Избранное. Компиляция. Книги 1-14

Я покачал головой.

– Нет, но если преемник Кохлера не изменит шифр, мы сможем перехватывать его сообщения в море.

Писатель кивнул.

– Значит, мы должны как можно быстрее выйти в плавание. Пришли на борт Дона Саксона – он будет слушать радио и пеленговать. И мы отправимся ловить подлодки.

– Нам нужно решить, что делать с Марией, – заметил я.

– С кем? С Дикаркой? А что с ней? – Хемингуэй пригладил волосы.

– По-моему, вы правы, и Мальдонадо обязательно прочтет рапорт местных полицейских, – сказал я. – В самое ближайшее время Бешеный жеребец появится здесь и начнет вынюхивать.

– Подумаем об этом утром, – отозвался писатель, по-прежнему не отрывая взгляда от шифровальных сеток. Внезапно он улыбнулся. – Черт побери, если случится самое худшее, мы можем взять ее с собой.

Я решил, что он шутит.

– В качестве повара?

Хемингуэй с самым серьезным видом покачал головой.

– Наш кок – Грегорио. Лучший на все времена. Дикарка займется штопаньем носков и будет подавать патроны, если нам придется туго.

„О господи“, – подумал я.

Хемингуэй вскочил на ноги и крепко стиснул мои плечи.

– Ты хорошо поработал, Лукас. Очень хорошо. Не знаю, кто ты и что ты на самом деле, но, коли ты способен поставлять „Хитрому делу“ такую информацию, я рад, что ты с нами. – Он собрал записи. – Я беру их с собой в постель, а утром поеду к Спруиллу Брадену.

Я кивнул.

– Доброй ночи, Лукас, – сказал Хемингуэй и погасил свет в старой кухне, продолжая улыбаться. – Ты отлично поработал.

* * *

Вернувшись в „Первый сорт“, мы с Марией не рискнули включать свет. Пока она раздевалась и готовилась ко сну в маленькой комнате, погруженной во тьму, я вынул пистолет из тайника, устроенного в кладке камина, проверил его, убеждаясь, что он заряжен, но в стволе нет патрона, и сунул оружие под подушку. За окнами царила непроглядная темнота, шел дождь. Я вынес койку в другую комнату, но, прежде чем я успел забраться под одеяло, Мария втащила свою кровать с постелью и поставила ее рядом с моей. Я хмуро посмотрел на нее.

– Прошу вас, сеньор, – зашептала она. – Умоляю вас.

Я только лягу рядом, но даже не прикоснусь к вам. Мне так страшно. – Она забралась под одеяло. Ее койка стояла в полуметре от моей.

– Какого черта ты делала в деревне? – хрипло прошептал я. – Нам очень повезло, иначе Бешеный жеребец в эту самую минуту уже допрашивал бы тебя.

Мария задрожала.

– Мне было так одиноко, так плохо, – прерывающимся шепотом заговорила она. – Я отправилась туда… не подумав хорошенько. Я все равно не смогла бы уехать домой. У меня не было денег на автобус. Я решила, что как-нибудь доберусь.

Сеньор Хосе, больше я не уйду с фермы, клянусь глазами своей матери…

Я вздохнул и посмотрел в потолок. Мгновение спустя одеяло Марии негромко зашуршало, и ее маленькая ладонь коснулась моего плеча. Ее ледяные пальцы вздрагивали. Я не протянул руку, не сжал их, но и не оттолкнул.

„О господи, – думал я, прислушиваясь к звукам капель, барабанивших по крыше, и шелесту пальмовых листьев, которые колыхал ветер. – А ведь лето только начинается“.

Глава 16

Май сменился июнем, и у меня возникло ощущение медленно, но неумолимо затягивающейся петли. Что это за петля и на чьей шее, я даже не догадывался. Тропический зной из тягостного превратился в невыносимый, и когда не дул пассат, я чувствовал себя так, словно мой череп угодил между молотом жгучего солнечного света и наковальней слепящего моря.

Вести с обоих фронтов были в основном тревожные, и лишь отдельные события могли удержать малодушного человека от полного отчаяния.

В начале июня Мексика объявила войну государствам фашистской Оси.

– Ну наконец-то, – сказал Хемингуэй, когда мы услышали эту новость по коротковолновому приемнику на борту „Пилар“. – Узнав об этом, Гитлер и Того выбросят белое полотенце. Уже в этом месяце отборные мексиканские полки наводнят Европу и Британские острова.

4 июля японцы предприняли массированную атаку на Мидуэй-Айленд. Четверо суток экипаж „Пилар“ слушал скудные сообщения о боях; все, кроме меня, были уверены в том, что настала новая эра морской войны. Хемингуэй утверждал, что времена боевых судов и артиллерии миновали, что теперь они – такое же архаичное оружие, как арбалеты, и отныне решающее слово будет за кораблями, о которых мы слушали по радио, – авианосцами, выпускающими самолеты против вражеских флотилий с дистанции в сотни миль. Судя по всему, адмирал Эрнест Кинг, главнокомандующий военно-морскими силами США, придерживался одного с Хемингуэем мнения, поскольку еще до того, как определился результат сражения, он в беседе с журналистами признал, что его исход изменит течение войны. 7 июня ВМФ США объявил о своей победе, но лишь несколько месяцев спустя все мы осознали, насколько важна была эта победа.

В тот же день 4 июня из оккупированной Восточной Европы поступило сообщение об убийстве шефа СС в Чехословакии Рейнхарда Гейдриха. Убийство якобы было совершено местными партизанами, однако по моим сведениям, полученным еще в канадском Лагере „X“, „партизанская“ вылазка была не чем иным, как тщательно спланированной операцией британцев, которые привлекли к ней чешских националистов. Идея ликвидировать Гейдриха принадлежала Уильяму Стефенсону и Яну Флемингу. Ничуть не удивило меня и полученное 10 июня сообщение о том, что в отместку за гибель Гейдриха нацисты полностью разрушили чешский город Ледеч и казнили более 1300 его мирных жителей. Немцы выбрали Ледеч по одной-единственной причине – прошел слух, что кто-то из заговорщиков провел там ночь.

Война разгоралась. К середине месяца генерал Роммель вышвырнул британцев из Северной Африки. Японцы заняли два острова алеутского архипелага и захватили американский самолет, который потопил шесть японских кораблей, курсировавших вдоль этой островной цепочки. Вопреки вдохновляющим словам Марлен Дитрих о мощи Советов, становилось очевидно, что немцы продолжают оттеснять русских в степи и что Севастополь, их главная военная база на Черном море, оказался на грани падения.

13 июня Франклин Делано Рузвельт утвердил создание Офиса Стратегических Служб, тем самым концентрируя и укрепляя могущество бывшего КСК Уильяма Донована. Я хотел послать Уоллесу Филлипсу поздравительную открытку, однако он уже получил от меня подарок – шифрованные сообщения о британских конвоях – и, хотя он знал, что для людей Донована это устаревший материал, все же выполнил свою часть сделки. Когда я в конце мая попытался дозвониться Филлипсу в „Насиональ“, мне сообщили, что коротышка выписался из отеля и велел пересылать корреспонденцию на его имя в Лондон.

* * *

Из новостей, имевших прямое отношение к нашей деятельности, можно упомянуть сообщение американских и гаванских газет о том, что 29 июня ФБР задержало на Лонг-Айленде восемь германских диверсантов. Почти все подробности операции были искажены, однако это была первая реакция на храброе обращение Хемингуэя в посольство месяцем ранее.

Хемингуэй был раздосадован тем, что его доклад восприняли без энтузиазма. Посол Браден не скупился на похвалы, высоко оценив усилия Хемингуэя и его тайной организации, и выразил уверенность в том, что ФБР и военно-морской флот немедленно предпримут необходимые меры, как только его сообщение будет получено и подтверждено. Полковник Томасон отправил Хемингуэю с дипломатической почтой зашифрованное поздравление, однако скрытый скептицизм в похвалах полковника и посла взбесил писателя.

Я подал свой рапорт Дельгадо и ничуть не удивился, когда он, прочтя его, лишь чуть-чуть вздернул одну бровь и искривил губы. Только месяц спустя я узнал от него подробности „ареста шпионов“.

Никаких немцев на Лонг-Айленде не задерживали.

Невзирая на обращение Хемингуэя в посольство и мой доклад, поданный через Дельгадо самому Гуверу, немецкие диверсанты высадились на берег 13 июня, не встретив там ни ФБР, ни сотрудников спецслужб флота. Их высадка прошла незамеченной, если не считать случайной встречи с новобранцем береговой охраны по имени Джон Куплен. 13 июня он патрулировал пустынный пляж неподалеку от Амангасетта, Лонг-Айленд, и заметил четырех мужчин, которые вытягивали на берег огромный спасательный плот, борясь с сильным прибоем. Куплен дождался, когда они выйдут на сушу. Мужчины сказали ему с едва заметным немецким акцентом, что они рыбаки, что их судно пошло ко дну и они направляются в город за помощью.