Из племени кедра
Шрифт:
Любил Илья свободное от вахты время проводить в избушке у девушек, слушать их песни и рассказы о большом городе Томске. Помогал девчатам колоть дрова, расчищать от снега тропинку к буровой.
Нравилось и Верочке слушать разные охотничьи были. А рассказывать свои истории Илья любил, хотя нередко и приукрашивал их. Многое узнали девчата о жизни Кары. О том, как она не раз спасала жизнь своему хозяину. И о том, как Илья всегда выбрасывал щенят Кары. Последнее девушек очень возмутило.
– Какой же ты грубый и жестокий, Илья!..
– Илья, ты просто дикарь-зверолов. Безжалостный! – ругала его Маша. – Жить бы твоей
– Продай нам Кару, Илья, – просила и Вера.
Был этот разговор еще перед тем, как Илья с Верой объяснились в любви. Такой неожиданной и торопливой.
– Когда щеночки появятся у нее, мы тебе любого на выбор отдадим, – обещала Маша.
Не знал еще причину Илья, с чего это девчонки клянчат у него лайку. Думал, для забавы. Для баловства – только и всего. Привезли бы себе кошек и забавлялись… Зачем им промысловая собака?
Но неспроста привязались девушки к Каре. Случай у них такой вышел. Вера. находилась на буровой – шел подъем керна. Маша же, утомленная дневными хлопотами, крепко спала, когда раздался стук в дверь. Спросонья девушка подумала, что вернулась подруга. В потемках нащупала дверной засов, отодвинула и растерялась: в избушку ввалился Федор.
– Машенька, у меня что-то голова болит, – просительно начал он. – Ребята рубятся в домино, не дают уснуть. Можно я у вас устроюсь на полу, на медвежьей шкуре? Отосплюсь… Утром на вахту…
– Спи, – ответила Маша равнодушно, не разгадав хитрости Федора.
Тот же попытался юркнуть под одеяло к девушке… Кара лежала у дверей в углу и настороженно смотрела на пришельца. Обычно ночью никто из мужчин не заходил в избушку к девушкам.
– …К тебе по-хорошему, а ты руку кусать. Собака, что ли… – добиваясь своего, ругался Федор, пыхтел, уговаривал Машу.
– Кара!.. – позвала девушка на помощь лайку, только сейчас вспомнив о ее присутствии.
Кара словно ждала зова. Ощетинила загривок, наблюдая за непонятной борьбой женщины с мужчиной, и с рычанием метнулась на топчан… Удар ноги отбросил лайку. Второй прыжок… Мужчина, хрипя от боли и ярости, с прокушенной рукой свалился на пол.
Ушел Федор той ночью изрядно потрепанным, все грозясь пристрелить Кару, а Маша целовала свою спасительницу…
– Хорошенькая моя, умненькая, храбренькая… Так ему, кобелищу, и надо. Думает, если молоденькая и слабенькая, так глупая, значит…
Не мог отказать Илья Верочке. Подарил Кару. Теперь сытая обласканная лайка ни на шаг не отставала от своей новой заботливой хозяйки. Она будто почувствовала предательство Ильи: сторонилась, не ластилась больше к хозяину, которому так долго и верно служила.
Несколько дней Федор ходил с перебинтованной рукой, не тая злобы на Кару. А совсем недавно принес убитую белку и скормил вкусную тушку собаке, приласкал ее. Потом свистнул Кару и ушел с ней в тайгу с утра. Ушел просто так, прогуляться.
Весна! Первые дни мая.
– Ты, Кара, справедливая. И злопамятная, я бы сказал. Больше месяца рычала на меня, близко не подпускала, – сидя на валежине, обогретой солнцем, говорил Федор лайке. – Оно к лучшему, что ты тогда турнула меня от Маши. Я думал, раз на буровую девка к мужикам пошла, то со всяким согласится… Но, оказывается, может за свою честь постоять. Боевая девка…
Люблю таких. На такой, можно смело жениться… Ты слышишь, Кара? Как думаешь?.. Я ее, кажется, любить буду…Кара смотрела в лицо Федору, с кончика языка падала слюна, а понятливые уши то прикладывались, то поднимались вопросительно. Где же обыкновенной таежной лайке разобраться в сложном мире человеческих отношений…
Когда Федор возвращался с прогулки и подходил к буровой, то услышал крики. Кара с лаем кинулась к столпившимся людям. Дизели приглушены, свечи, поблескивая на солнце, стояли в затворе, прильнув вершинами к полатям.
– Нефть?! – подбежав к буровикам, возбужденна спросил Федор с надеждой и вопросом в голосе.
– Нет, Федя, только признак нефти пока… – ответил Геннадий Яковлевич, разглядывая небольшой цилиндрик.
А случилось вот что. Пока Федор прогуливался по тайге, керн, поднятый с двух тысяч трехсот сорока метров, Илья помогал Верочке промывать в ведре. Освобождая керн от глинистого раствора, Илья заметил цилиндрик породы длиной этак сантиметров в пятнадцать пускал в воде пузырьки, как елец. Илья выхватил керн из ведра – пузырится! Понюхал помытый керн и уловил приятный запах чистейшего авиационного бензина с еще какой-то резкой примесью, похожей на больничную.
– Бензин!!! – радостно крикнул Илья.
Вера делала пометки в тетради. Она растерянно подняла голову и недоверчиво посмотрела на Илью. Выпала из рук тетрадь с описанием керна. Илья протягивал девушке небольшой серый цилиндрик породы…
– Запах нефти?! Беги скорее за Геннадием Яковлевичем… – торопливо сказала Вера, внимательно осмотрев керн, разломив и понюхав его.
Не скоро улеглось волнение буровиков. Илья упросил Верочку отдать ему сувенир небывалой ценности: срезанный ножовкой кругляшок сероватого песчаника в мизинец толщиной. Подражая Вере, он обнюхал керн еще раз, завернул в носовой платок и положил в карман.
Преждевременной оказалась радость буровиков. Не даст эта скважина ни газа, ни нефти. Крепко хранит свои сокровища дремучий юганский край. Но слабый, еле уловимый след нефти и газа есть…
«Значит, не мертва эта страна болот и озер, – думал Геннадий Яковлевич, передав на базу обнадеживающую весть по рации. – Не зря мы два месяца пробивали зимник от Медвежьего Мыса к Кучумовой площади. Даже не верится, что за такое короткое время провели полный монтаж буровой… Золотые ребята, Молодцы!»
«Кучумова площадь» – так называли теперь все буровики свой участок, увековечив имя молодого помощника дизелиста, бывшего охотника, хозяина этих таежных владений.
Четвертый месяц идет бурение. Все было за это время. Поломки, аварии… Не забыть, как схватывал раскаленный ледяной металл мокрые рукавицы. Примерзали они к трубам. Стыла влажная брезентовая роба, ломалась, как слюдяная. Перебороли стойкие люди северный ледяной холод. И сталь буровой вынесла все нагрузки и перегрузки… Не лопалась, не давала сколы-трещины в сорокаградусные морозы. Давно ли, кажется, поднятые с глубины свечи дышали напитанным подземным жаром, дымились на морозе и сразу, на глазах, за какие-то минуты, покрывались хрустящей солью изморози…