Избранное в двух томах. Том 2

предельной интенсивностью. И — квалифицированно!

Постепенно требования к космонавтам и в этом отношении стали

ужесточаться. Как-то раз очередной работающий в космосе экипаж немного

поднапутал — нажал какие-то кнопки в неправильной последовательности. Дело

удалось с помощью ЦУПа поправить: нужный маневр был выполнен, хотя и не

оптимальным путем. Пришлось по заведенному порядку доложить об этом

«наверх» — чересчур широкий круг людей был в курсе происшествия и

информация о нем так или иначе не могла не просочиться. Выслушав доклад, Д.

Ф. Устинов, курировавший тогда космические дела, подумал и сказал:

— Пора нам начинать наказывать.

355 Подумал еще и добавил:

— Наказывать тех, кто готовит космонавтов. .

Да, работать в космосе стало непросто.

Интересно, что и в этом смысле история развития космических полетов в

основных чертах повторила историю авиации. Сравните деятельность первых

пилотов, которые совершали свои героические (конечно же героические!) полеты, — можно сказать, ради самих этих полетов, ради того, чтобы убедиться

самим и убедить других: человек может летать, — с деятельностью современного

летчика-испытателя, каждую секунду выше головы загруженного бездной дел: управлением самолетом и его многочисленными системами, установлением

предусмотренных программой (зачастую очень непростых, никогда в нормальной

эксплуатации не встречающихся) режимов, ориентировкой в пространстве, ведением связи, записями в планшете — всего не перечислишь!

Не хочу напрасно огорчать своих друзей — космонавтов, но боюсь, что чаша

сия ожидает их в самом недалеком будущем. Впрочем, почему в будущем? Уже

сейчас космонавт В. В. Коваленок на вопрос о том, чего в космосе больше всего

не хватает, а чего в избытке, ответил: «Больше всего не хватает времени. А

интересных дел всегда избыток. .»

Какой уж тут «информационный голод»!..

Из экипажа «Восхода» я был хорошо знаком с Владимиром Михайловичем

Комаровым и Константином Петровичем Феоктистовым. Третьего члена экипажа

— Бориса Борисовича Егорова, — к сожалению, знал гораздо меньше: по своей

врачебной специальности он занимался работами, к которым я прямого

отношения не имел.

Комаров в отряде космонавтов выделялся прежде всего самой своей

«докосмической» биографией. К моменту прихода в Центр он уже многое имел за

плечами. В авиацию он пришел... Да, строго говоря, он в нее и не пришел: начало

сознательной жизни застало его уже, можно сказать, в авиации — в специальной

средней школе Военно-Воздушных Сил: были в свое время такие учебные

заведения. Неудивительно, что, получив среднее образование, Комаров прямым

путем пошел в военно-авиационное училище летчиков, после

356

окончания которого пять лет служил летчиком-истребителем в строевых частях.

Летал на самых скоростных по тому времени самолетах, учился сам, учил других

— и в какой-то момент почувствовал, что дальше проникать в глубинную суть

явлений, сопутствующих полету, ему уже трудно. Вернее, нецелесообразно.

— КПД не тот, как объяснил он впоследствии. А жить иначе как с самым

высоким КПД - коэффициентом полезного действия —он не желал. Был в этом

смысле максималистом. Потому и поступил в прославленную Военно-воздушную

инженерную академию имени Жуковского. Заметьте: в инженерную. Не все

друзья, даже близкие, поняли это решение («Что тебе, летать надоело?»). Нет, летать ему не надоело. Ему этого стало мало — просто летать. Он хотел летать

иначе и доказал это, вернувшись после окончания академии на летную работу

уже в новом качестве: летчиком-испытателем. В этой области проработал

сравнительно недолго при первом же наборе в отряд космонавтов поступил в

него, — но что-то (и немалое «что-то».) из опыта летно-испытательной работы, вне всякого сомнения, извлек. Не случайно, я уверен, было одно то, что на двух

из пока существующих типов советских космических кораблей — на «Восходе» и

на «Союзе» — не кто иной, как Комаров, выполнял первые, по существу, чисто

испытательные полеты. Его кандидатура напрашивалась на такое дело сама

собой. И не только потому, что он был профессионально к этому отлично

подготовлен, обладая опытом работы и квалификацией в удачном сочетании: летчика, инженера, испытателя. Он отлично подходил к испытательной работе и

по характеру своему, по вдумчивости, по неутолимой потребности в любом деле

докопаться до самой его сердцевины, по тому, наконец, что был просто очень

умным человеком (мы в своих официальных и неофициальных оценках как-то

стали забывать, что умный человек — это всегда хорошо. Много ли вы видели, скажем, служебных характеристик, где было бы написано: умный человек?) А кроме всего прочего, привлекал к себе сердца людей Комаров своей

естественной, абсолютно непоказной скромностью.

В дни, когда мы праздновали двадцатилетие Победы, Владимир Михайлович

откликнулся на приглашение летчиков-испытателей и приехал к нам в клуб.

357 Выйдя на трибуну, он начал с того, что сомневается в своем праве выступать

в этот день: ведь в Великой Отечественной войне он не участвовал; когда она

закончилась, он, правда, уже носил на плечах голубые авиационные погоны, но

то были погоны воспитанника спецшколы. . И рассказал, что в день 9 мая сорок

пятого года он, как и тысячи других москвичей, повинуясь какой-то внутренней

потребности, пришел на Красную площадь. А там каждого появившегося

военного качали. Увидев Комарова, бросились качать и его. И напрасно Володя

кричал, что он не летчик, а ученик спецшколы, что он повоевать не успел, что он

не заслужил.. Все его протесты не помогали: раз в военной форме, значит —

качать его!

— И с тех пор я всю жизнь стараюсь отработать это, — сказал, заканчивая