Из Питера в Питер
Шрифт:
Решив разом покончить с этими осложнениями, Аркашка брякнул:
— А вы?
Смит поднял на Аркашку твердые, внимательные глаза, и неожиданно в них мелькнуло что-то общее с пронзительным взглядом Валерия Митрофановича — мелькнуло и тотчас исчезло...
— Почему я не убежал на фронт? — спросил Смит спокойно. — А на какой?
Аркашка покраснел, насупился; огневые, черные глаза метнули из-под ресниц искры.
— Выходит, вы за Колчака? — спросил он глухо.
Смит спокойно покачал головой и отрезал:
— Нет.
— Тогда вы за нас! — засуетился, разом оживляясь и добрея,
Смит был, видимо, удивлен, но так же спокойно покачал головой и твердо сказал:
— Нет.
— Как нет? — растерялся Аркашка. — А за кого же вы?
Тогда Майкл чуть заметно улыбнулся, поднял ладонь с длинными, гибкими пальцами и приложил ее к груди:
— Я за себя.
Всех ребят очень интересовали Круки и Смит. Разобраться в них было не так-то просто, хотя Ростик, например, уверял, что он видит американцев насквозь... Жадины! Почему — жадины, Ростик не объяснял, только энергично и пренебрежительно отмахивался от вопрошавших... Все понимали, что теперь многое в их судьбе зависит от этих американцев. Володя, который явно нравился мистеру Круку, считал, что ему беспокоиться не о чем, и поучал других. Ростик все-таки был уверен, что в любой момент облапошит этих американских провинциалов. Тося по секрету твердила девочкам, что Майкл Смит смотрит на нее как-то особенно. Многие уже в поезде начали зубрить английский и, завидя кого-нибудь из американцев, случайно выпаливали фразу или хоть слово по-английски. Иные, напротив, считали своим долгом всячески делать вид, что чихать они хотели на каких-то американцев. Так что суеты и волнений хватало.
Беседа Кати с Круками за чаепитием и наскок Аркашки на Смита также подверглись обсуждению в узком кругу, с участием Ларьки, Гусинского и Канатьева.
Катя призналась, что ей очень понравились Круки, их удивительная работа и что для себя она не желала бы лучшей судьбы.
— Тю, — печально ухмыльнулся Ларька.
— В последнее время, — сказала Катя, помедлив, чтобы ее фраза прозвучала еще обиднее, — вы, Ручкин, изрекаете только междометия...
— Хотите, скажу без междометий?
— Да, пожалуйста.
— Ненавижу таких Круков.
— И лопаете их еду? Носите их одежду? Это честно?
— Да, честно. — Он сердито смотрел на Катю, заведенный, как пружина. — Это не ихнее — еда, одежда, поезд — все!
— А чье? — Катя посмотрела на него сверху вниз, но так как они были одинакового роста, из этого мало что вышло. — Ваше, что ли?
— Да уж скорее мое. Откуда они взяли свои консервы? Это барахло? — Ларька дернул себя за ватный рукав.
— Купили, надо полагать. Не украли же.
— А я думаю — украли! У своих же, у бедняков. У негров, например. И вообще у рабочих. Они, буржуи, всегда крадут. Вы что, не знали? Только умеючи крадут, втихомолку, научно, не так, как наш Ростик. А потом бросают копеечку. Может, они в бога верят, в рай желают, может, просто хотят похвалиться. А Круки хватают эту вонючую копеечку и на нее покупают таких, как вы! Ах, мы спасаем деточек!.. — передразнил он разом и Катю и Круков. — Спасайте их от буржуев! — заорал Ларька. — Делайте революцию! Тут и спасенье, и все!..
А за это, — Ларька снова дернул себя за ватный рукав, — я ихнему рабочему скажу спасибо или бедному негру!Катя выслушала его, стиснув зубы, и еле дождалась, чтобы холодно негромко сказать:
— Как ни кричите, а Круки лучше вас.
Ларька задохнулся от возмущения.
— Конечно. Они для нас все делают. А вы болтаете всякий вздор и еще их оскорбляете. Это подло.
Катя встала и быстро ушла.
Мальчики сидели, понурив головы. Даже Ларька молчал, только раз и другой залез пятерней в свои роскошные рыжеватые кудри...
— Зря ты так, — нерешительно заговорил Аркашка. — Все-таки девчонка...
Ларька презрительно хмыкнул, а Гусинский выкатил круглые глаза:
— Что значит — девчонка? Или она понимает, и тогда идет с нами. Или не понимает — тогда на что она нужна!
Даже Ларька засомневался, справедлива ли такая беспощадная постановка вопроса... Может, поэтому информация Аркашки о попытке вовлечь Майкла Смита в борьбу за мировую революцию прошла спокойнее, чем можно было ожидать.
— Все они только за себя, — отмахнулся Гусинский. — Буржуи! Разве они могут за народ?
— Все-таки сказанул, как думал, честный парень, — похвалил Ларька Смита. — Не виляет, как эти Круки...
Потом, когда Ларька был уже один, к нему подошла малоизвестная девочка, очень некрасивая, и молча, осуждающе сунула черную матросскую ленточку и катушку с остатками черных ниток...
— Вот это да, — сказал Ларька, скаля зубы. — Сплошной траур.
И он замахнулся, не зная, куда швырнуть дорогие сувениры.
— Грош вам цена, мальчишкам! — с негодованием отозвалась девочка.
19
Они поссорились перед отъездом в Петропавловск...
Конечно, пришлось все-таки уезжать. Со взрослыми не поспоришь.
Отъезд ребятам был не по душе. Если американцы могут достать еду, одежду и топливо, так зачем куда-то ехать? Да еще в Сибирь! Опять на восток... Еще дальше от дома.
Собраний больше не было. В колонии наблюдался разброд. Ларька, не утруждая Ростика, вернул американцам перчатки. При этом он так неловко сообщил, будто нашел их, что Джеральд Крук невольно ухмыльнулся и подмигнул, за что тотчас получил нагоняй от своей Энн. Эта странная женщина, так похожая на тощую ведьму, почему-то верила всему, что говорили ребята. И требовала, чтобы верили другие...
Но Круки оставались далеки, они совещались с Олимпиадой Самсоновной и учителями, с ребятами виделись лишь мельком. Куда ближе к ребятам был Майкл Смит.
Аркашка так привязался к Майклу, что даже отдалился несколько от Ларьки, Кати и Миши Дудина. Особенно сблизила та ночь, когда они дежурили около склада с консервами. Майкл почти все время молчал, но зато Аркашка трещал, не умолкая. Потом он удивлялся, даже стыдился — почему так разболтался? Ведь Майкл его не расспрашивал. Просто он умел удивительно слушать... Как будто ему все было интересно. И про Ларьку, и про Катю, и про Володьку Гольцова, даже про Мишу Дудина. И про мечты ребят о доме. Аркашка разболтался о боях под приютскими окнами, о гибели краскома и едва не проговорился насчет спасенного знамени...