Из тьмы

Тихо заплакали женщины. Слезы не к лицу мужчинам расы воинов, но некоторые из них отвернулись, чтобы никто не видел, как они их проливают. Звуки траура привлекли на улицу еще больше людей. Одна из них была младшей из двух сестер Иштвана. Она выкрикнула его имя и бросилась в его объятия. “С тобой все в порядке?” - требовательно спросила она.

Он погладил ее вьющиеся рыжевато-каштановые волосы. “Я в порядке, Илона”, - сказал он. “Это не то, из-за чего люди расстраиваются. Я сказал им, что война проиграна”.

“Это все?” - спросила она. “Какое это имеет значение, пока ты в безопасности?”

Первой мыслью Иштвана было, что это неподходящее поведение для женщины из расы воинов. Его второй мыслью было то, что, возможно, у нее больше здравого смысла, чем у многих других людей в Дьендьосе. Вспомнив, что случилось с Дьерваром, он решил, что в этом не было никакого возможно . “Что здесь произошло?” он спросил. “Вот что действительно важно, не так ли?” Это если я останусь здесь до конца своих дней, это уж точно.

“Конечно, это так”. У Илоны не было сомнений; она никогда не покидала долину. “Ну, во-первых, Сария” - другая сестра Иштвана - ”помолвлена с Гюлем, сыном пекаря”.

“Этот тощий маленький червяк?” Воскликнул Иштван. Но он сдержал себя; Гюль, возможно, и был тощим, когда уходил на войну, но, вероятно, больше им не был. И у его отца было, или когда-то было, больше денег, чем у Иштвана. “Что еще?” он спросил.

“Двоюродный дедушка Баттиани умер прошлой весной”, - сказала ему сестра.

“Звезды ярко освещают его дух”, - сказал Иштван. Илона кивнула. Иштван продолжил: “Он был полон лет. Мирно ли он ушел из жизни?”

“Да”, - сказала Илона. “Однажды ночью он заснул и не проснулся на следующее утро”.

“Лучшего и желать нельзя”, - согласился Иштван, стараясь не думать обо всех худших смертях, которые он видел.

Его сестра взяла его за руку и потащила к семейному дому - снова моему дому, по крайней мере, на какое-то время, подумал он. Она спросила: “Но что с тобой случилось? Клянусь звездами, Иштван, мы все боялись, что ты мертв. Ты никогда не писал очень часто, но когда твои письма просто перестали приходить....”

“Я не мог писать”, - сказал он. “Меня отправили из лесов Ункерланта на этот остров в Ботническом океане...”

“Мы знаем это”, - сказала Илона. “Это было, когда твои письма прекратились”.

“Они остановились, потому что я попал в плен”, - сказал Иштван. “Я долгое время находился в лагере для пленных куусаманов на Обуде, но затем слантей отправили меня в Дьервар”.

“Почему они послали тебя туда?”

“Из-за того, что я кое-что видел. Я был не единственным. Они хотели, чтобы мы предупредили экрекеков, что они сделают то же самое с Дьерваром, если он не уступит им. Он не сделал, и поэтому они сделали. Я бы хотел, чтобы он сделал. Нам всем было бы лучше, если бы он сделал - ему в том числе ”.

К тому времени они подошли к его входной двери. Алпри, его отец, прибивал каблук к подошве ботинка. Сапожник поднял глаза от своей работы. “Могу я помочь?..” - начал он, как сделал бы, если бы кто-нибудь вошел в магазин, который одновременно был домом. Затем он узнал Иштвана. Он взревел, как тигр, бросился вокруг лавки сапожника и выжал дыхание из своего сына. “Я знал, что звезды приведут тебя домой!” - крикнул он, целуя Иштвана в обе щеки. “Я знал это!” Он издал еще один рев, на этот раз со словами: “Гизелла! Сария! Иштван дома!”

Мать Иштвана и его другая сестра подбежали с задней части дома. Они осыпали его поцелуями и восклицаниями. Кто-то - он так и не разглядел, кто именно, - вложил ему в руку кубок с медовухой.

“Ты дома!” - повторяла его мать снова и снова.

“Да, я дома”, - согласился Иштван. “Не думаю, что я когда-нибудь снова покину эту долину”.

“Звезды даруют, чтобы это было так”, - сказала Гизелла. Отец Иштвана и его сестры энергично закивали. Каким-то образом они тоже держали в руках кубки с медом.

Если бы Иштван уволился из армии вскоре после того, как поступил на службу, он бы тоже без колебаний оставался рядом с Кунхегьесом до конца своих дней. Но он так много повидал в большом мире за последние шесть лет, что долина все еще казалась слишком маленькой, чтобы подходить ему так хорошо, как могла бы. Филе снова привык к этому, подумал он. Я должен привыкнуть к этому снова.

Глоток сладкого, крепкого медовухи во многом помог ему примириться с тем, что он дома. “Война проиграна, экрекек мертв, куда бы я пошел?” сказал он, скорее для себя, чем для своей семьи. Алпри, Гизелла и Сария снова воскликнули, на этот раз в шоке и смятении, так что ему пришлось рассказать свои новости еще раз.

“Что мы будем делать?” спросил его отец. “Что мы можем сделать? Неужели звезды покинули нас навсегда?”

Иштван подумал об этом. “Я не знаю”, - сказал он наконец. “Я даже не уверен, что это имеет значение. Мы должны продолжать жить так, как можем, в любом случае, как ты думаешь?” Было ли это ересью или просто здравым смыслом? У него было чувство, что Кун одобрил бы это. Шрам на его левой руке не пульсировал, как это часто случалось, когда он испытывал сомнения или смятение. И в тот вечер звезды ярко освещали празднующую деревню Кунхегьес. Может быть, это означало, что они одобрили то, что он сказал. Может быть, в любом случае это не имело значения. Откуда я могу знать? Иштван задумался. Он не предполагал, что сможет, что тоже не помешало ему праздновать.

На этот раз большая площадь перед королевским дворцом в Котбусе была заполнена людьми. Ункерлантцы тоже пребывали в праздничном настроении. А почему бы и нет? Маршал Ратхар подумал. Мы победили не только Алгарве. Мы победили и Дьендьеш. Он оглянулся на собранную мощь парада победы, который ему предстояло возглавить. Мы могли бы разгромить и куусаманцев, и жителей Лаго. Мы могли бы, если бы". . .

Если. Это слово разъедало его. Он не побывал в Дьерваре сам, но у него были сообщения от людей, которые побывали. Колдовство, уничтожившее столицу Дьендьеш, могло обрушиться и на Котбус. Он знал это. Он никогда не забывал об этом. Ему оставалось надеяться, что король Свеммель тоже помнит об этом.

Высоко, тонко и по-паучьи прозвучала единственная нота трубы: сигнал к началу парада. Это должен был быть офицерский свисток, отдающий приказ к наступлению, подумал Ратхар. Но это было то, чем это было. Он выпятил грудь, запрокинул голову и промаршировал вперед так гордо и четко, как будто был на параде в офицерской коллегии, которую никогда не посещал.

Когда он появился в поле зрения, люди, заполонившие площадь - все, кроме парада, проходившего через нее, - снова и снова выкрикивали его имя: “Ратхар! Ратхар! Ратхар!”