Избранное в двух томах. Том 2

пазухи тростниковую дудочку и стал играть. Ничего подобного в жизни я не

слыхал, и представить себе трудно, какого артистизма можно достигнуть, владея

таким примитивным инструментом. Порой дудка у него пела почти человеческим

голосом. Древние армянские мотивы так подействовали на слушателей, что на

глазах у многих появились слезы. .» Незаурядность, талант, в какой бы области

они не проявлялись, неизменно привлекают внимание Арцеулова. У машины, пишет он, «нас ожидало еще одно чудо. Водитель, такого же типа, как и

дудочник, подошел к своей машине и, стоя на расстоянии, скомандовал:

«Заводись!»—и мотор заработал. «Поехали, милая» — машина двинулась, он

вскочил на ходу.. » Виртуоза-дудочника и фокусника-водителя Арцеулов

воспринял прежде всего как людей одаренных. А на таких у него был особый

вкус.Чрезвычайно рельефны, зримы описания всего увиденного Арцеуловым и

остановившего на себе его внимание (тут литератор и художник в нем слились

воедино) : скульптур, высеченных в стенах храмов, палат резиденции католикоса

Эчмиадзина и, разумеется, Арарата: «Условия освещения были подходящие.

Дымка застилала подножие горы, и только снежная громада выделялась на фоне

неба».

Едва ли не каждое письмо Константина Константиновича содержит точные

наблюдения, глубокие мысли, красочные образы.

Обращает на себя внимание доброжелательность большинства его

характеристик: «Нам очень понравился этот молодой человек. Приветливый, серьезный, разносторонне эрудированный.. » — это о Ролане Олеговиче

538

Антонове, сыне авиаконструктора О. А. Антонова. «Очень хорошо выступила

Марина Попович. . Она ведь поэтесса, остроумная и задорная». Посетившие

Арцеулова в гостинице киевские моделисты — «чудесные парни, энтузиасты

своего дела — искусства». С особенно большой теплотой пишет Арцеулов о

своих коллегах — летчиках и планеристах: Герое Советского Союза А. Н.

Грацианском, планеристе-чемпионе, певце и прекрасном рассказчике В. В.

Гончаренко и многих других. Создается впечатление, будто ему на каждом шагу

попадались одни лишь интересные и симпатичные люди. Что, впрочем, не так уж

и удивительно: в отличие от электростатики, по законам которой взаимно

притягиваются разноименно заряженные тела, в человеческих

взаимоотношениях, напротив, тянет друг к другу людей хороших, «положительно

заряженных».

Не закрывал, однако, глаза Константин Константинович и на теневые

стороны реальной жизни. Всеядностью и всепрощенчеством не болел. Особенно

не терпел необязательности.

Довольно сердито писал, например, о человеке, взявшем на себя роль

организатора записи Арцеулова для телевидения и начавшем с того, что сам

опоздал на целый час.

А «записываться», «сниматься», да и вообще выступать он не очень любил.

Писал об этом сначала сдержанно, даже с усмешкой (про внезапно возникшего

режиссера кинохроники: «Мне это как снег на голову»). Но чем дальше, тем все

более раздраженно: «В Москве после поездки мне досаждали и очеркисты, и из

телевидения. Все хотят заполучить материал, фотографии, побеседовать. Мне это

на нервы действует. Мне хочется только покоя. . Я все еще не рассортировал

своего багажа и здоровье налаживается медленно». И в другом письме: «.. время

было суматошное — приехала киногруппа документалистов, которые снимают

фильм.. и меня прилепили к этому делу.. Мне было трудновато и для глаз, и

понервничать приходится в таких случаях. Не переношу записи на пленку. Язык

к горлу прилипает, и мысли из головы вылетают.. Предстоит еще такая же

процедура для Центрального телевидения».

Читая такое, сочувствуешь пожилому, больному человеку, для которого шум, суета, бьющий в больные глаза ослепительный свет, вся процедура записей, 539

к тому же следующих одна за другой чуть ли не сплошным потоком, действительно были трудны и утомительны.

И все же. . Все же сейчас, когда Константина Константиновича Арцеулова

среди нас больше нет, особенно остро ощущается, сколько важного, драгоценного, невосполнимого мог бы еще рассказать по радио, телевидению, в

печати этот человек! Как много ушло вместе с ним!. Автор этих строк, например, сейчас глубоко сожалеет, что в свое время, пока это было возможно, постеснялся

«вытягивать информацию» из Константина Константиновича. Боялся

злоупотребить его добрым отношением к себе. .

Читая пространные, подробные письма Арцеулова, легко предположить, что

он любил это дело, отдавался эпистолярным занятиям с радостью и

наслаждением. И великой неожиданностью прозвучали для меня слова дочери

Константина Константиновича — Ольги Константиновны:

— На столе у папы всегда лежал список, кому, в каком порядке отвечать.

Переписка была очень большая. Но он имел правило: всем, кто ему писал, отвечать. Хотя писать письма не любил, каждый раз морщился, охал..

Вот как, оказывается: не любил! Но — писал. Потому что отличался редкой

обязательностью. А по отношению к близким людям ощущал и потребность

поделиться всем важным и интересным, что ему доводилось увидеть.

Не следует, однако, видя все проявления его уважительного отношения к

людям, представлять себе Константина Константиновича в виде этакого

рождественского деда, благостно-добродушного по отношению ко всем и к

каждому. Нет, когда он сталкивался с высказываниями или поступками, достойными осуждения, то своего отношения к этому не скрывал.

Друживший с Арцеуловым летчик и художник Л. М. Вяткин рассказывает, как однажды при нем Константин Константинович снял трубку зазвонившего