Избранное. Компиляция. Книги 1-14

Паха Сапа смеется и прикладывается к кувшину с родниковой водой.

— Да, дядя, конечно. Но я никогда не слышал, чтобы шаман, наделенный необычными способностями, говорил о…

Он замолкает, вспоминая о собственном опыте (сне?), когда он лежал в траве, а потом поднялся так высоко в небо, что оно потемнело среди белого дня и на нем появились звезды.

— …говорил… о таких далеких путешествиях. Но ты, дядя, говоришь, что у вазичу бывают видения, как и у настоящих людей?

Роберт Сладкое Лекарство пожимает плечами и подбрасывает несколько прутьев в огонь. Паха Сапе становится тепло под одеялами, глаза его начинают смыкаться. От второго кролика теперь тоже остались одни кости.

Голос старика, громким эхом отдающийся от стен маленькой пещеры, кажется Пахе Сапе странно знакомым.

— А ты никогда не обращал внимания, юный Черные Холмы, как все наши племена (все те, о которых я знаю, даже те, что живут к востоку от Большой реки и к западу от Горящих гор и за хребтом, Где Никогда Нет Лета, даже те, которые так далеко на юге, что там не равнины, а пустыни, где не растет трава) — что все мы даем нашим племенам названия, которые значат то же, что тсехестано, народ, как говорим мы, шайенна, или вольные люди природы, как называете себя вы, лакота, или истинные люди, как говорят кроу… и так далее, и так далее, и так далее.

Паха Сапа забыл вопрос, если только в этих словах был какой-то вопрос, и совершенно не понимает, в чем суть, если только в этом есть суть. Он отвечает только сонными кивками и, вспоминая хорошие манеры, тихой отрыжкой.

— Я у тебя спрашиваю, юный Черные Холмы, почему каждое из наших племен называет себя «истинными человеческими существами», но ни одну другую племенную группу, даже вазичу, таковыми не считает?

Паха Сапа трет глаза.

— Я думаю, дядя, наверное, потому, что наше племя… то есть мы… и есть человеческие существа, а другие — нет?

Такой ответ кажется немного неадекватным даже быстро отогревающемуся мальчику с набитым животом, но другого ответа ему в этот момент не придумать. В следующие десятилетия он не раз будет возвращаться к этому вопросу.

Роберт Сладкое Лекарство кивает, словно удовлетворен каким-то особенно умным ответом одного из учеников, которые учатся у него на вичаза вакана.

— Возможно, юный Черные Холмы, когда ты выучишь язык призрака того вазикуна, что теперь бубнит у тебя в голове, то начнешь понимать мой странный вопрос о нашем самоименовании немного лучше.

Паха Сапа сонно кивает, а потом вдруг сон его мигом проходит — он ведь не говорил этому старику о призраке Длинного Волоса, поселившемся в нем.

Или говорил?

Но Роберт Сладкое Лекарство уже продолжает:

— Ты идешь в настоящие Паха-сапа, чтобы в одиночестве пройти ханблецею, так что после сегодняшнего пира тебе придется поститься. То место, которое тебе нужно, в одном дне езды отсюда, если только ты пойдешь верным путем в холмах. Я надеюсь, твой тункашила, Сильно Хромает, рассказал тебе, как нужно готовиться, и дал тебе все, что нужно, чтобы ты правильно сделал йювипи?

— О да, дядя! Я узнал все, что нужно, а то, чего мне не найти в лесу, все собрано и навьючено на мою белую кобылу — ты слышишь, как она щиплет траву у входа!

Роберт Сладкое Лекарство кивает, но не улыбается.

— Ваштай! Сильно Хромает дал тебе надлежащую священную трубку и крепкий каньлийюкпани — отличный курительный табак?

— О да, дядя!

Дал ли? За четыре дождливых ночи Паха Сапа не до конца рассмотрел содержимое тюков, которые дал ему дедушка, он обычно прятался под кобылу в ночной ливень и нашаривал сухое мясо или лепешки, которые ему собрала в дорогу Женщина Три Бизона. Какая трубка в его тюках с добром — та, священная незаменимая Птехинчала Хуху Канунпа, Трубка Малоберцовой Бизоньей Кости, которую Сидящий Бык вручил на хранение Сильно Хромает, или менее священная племенная из красной глины? Паха Сапа не помнит, чтобы видел в каком-нибудь из своих промокших тюков красные орлиные перья, украшающие бесценную Птехинчала Хуху Канунпу.

Старик все еще продолжает говорить:

— Ваштай, Паха Сапа. Держись подальше от дорог вазичу, потому что солдаты и золотоискатели убьют тебя без лишних разговоров. Ступай на вершину Шести Пращуров. Июхакскан каннонпа! Возьми с собой трубку. Твоя трубка вакан. Таку воекон кин ихьюха эл войлагйапело. Эхантан наджинойате мака стимнийан каннонпа кин хе уйваканпело. Она может все. С тех пор как стоячие люди расселились по земле, эта трубка была вакан.

Паха Сапа трясет головой, пытаясь прогнать из нее гудение и путаницу. Его донимает лихорадка. Глаза слезятся то ли от дыма, то ли от сильных эмоций — он не знает. Он по-прежнему сидит со скрещенными ногами на одеяле, завернутый в два других, и ему кажется, что он голый парит в нескольких дюймах над полом пещеры. Голос Роберта Сладкое Лекарство гудит в его голове, словно орудия вазичу.

— Юный Черные Холмы, ты знаешь, как нужно правильно построить себе ойникага типи?

— Да, дедушка… я хочу сказать — дядя. Я помогал Сильно Хромает и другим ставить парилки.

— Охан. Ваште! И ты знаешь, как правильно выбрать синткалу ваксу из других камней, которые могут ослепить или убить тебя?

— О да, дядя.

Знает ли? Когда придет время в Черных холмах, сумеет ли он выбрать особые камни в руслах ручьев, камни с «бисерным» рисунком, по которому и определяется, что они безопасны при использовании в парилке?

Паха Сапа начинает потеть, и его трясет под одеялами.

— А жена твоего дедушки нарезала сорок квадратиков плоти со своей руки для твоей вагмугхы к камням йювипи?

— О да, дядя.

Нарезали ли Коса Ворона или Женщина Три Бизона необходимые кусочки кожи для священной погремушки, собрали ли маленькие ископаемые камушки, которые можно найти только в определенных муравьиных кучах? Да как они могли успеть? У них не было времени!

Старик снова кивает и бросает несколько ароматизированных палочек в костер, который разгорелся уже и без того. Пещера наполняется кисловато-сладким запахом благовония.

— Тебя предупредили, юный Черные Холмы, что, когда ты станешь наги, чистым духом, тебя посетят — почти наверняка нападут на тебя — осин ксика, злые животные, а также ванаги, и сисийи, и сийоко?

— Я не боюсь призраков, дядя, а сисийи и сийоко — это страшилки для детей.

Но голос Паха Сапы дрожит, когда мальчик говорит это.

Роберт Сладкое Лекарство, кажется, не замечает этого. Он смотрит в костер, и в его черных глазах пляшут язычки пламени.

— Видение ханблецеи — очень серьезное испытание для любого мужчины, сынок, а уж тем более для такого маленького человека, как ты. Ты понимаешь, что иногда судьба всего рода, к которому принадлежит тот, кто проходит ханблецею, зависит от видения? Иногда судьба целого народа — более чем племени, целой расы — зависит от видения и от того, что будет предпринято после видения. Ты это понимаешь?

— Да, конечно, дядя.

Паха Сапа решает, что Роберт Сладкое Лекарство не в своем уме. Винкто.

— Ты знаешь, юный Черные Холмы, для чего существуют пращуры, боги и сам Вакан Танка?

Паха Сапа хочет сказать: «К чему ты все это говоришь, старик?» — но он выдавливает из себя уважительное:

— Да, дядя.

Роберт Сладкое Лекарство отрывает взгляд от огня и смотрит прямо на Паха Сапу, но в черных глазах старика по-прежнему пляшут язычки пламени.

— Нет, ты не знаешь, юный Паха Сапа. Но узнаешь. Боги, пращуры и сам Всё существуют, потому что существуют так называемые люди, чтобы поклоняться им. Люди существуют, потому что существуют бизоны и потому что во всем мире, который мы воспринимаем как мир, свободно растет трава. Но когда исчезнут бизоны и когда исчезнет трава, люди тоже исчезнут. И тогда не станет и богов, духов наших предков, духов места и самой жизни. Ты меня понимаешь, Паха Сапа?