла-бла. Так что, она теперь берр? Берриха? Да нет… А они точно умерли? Память поспешила услужить, рисуя последнюю минуту её жизни. Наруга мужественно досмотрела до конца и решила больше не вспоминать эту пакость. Зачем, если жизнь продолжается? И плевать, в каком качестве. Главное, она дышит, она видит, слышит…

Кстати, а что это она сейчас такое услыхала? Потрясающе знакомое и вызывающее добрую насмешку. Ну, да, так смеялась Ракна, когда хотела охмурить какого-нибудь мужика: заливисто звонко и одновременно масляно-липко. Шалава — нежно обласкала она подругу. Эта выдерга и тут её опередила. Воскресла первой и уже морочит кому-то голову. А, кстати, кому? Их, наконец-то, нашли? Что-то иное трудно предположить. Шатхии тоже нет. Наруга вздохнула и попробовала подняться. Опасалась каких-нибудь головокружений да прочих радостей, но встала на ноги легко и твёрдо. Ещё раз оглядела своё грубое мускулистое тело, плюнула и пошла на щебет подруги.

Проскользнув между иглами, увидала неподалёку пару огромных костров. Просто гигантских. А вокруг них интересную компанию — не считая её девиц. Три медведя лежали, чуть ли не уткнувшись мордами в огонь. Они пребывали в приемлемой весовой категории малотоннажного челнока. Но формой и какой-то физически ощущаемой мощью разительно отличались от Машки. Та тоже млела у огонька и что-то меланхолично жевала. Вторую половину розыскной команды составляли трое голых по пояс мужчин. Нет, МУЖЧИН. Двое переросли Наругу на голову — если не больше — а третий где-то с неё. Тела могучие тяжёлые, но заметно гибкие и подвижные. Волосы у всех длинные и подозрительно ухоженные — прямо, факт налицо. Вдогонку к тому, что сама Наруга, как и они, совершенно не ощущала холода. И даже дуновений ветерка, который шелестел в кронах. Значит, вот они какие — берры.

Старательно делая вид, будто вовсе не стыдится наготы, Наруга направилась к костру.

— Наконец-то! — завопила Ракна и бросилась ей навстречу.

Повисла на шее, чуть не задушив, и всё чего-то лопотала. Шатхия тоже подбежала и уткнулась носом в плечо. Наруга обняла её одной рукой — они застыли, словно страшась отпустить друг друга и потеряться. Мужчины встали и молча смотрели на эти женские нежности с абсолютно непроницаемыми лицами. Тут до Наруги дошло, что на девчонках штаны и лёгкие маечки на бретельках.

— А вы чего тут в белье рассекаете? — поинтересовалась она, слегка отстранившись.

— Так не холодно же, — удивилась вопросу Ракна. — К тому же от нашей одежды остались только клочья. Ребята их сожгли, когда всё закончилось.

— Что закончилось?

— Ну, когда там, — кивнула она на иглы, — сформировались наши новые тела. Ну, то есть, воссоздались по старому образцу. Так-то подруга. Не вышло скроить тебя поприличней. Нас продублировали молекула в молекулу. Хорошо хоть Акери тебе морду поправила.

— Где она? — встревожилась Наруга, отпуская девчонок и оглядываясь.

— В дереве, — отчиталась Шатхия.

— Всё ещё? — изумилась Наруга.

— Может, ты сначала оденешься? — хмыкнула Ракна и потащила её к кострам: — А то мужики сейчас слюной захлебнутся.

Они с Шатхией очнулись сутки назад: одна за другой. Успели разобраться с тем, что осталось в их разодранных затоптанных рюкзаках. Оказалось, достаточно, чтобы придать себе хоть сколько-нибудь респектабельный вид. Хоть сиськи прикрыть — тараторила Ракна, отдавая подруге шортики, майку и штаны. Последние сверкали парочкой дыр, что оставили на рюкзаке когти неаккуратных монстров. Но, до поместья госпожи Таноль штаны дотерпят. Впрочем, если госпожа желает, то может их заштопать — Ракна ей не нанималась. К тому же элементарно не умеет. Шатхия укоризненно посмотрела на балаболку и посетовала, что именно эти штаны она зашить и не успела — всё остальное готово. Но, если Наруга потерпит, то она быстро управится. Наруга натянула аккуратно заштопанные шортики и успокоила: она потерпит.

Натягивая майку, случайно наткнулась взглядом на одного из берров — самого здорового из этой троицы. И действительно на голову выше неё. Длинная густющая русая шевелюра. Квадратное грубое, словно вырубленное топором, лицо. Широченный, какой-то не совсем человеческий нос. Короткая бородка, широкие, далеко выдающиеся брови. И глубоко посаженные глаза почти целиком занятые тёмной радужкой. Он был некрасив, но притянул её взгляд ещё раз, и ещё. Сам берр тоже постоянно косился на новоявленную воскресшую. Но, стоило встретиться с ним взглядом, медленно отводил глаза. Пусть и такая нелепая — Наруга была женщиной. Пусть и не привыкла к вниманию — она сразу почувствовала, что очень нравится ему. Что мужик дико растерялся, не зная, что теперь с этим делать. Вконец девушка охренела — мысленно съязвила она — нашла же, где найти себе кавалера. Стоило ради этого сдохнуть, будучи обглоданной до костей. А то и с костями вместе — животным нужен кальций.

Она села на какую-то подстеленную Ракной тряпку — белые шортики нельзя пачкать в мужском обществе. И вдруг поняла, что дико проголодалась. Обе подруги мгновенно почувствовали это. Ракна жестом остановила вскинувшуюся хутамку, дескать, работай, не отвлекайся. Подошла к одному из берров и непринуждённо скомандовала:

— Риг, её нужно накормить.

Светловолосый красавчик — тот, что поменьше остальных, но с более живой рожей — передал ей огромный лист какого-то растения. Осторожно удерживая его обеими ладонями, профессиональная вертихвостка стрельнула в берра чрезвычайно благодарным взглядом. И продефилировала к подруге. На импровизированном блюде лежали несколько кусков обжаренного на костре мяса, несколько неведомых клубней и какие-то личинки. Привыкнув на разных планетах жрать, что попало — а иногда и голодать в космосе — Наруга не понимала, что такое брезгливость. Она благодарно кивнула красавчику Ригу и впилась зубами в мясо. Ради приличия стоило прежде познакомится с мужиками, но она не чувствовала потребности в приличиях. Раньше с ней это бывало во время операций, проводимых папашей Блуфо — и только тогда. В остальное время прочно вбитые мамой правила приличия всегда рулили. А тут вдруг пропали, будто и не бывало — может, не возродились вместе с ней? Их сожрали вместе с прежним телом?

Мысль показалась смешной, и она хмыкнула.

— Пальцы не облизывай. Оборотень ещё не значит, что обязательно свинья, — вновь правильно поняла её мысли Ракна.

— Засохни, — воспользовалась Наруга словечком Гранки.

И невольно подумала, что теперь их ждёт феерическая житуха. Все слышат мысли всех — не соскучишься. Она посмотрела на Шахтию — та оторвала взгляд от шитья и пожала плечами, мол, что поделать? Наруга схрумкала последнюю личинку. Удивилась скорости, с какой подмела всё, что ей дали, облизала пальцы и всучила пустой лист Ракне. Та фыркнула, но осторожно уложила посуду на тряпку — здесь её не восполнить. Нужно сохранить для девчонок, которые всё никак не очнутся. Потом она притащила единственную уцелевшую кружку с заваренным целиком уцелевшим чаем. Это был подарок судьбы. Мясо, как подозревала Наруга, мужики им раздобудут, где угодно. А вот чай только в её поместье.

Залив в себя полкружки благодатного напитка, Наруга решила, что теперь готова. Она встала, подошла к беррам и присела перед ними на корточки:

— Меня зовут Наругой.

— Мы знаем, — вежливо склонил голову красавчик. — Я Ригбер.

— Берр по имени Риг, — влёт разгадала она эту шараду. — Я убью любого, кто вздумает обозвать меня какой-нибудь Наберрой.

Риг лучезарно улыбнулся и подмигнул ей, как старой подруге.

— Я Дибер, — представился второй берр. — Дитмар.

— Гетбер, — прогудел её внезапный воздыхатель.