Избранное

И все же, подобно всем счастливчикам, он проклял в конце концов свой домашний рай и отправился на поиски выхода. Он пустился вплавь против течения, пробил головой ход, порвал живую пуповину изначальной связи.

Но обитатель и покинутая обитель не смогли существовать врозь. Со временем у них установился ритуал, полный тоски по дородовому прошлому, обряд интимный и непристойный, в начале которого Адам должен был сознательно идти на унижение. Коленопреклоненный, словно перед богиней, он молил о милости и складывал к ее ногам всевозможные дары. Затем — уже с нетерпением и чуть ли не угрозой в голосе — он весьма кстати напоминал ей про миф о вечном возвращении. После долгих уговоров Ева наконец меняла гнев на милость, поднимала Адама с колен, стряхивала пепел с его волос, снимала с него власяницу и частично впускала его в свое лоно. О, это был восторг! Но сеансы имитационной магии привели к нежелательному росту популяции. Ввиду того, что следующим актом вселенской драмы неминуемо должно было стать безответственное размножение адамов и ев, оба виновника были призваны к ответу. (Безмолвный вопль непросохшей крови Авеля еще поднимался от земли.)

Перед высшим судом Ева ограничилась слегка завуалированной застенчиво-циничной демонстрацией своих прелестей и пересказом катехизиса идеальной супруги. Недостаток чувства и провалы в памяти искусно восполнялись широким репертуаром похихикиваний, сюсюканий и ужимок. Под конец она исполнила блестящую пантомиму, изображая, как именно ей приходится рожать в муках.

Адам, напротив, был очень серьезен, он совершил пространный экскурс в мировую историю, благоразумно опустив эпизоды разрухи, массовых убийств и обмана. Зато упомянул о письменности, об изобретении колеса, о тернистом пути познания, развитии сельского хозяйства и избирательном праве для женщин, о мирных договорах и о лирике трубадуров…

Не знаю уж почему, но под конец он привел в пример нас с тобой. Он назвал нас идеальной парой и подчинил меня твоим глазам. Но вдруг вчера зажег их особым блеском, и теперь твой взгляд нас разлучает навсегда.

ВСТРЕЧА

Две точки, чтоб соединиться, не обязательно должны искать прямую. Конечно, это самый краткий путь. Но некоторые предпочитают бесконечность.

Люди попадают в объятия друг к другу и не задумываются, как это все произошло. Обычно они плутают по жизни. И лишь завидев объект, к нему стремятся, чтобы слиться воедино. И встреча эта — столкновенье двух снарядов. Удар силен настолько, что обоих отбрасывает вспять, к исходной точке. И, втиснувшись обратно в орудийный ствол, они впечатываются в свои пустые гильзы. Вот только порох уже истрачен.

Но бывает, та или иная пара отходит от этого неотменимого пути. Вначале их проект линеен и безусловно прям. Но почему-то они вдруг попадают в лабиринт. Они не могут жить в разлуке. Это единственное, в чем они уверены, но их уверенность тает в процессе поисков друг друга. И когда один из них вдруг совершает ложный ход в попытке встречи, другой проходит мимо, как будто ничего и не заметил.

ЭПИТАЛАМА

В комнате после ухода влюбленных остался отвратительный осадок любви. Повсюду мишура, увядшие лепестки, опивки вин и пятна пролитых духов. Над развороченной постелью, над смятением подушек, роятся мухами густые и пахучие слова, гуще, чем сок алоэ и фимиам. В воздухе еще жужжит: «птенчик мой», «обожаю».

Пока я мою полы и привожу в порядок постель, утренний ветерок слизывает своим эфирным языком эти тонны карамели. Нечаянно я наступаю на нераскрывшуюся розу, выпавшую вчера из ее декольте. Ах, жеманная барышня! Я так и слышу, как в истоме она просит приласкать ее, обнять покрепче. Но придут иные времена: и ей придется когда-нибудь одиноко тосковать в своем гнездышке о возлюбленном, упорхнувшим в поисках новых пташек под чужие карнизы.

Я его знаю. Не так давно он набросился на меня в лесу и безо всяких уговоров и церемоний повалил на землю и овладел мною. Так лесоруб, забавы ради, на ходу напевая похабные куплеты, срубает одним махом тонкий стебель пальмы.

МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ

Она провалилась первой. Не буду ее винить, ибо края месяца нечетко виднелись вдали, искаженные желтоватыми сумерками. Хуже, что я последовал за нею, и вскоре мы оказались посреди глубокой услады.

Погрузившись в густое море клубящихся любовных пар, мы долго плыли по течению, неведомо куда. Нас несло по воле неловких ласк в бесконечной череде восторгов и медвяной истомы.

Порой мы добирались до осколка реальности, обманчивого островка, едва засахарившейся глыбы. Но длилось это лишь краткий миг. Ей удавалось всякий раз потерять равновесие и вновь увлечь меня падением в сладкую зыбь.

Осознав, что на поверхности выхода не найти, при очередном падении я позволил себе опуститься на дно. Трудно сказать, сколько продолжался приторный отвесный спуск.

Наконец, я достиг нетронутой земли. Мед осел там в виде твердых и неравномерных кварцевых образований. Я пустился в путь, пробираясь среди опасных сталактитов. Выбравшись на свежий воздух, я бросился наутек, словно беглец. Остановился на берегу реки, вдохнул полной грудью и смыл с тела последние остатки меда.

Тогда я понял, что потерял подругу.

КЛАУЗУЛЫ

I

Женщина всегда принимает форму мечты, в которую она облечена.

II

Всякий раз, когда мужчина и женщина пытаются воссоздать Архетип, возникает нечто чудовищное: семейная пара.

III

Я Адам, грезящий о рае, но каждый раз, просыпаясь, я обнаруживаю, что все мои ребра на месте.

IV

Последние известия. В схватке с ангелом я почти выиграл, но мне не хватило духа.

V

Красота? Это вопрос формы.

ПРИТЯЖЕНИЕ

Бездны притягательны. Я живу у кромки твоей души. Склонившись к тебе, я вникаю в твои мысли, исследую истоки твоих действий. Смутные желания копошатся на дне, едва различимые, точно змеи в своем гнезде.

Что питает мое ненасытное созерцание? Я вижу бездну, ты возлежишь в глубине себя самой. Никаких откровений. Ничего похожего на резкое пробуждение сознания. Ничего, кроме ока, которое неумолимо возвращает мне мой открытый взгляд.

Отвратительный Нарцисс, я любуюсь душой на дне пропасти. Порой головокружение заставляет отвести от тебя глаза. Но мой пристальный взгляд неизменно вновь обращается к бездне. Прочие — счастливцы — на миг заглядывают в твою душу и уходят.

А я так и сижу у кромки, в раздумьях. Поодаль многие низвергаются с обрыва. Останки павших едва виднеются в глуби, полуистаявшие в блаженном покое. Привлеченный бездной, я живу в тоскливой уверенности, что никогда не сорвусь.

Из книги

«ПРОСОДИЯ»

(1950–1960)

^[комм.]

ТЕЛЕМАХИЯ

Повсюду, где бы ни происходил поединок, я буду на стороне павшего. Неважно, герой он или негодяй.

Я рабски предан образу рабов, что высечены на древнейшем из надгробий. Я воин, раздавленный колесницей Ашшурбанипала, и обугленная кость в печи Дахау.

Гектор и Менелай, Франция и Германия и двое забулдыг, расквасивших друг другу носы в таверне, равно удручают меня своими сварами. Повсюду, куда бы ни обратил я взор, картину мирозданья застилает мне огромное покрывало Вероники с ликом Того, Кто претерпел столько надругательств.

Зритель поневоле, я вижу, как соперники сходятся в единоборстве, и хочу быть на ничьей стороне. Ведь во мне тоже живут двое: тот, кто бьет, и тот, кто получает пощечины.