Из тьмы

“Добрый день, джентльмены”, - сказал Хаджжадж на классическом каунианском, когда они вошли. Он читал язык науки и волшебства так же легко, как Зувейзи, но говорил на нем менее свободно.

“Добрый день, ваше превосходительство”, - хором ответили блондинки, низко кланяясь. Все они были одеты в туники и брюки; для мужчин с их бледной, легко загорающей кожей нагота в Зувайзе была недопустима, даже во время ее относительно мягкой зимы.

“Двоих из вас я встречал раньше”, - сказал Хаджадж. “Нямунас, Витолс”. Он кивнул каждому из них по очереди. Нямунас был старше Витолса, и у него была покрытая шрамами левая рука. До того, как Фортвег пал перед альгарвейцами, они оба были сержантами в армии короля Пенды - необычно высокое звание для каунианцев, - что делало их лидерами среди блондинов, бежавших через залив Аджлун, чтобы не оказаться в одном из специальных лагерей короля Мезенцио.

Третий блондин, которого Хаджадж не знал, снова поклонился и сказал: “Меня зовут Каудавас, ваше превосходительство”.

“Я рад познакомиться с вами”, - сказал Хаджадж. Пока он придерживался шаблонных фраз, с ним все было в порядке.

И Нямунас, и Витолс уставились на него. “Мы давно не видели друг друга, ваше превосходительство”, - сказал блондин постарше. “Большое спасибо, что напомнили наши имена”.

“Не за что”, - ответил Хаджадж - еще одна расхожая фраза. Хорошая память на имена и лица пригодилась дипломату. Когда он вышел за рамки стандартных фраз, ему пришлось подумать о том, что он сказал, и говорить медленно: “И тебе и твоим соотечественникам рады в моем королевстве, и вам всем троим рады здесь. Не хотите ли чаю, вина и пирожных?”

Все трое каунианцев из Фортвега усмехнулись. “Мы бы предпочли просто перейти к делу, сэр, если вы не возражаете”, - сказал Нямунас.

Хаджадж позволил себе легкую улыбку. Блондины, конечно же, узнали, как работают некоторые обычаи зувайзи. “Как пожелаете”, - сказал он и махнул в сторону подушек, разбросанных тут и там по покрытому ковром полу. “Садитесь. Устраивайтесь поудобнее. И тогда, пожалуйста, скажи мне, что я могу для тебя сделать ”.

Его гости тоже привыкли обходиться подушками вместо стульев и кушеток. Все они устроили себе гнезда. Нямунас, который, казалось, был их представителем, сказал: “Сэр, вы знаете, что мы плыли на восток от Наджрана обратно в Фортвег, чтобы нанести удар по проклятым рыжеволосым пару ударов”.

“Официально я этого не знаю”, - ответил Хаджжадж. “Если бы я знал об этом официально” - он задумался, правильно ли он использовал сослагательное наклонение, - ”Бывшие союзники Зувайзы, альгарвейцы, о которых вы упомянули, были бы мной недовольны”.

Каудавас сказал: “Мы никогда не понимали, как кто-то мог вступить в союз с сукиными сынами Мезенцио, если вы не возражаете, что я так говорю”. Он был вылеплен по тому же образцу, что и его товарищи; если уж на то пошло, он был крупнее и коренастее любого из них, достаточно коренастый, чтобы заставить Хаджаджа задуматься, есть ли в нем немного фортвежской крови.

“Учитывая, что альгарвейцы сделали с тобой, я знаю, почему ты так говоришь”, - ответил Хаджадж. “Тем не менее, у нас были свои причины”.

“Теперь мы имеем какое-то отношение к морякам ункерлантского флота в Наджране”, - сказал Витолс. “Может быть, мы сможем выяснить, каковы некоторые из этих причин”.

“А?” Хаджжадж наклонился вперед. “Иметь дело с ункерлантцами часто не очень приятно. Связано ли это с твоими причинами приезда в Бишах, чтобы повидаться со мной?”

“Да”, - сказали каунианцы как один, достаточно громко и сердито, чтобы заставить Кутуза оглянуться и убедиться, что с министром иностранных дел все в порядке. Хаджжадж махнул ему в ответ. Нямунас продолжал: “Дело в том, что мы хотим продолжать плыть обратно в Фортвег. Люди Свеммеля еще не полностью изгнали рыжих. Мы можем сделать там что-то хорошее ”.

“И, кроме того, мы хотим отомстить”, - добавил Каудавас.

“Действительно”, - сказал Хаджжадж. “Будьте уверены, я понимаю это”. Среди зувейзинов месть была блюдом, которое нужно смаковать. Ни один другой дерлавайский народ не думал об этом в таких художественных терминах, хотя альгарвейцы были к этому близки.

Витолс сказал: “Но моряки ункерлантского флота не позволяют нам выйти. Они говорят, что потопят нас, если мы попытаемся, и они это серьезно, будь они прокляты”.

“Вы можете что-нибудь с этим сделать, сэр?” Спросил Нямунас. “Вот почему мы пришли сюда, чтобы выяснить, сможете ли вы”.

“Я... вижу. Я не знаю”. Хаджжадж сделал кислое лицо. Наджран был портом Зувейзи, а не тем, который принадлежал королю Свеммелю. То, что зувейзин не могли полностью контролировать то, что там происходило, было возмутительно. Но Зувейза в эти дни сохраняла только ту власть, которую Ункерлант решил ей уступить. Хаджжадж побарабанил пальцами по колену. “Позволь мне задать вопрос. Ты верен этому новому королю, этому Беорнвульфу, которого назвали Ункерлантцы?” Фортвег в эти дни сохранил еще меньше суверенитета, чем Зувейза.

Почти в унисон каунианцы из Фортвега пожали плечами. “Так или иначе, нам на него наплевать”, - ответил Нямунас.

“Он просто фортвежец”, - согласился Витолс.

На этот раз Хаджадж спрятал улыбку. Блондины могли быть преследуемым меньшинством, но они сохранили свою собственную надменную гордость. Он сказал: “Позволь мне спросить по-другому: поклялся бы ты в верности королю Беорнвульфу, если бы это позволило тебе выступить против альгарвейцев, все еще находящихся в Фортвеге?”

Нямунас, Витолс и Каудавас посмотрели друг на друга. Все они снова пожали плечами, еще более неровно, чем раньше. “Почему нет?” Наконец сказал Нямунас. “Когда война наконец закончится, мы будем жить под его началом, если вернемся на Фортвег”.

“Он не может быть намного хуже этого тщеславного дурака Пенды”, - добавил Каудавас.

Его мнение о бывшем короле Фортвега полностью совпадало с мнением Хаджжаджа. Министр иностранных дел также отметил, что некоторые каунианские беженцы, похоже, подумывают о том, чтобы остаться в Зувейзе. После шестилетней войны королевство приняло несколько беженцев из Альгарвейи. Блондинки тоже могли бы вписаться.

Однако все это не имело никакого отношения к текущему делу. “Я поговорю за вас с министром Ансовальдом”, - пообещал Хаджжадж. “Я не знаю, что он скажет, но я поговорю с ним”. Блондины рассыпались в благодарностях. Они поклонились почти вдвое, покидая кабинет Хаджаджа. Однако, независимо от того, сколько благодарности они проявляли, они понятия не имели о размере услуги, которую оказывал им Хаджадж.

Кутуз так и сделал. “Простите, ваше превосходительство”, - сказал он.

“Я тоже”, - мрачно ответил Хаджадж. “Хотя с некоторыми вещами ничего не поделаешь”. Но он не мог оставаться таким спокойным, как бы ни старался. “Каждый раз, когда я разговариваю с варваром Ункерлантером, я хочу сразу после этого пойти принять ванну. И теперь у него рука с кнутом, силы внизу съедают его”.

Ансовальд не соизволил предоставить ему аудиенцию в течение трех дней. Министр Ункерлантер, без сомнения, думал, что он унижает и злит Хаджжаджа. Хаджжадж, однако, был так же доволен задержкой здесь. В конце концов, однако, ему пришлось надеть тунику в стиле Ункерлантера и отправиться в министерство. Он со вздохом вышел из своего экипажа. Часовые ункерлантера смотрели сквозь него, как будто его не существовало.