Избранная поневоле, или - попасть в Мурло

– А что мы? Мы ничего...
– С виноватой миной вдруг забубнил Чертополохов П.
– Обычно к ассортименту - никаких претензий. Берут с визгом, особенно кровососов. Пришлось даже поправочку внести - не больше двух штук на один эскорт. И вообще, это не наше направление. Мы...

– ...подкалымить впряглись.
– Понимающе кивнула Таня.
– Раздавать претенденткам - длинноухих, низкорослых, брутальных и - прочие заезженные штампы.

– Если интересно, то по окончанию всех испытаний - можно жалобную книгу попросить.
– Поддакнул напарнику невидимка.
– А мы всё по инструкции, как полагается.

– Либо до вашей жалобной книги никто не добирается; либо подвох в чём-то другом.
– Татьяна закрыла фолиант, и задумчиво посмотрела на автолавку.

– А случайно, никакого эксклюзива по сусекам не завалялось?

– Эксклюзивов не держим.
– Сумрачно сообщил Патриотыч.
– Неликвиды какие-то есть, точно помню. Пойдёт?

– И пойдёт, и побежит!
– Отчаянно-бесшабашно махнула рукой Таня.
– Лучше заикающееся и непросыхающее Чудо-Юдо, чем гламурный кровосос. Беру не глядя!

– Подпишите.
– Патриотыч среагировал моментально, взяв так же молниеносно протянутые водителем-романтиком бумаги: положил их на фолиант. Щёлкнула авторучка.
– Здесь, здесь, и здесь...

Татьяна пробежала взглядом набранный мелкими буквами текст, по диагонали. "Обязуется", "имеет право", "гарантийные обязательства", и тому подобная канцелярщина. Размашисто подписала в указанных местах. Бумаги вместе с прайсом, незамедлительно перекочевали обратно в кабину.

– Сейчас.
– Отпечатки следов на песке, потянулись к задней части фургона.
– Минут пять, если не меньше. Точно где-то видел.

"Избранной я себя вряд ли почувствую.
– Философски подумала Татьяна.
– А вот дурой, с набором неликвидов - в самом скором времени. Да ладно, чего теперь-то... Бумаги подписаны, опять же - Сайет-иб-Каррунд в хаосе погряз, по самую непролазность. Придётся потерпеть".

Патриотыч открыл двери автолавки, и интенсивно загремел чем-то внутри. Таня подумала, и подошла к водителю-романтику.

– Про Патриотыча спросить хочешь?
– Заговорщицки подмигнул Чертополохов П., и его жуликоватые очи стали откровенно масляными.
– Или поблагодарить за первоклассный сервис, пылко бросившись мне на грудь?

– А что, часто бросаются?
– Хмыкнула Татьяна.
– Если отталкиваться от десятка пулевых пробоин, что красуются на вашей таратайке, то - с благодарными клиентами у вас не густо.

– Да попались тут... попаданцы одни.
– Водитель-романтик сбился с романтического настроя.
– Любимые чада мамы-анархии. Смешно, ага. Каламбур - каламбуром, а когда по тебе из "Льюиса" с пяти шагов садят, и промахиваются только потому, что самогона перед попаданием было употреблено более чем...

– В каждой профессии есть свои плюсы, и свои минусы.
– Улыбнулась Татьяна.
– А могли и не из "Льюиса", и не с пьяных глаз. А хладнокровненько, из "Стингера"...

– Ты там про Патриотыча что-то узнать хотела?
– Ощутимо занервничал Чертополохов П., которому начавшийся экскурс во всемирную историю оружия, не принёс ни малейших положительных эмоций.
– Нет?

– Допустим.

– Не свезло человеку.
– Понизив голос, доверительно сообщил собственник линялой майки.
– С таким отчеством, и таким родителем - по чистой случайности попасть на тайное собрание колдунов-либералов... Папа его, в своё время качественно эту публику поприжимал; сколько языков мёртвым узлом было завязано, мама родная! Они и припомнили, как случай выдался. Заклинание вроде бы незамысловатое - "Чтоб глаза мои тебя не видели": а жизнь у человека поломана. Хорошо, что не в упаковку носовых платков превратили. Патриотыч, правда, говорит - что есть в невидимости свои приятные стороны: но, я-то чувствую, что маетно ему временами... Мы с ним уже полтора десятка лет в одной кабине, притёрлись вроде. Такую карьеру человеку предрекали, ой-ёй!
– да всё прахом пошло. У нас же привыкли патриотические лозунги в пустоту кидать, а тут те же самые воззвания - из пустоты шпарят. Не всякий адекватно воспримет. Возникло мнение, что даже в патриотизме - перегибов допускать не стоит: чуть позже мнение разрослось, ну и... Плюс ко всему, у папы от такого либерального финта - сердечко не сдюжило. Вот и пришлось Патриотычу в службу снабжения устраиваться. И то, по старым связям. Грустно, не то слово...

– Есть!
– Со стороны фургона раздалось победное кряхтенье человека с трудной судьбой.
– Пафнутий, подсоби! Неподъёмный, зараза...

Водитель-романтик с редким именем расторопно выпрыгнул из кабины, бросившись помогать Патриотычу. Таня пошла следом, с любопытством ожидая конца разгрузки. Обогнула казённый транспорт и встала чуть сбоку, заглядывая внутрь фургона.

Трёхметровый в длину, двухметровый в высоту и ширину снаружи, внутри фургон имел габариты четырёхполосного автомобильного туннеля, уходя вглубь - минимум на полкилометра. Уставленного вместительными многоярусными стеллажами по обоим стенам. Стеллажи выглядели далеко не подобием магазинных полок где-нибудь в сельпо, во времена развитого социализма. Тушка Чертополохова П. кое-как просматривалась в довольно густом пятиметровом облаке пыли, в эпицентре которого - находился габаритный баул. Ничем не отличающийся от клетчатого собрата, битком набитого турецким ширпотребом, и волочимого в двери аэропорта цепкой дланью замотавшегося "челнока". Рядом с водителем-романтиком суетился щупловатый и невысокий силуэт невидимки: ставший различимым благодаря пыли. У Патриотыча были узкие плечи гуманитария, и растрёпанные кудри средневекового маркиза.

– Тыгдым твою...
– Донеслось до Тани.
– Слева, слева поднимай! Патриотыч, твою законопатить... Тележку на тормоз поставь, самородок раздолбайства: поддерживай, ну!

Работники службы доставки, на пределе сил водружали упаковку с неликвидами на тележку, прикрепляя к каждой неудавшейся попытке - ёмкое словосочетание, придающее процессу должные настрой и значимость.

– Есть!
– Баул таки был затолкан на тележку, которая с жалобным поскрипыванием двинулась в сторону дверей.
– Аккуратней вези, скособочится же! Толкай, говорю! Ты думаешь, если отряхнулся - и тебя не видно: так я не догадаюсь, что ты не везёшь, а сачкуешь? Патриотыч, тыгдым твою...

"Японский потребитель...
– Татьяна, с каким-то - только что появившимся суеверным страхом, смотрела на увеличивающуюся в размерах тару с её будущим сопровождением.
– Может, всё-таки следовало взять классику? Нет, надо было повыёживаться... Спокойствие, только спокойствие! Хуже тех гопников с Просвещения, вряд ли что может быть; а уж если от них отбилась, неликвиды как-нибудь осилю".

– Сгружай, тыгдым твою!
– Тележка наклонилась, сопровождаемая очередным словесным дуплетом: и баул нехотя поехал по выдвижному роликовому конвейеру. Внутри баула, что-то побрякивало и гулко ёкало. Таня стоически ждала окончания разгрузки.

Патриотыч толкнул тележку обратно, а водитель-романтик спрыгнул на песок, и походкой перетрудившегося патриция двинулся к кабине. Автолавка проехала пару метров вперёд, освобождая конвейер, и остановилась. Невидимка проворно втянул казённое имущество обратно, и тоже спрыгнул вниз, закрывая дверцы фургона.

– Значит, гляди сюда.
– Чертополохов П. снова покинул кабину, вооружённый прозаическим ручным сканером. Поманил Таню.
– Упаковка в порядке, сейчас блокировку сниму...

Он старательно протёр пыльную полоску штрих-кода, имеющуюся на боку баула, поднёс сканер. Устройство удовлетворённо вякнуло. Секундой позже, хлопнула дверь кабины: Патриотыч вернулся на заслуженный отдых.

– Так...
– Водитель-романтик почесал сканером кончик своего носа.
– Готово. Автоматическая распаковка произойдёт спустя пять минут. Жди.

– А потом?

– А потом сама разберёшься. Ничего сложного. Желаю удачи.

Он повернулся, и пошёл прочь.

– А почему - романтик?
– Вдогонку спросила Татьяна.
– Или - это чужой бейджик?