Из тьмы

По всем признакам, Ансовальд тоже с удовольствием сделал бы вид, что Хаджжаджа не существует. Он и министр иностранных дел Зувейзи никогда не ладили. В эти дни Ансовальд - жесткий, мускулистый мужчина с постоянным кислым выражением лица - не только владел хлыстом, но и наслаждался им. “Ну, и что теперь?” - спросил он по-альгарвейски, когда Хаджадж предстал перед ним.

“У меня есть петиция, которую я должен вам представить”, - ответил министр иностранных дел зувейзи, также на алгарвейском. Это был единственный язык, на котором они общались. В обращении с Ункерлантцем был ироничный привкус, который обычно нравился Хаджаджу. Однако сегодня он удивился этому предзнаменованию.

“Продолжай”, - пророкотал Ансовальд и поковырял ногтем, как будто это интересовало его больше, чем что-либо, что мог сказать Хаджжадж. Без сомнения, это он, с несчастьем подумал Хаджжадж. Тем не менее, он продолжил выполнять просьбу каунианцев из Фортвега. Ансовальд действительно начал прислушиваться к нему; он так много сказал министру Ункерлантера Зувейзе. И когда он закончил, Ансовальд, не теряя времени, пришел к решению. Он посмотрел Хаджаджу прямо в глаза и сказал: “Нет”.

Хаджадж на самом деле ничего другого и не ожидал. Ансовальд был здесь не в последнюю очередь для того, чтобы помешать Зувайзе. Но он спросил: “Почему бы и нет, ваше превосходительство? Ты, конечно, не можешь поверить, что эти каунианцы предпочли бы короля Мезенцио королю Свеммелю? Почему бы не бросить их против врага, которого вы оба ненавидите?”

“Я не обязан говорить тебе ни одной проклятой вещи”, - ответил Ансовальд. Хаджжадж просто склонил голову и ждал. Ансовальд сердито посмотрел на него. Наконец терпение победило то, чего не смогло бы добиться гнев - или, по крайней мере, гнев открыто проявился. “Хорошо. Хорошо”, - сказал министр Ункерлантер. “Я скажу тебе почему, будь оно проклято”.

“Спасибо”, - сказал Хаджадж и задумался, кому было больнее произносить эти слова - ему или Ансовальду, услышавшему их.

Ансовальд мог бы откусить от лимона, когда продолжал: “Потому что эти каунианцы - шайка проклятых смутьянов, вот почему”.

“Разве ты не хочешь , чтобы у людей Мезенцио были проблемы?” Спросил Хаджжадж.

“У них проблемы. Мы им их доставляем”. Взгляд Ансовальда остановился на министре иностранных дел Зувейзи. “Если бы это было не так, я бы не был здесь и не болтал с тобой, не так ли?” Хаджадж развел руками, соглашаясь с точкой зрения. Ансовальд рванулся вперед: “Но это не те смутьяны, которых я имел в виду. Да, они будут доставлять рыжеволосым неприятности, пока в Фортвеге еще остались рыжеволосые. Но этого не будет, по крайней мере, очень недолго. И после этого - смутьяны создают проблемы, вы понимаете, что я имею в виду? Довольно скоро они начали бы доставлять нам неприятности, просто из-за того, что мы были там. Зачем им позволять? У тебя есть несколько блондинок, и тебе с ними всегда рады. Мои распоряжения на этот счет исходят из Котбуса, а Котбус знает, о чем говорит ”.

Хаджадж задумался. За словами Ансовальда действительно стояла определенная безжалостная логика - та, что пришла в голову королю Свеммелю в один из его удачных дней. Нарушители спокойствия любили создавать проблемы, а против кого - не всегда имело значение. Хаджадж сказал блондинам, что попытается, и он попытался. “Пусть будет так, как вы говорите”, - пробормотал он.

“Конечно, все будет так, как я говорю”, - самодовольно ответил Ансовальд. Он ткнул толстым пальцем в сторону Хаджаджа. “Теперь, раз уж ты здесь - когда ты собираешься вернуть эту сучку Тасси Искакису?”

“Добрый день, ваше превосходительство”, - с достоинством сказал Хаджжадж и поднялся, чтобы уйти. “Возможно, тебе есть что сказать о том, что происходит в моем королевстве, но не, хвала высшим силам, в моем доме”. Но, уходя, он надеялся, что это не принятие желаемого за действительное.

Поскольку ему нечего было делать, кроме как лежать на спине, есть и пить, Бембо должен был бы быть счастливым человеком. Констебль часто стремился к такой лени как к идеалу, хотя одна-две дружелюбные женщины также играли определенную роль в его мечтах наяву. Сломанной ноги, безусловно, не было.

Это вернуло меня к Трикарико, подумал он. Орасте был прав -если бы я остался в Эофорвике, если бы я остался где-нибудь в блудливом Фортвеге, я, вероятно, был бы сейчас мертв. Ни одна из новостей, приходивших с запада, не была хорошей, даже если местные новостные сводки пытались сделать ее как можно более приятной.

О чем Орасте не подумал, так это о том, что даже вернувшись в свой родной город на северо-востоке Алгарве, Бембо все еще мог быть убит. Куусаманские и лагоанские драконы пролетали над горами Брадано каждую ночь, а иногда и днем, чтобы сбросить яйца на Трикарико. Бембо задавался вопросом, сколько времени пройдет, прежде чем вражеские солдаты тоже начнут перебираться через горы.

“Как бы долго это ни продолжалось, я ничего не могу с этим поделать”, - пробормотал он. Его нога оставалась в шине. Она все еще болела. Также невыносимо чесалось под досками и бинтами, где он не мог почесаться.

Медсестра прошла вдоль аккуратного ряда коек в палате. Санаторий был переполнен, не только мужчинами, ранеными в бою, но и всеми гражданскими лицами, пострадавшими от падающих яиц. Бембо надеялся стать кем-то вроде героя, когда вернется в Трикарико. Казалось, вряд ли кого-то это волновало или даже замечало.

“Как у нас сегодня дела?” - спросила медсестра, подойдя к его койке.

“Я в порядке”. Бембо резко повернул голову, как будто проверяя, не делит ли он постель с другими мужчинами, о которых он не знал. “Хотя больше никого не вижу”.

Медсестра ответила ему почтительной улыбкой. Она выглядела усталой. Все в Трикарико, или, по крайней мере, в санатории, выглядели измотанными в эти дни. Она положила руку ему на лоб. “Температуры нет”, - сказала она и что-то нацарапала на листе бумаги в своем блокноте. “Это хороший знак”.

“Как ты, милая?” Спросил Бембо. Он чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы заметить, что она была женщиной, и не самой невзрачной, которую он когда-либо видел.

На самом деле она была хорошенькой, когда улыбалась, что она и делала сейчас - в этом не было ничего дежурного. Но ее сияние не имело ничего общего с очарованием Бембо, если таковое вообще было. “Прошлой ночью я получила письмо от моего мужа”, - ответила она. “Он на западе, но с ним все в порядке, силы превыше всего”.

“Хорошо”, - сказал Бембо более или менее искренне. “Рад это слышать”.

“Тебе нужно воспользоваться судном?” - спросила она.

“Ну ... да”, - сказал он, и она позаботилась об этом, придерживая одеяло на койке как минимальный щит для его скромности. Она обращалась с ним с эффективностью, которой мог бы позавидовать король Свеммель, как будто его кусок мяса был ничем иным, как куском мяса. Он вздохнул. Вы слышали истории о медсестрах. ... Если он чему-то и научился, будучи констеблем, так это тому, что ты слышал всевозможные истории, которые не были правдой.