Молнию метнула глазами:"Я видела —с тобой другая.Ты самый низкий,ты подлый самый…" —И пошла,и пошла,и пошла, ругая.Я ученый малый, милая,громыханья оставьте ваши.Если молния меня не убила —то гром мне,ей-богу, не страшен.
1920
* * *
Портсигар в травуушел на треть.И как крышкаблеститнаклонились смотретьмуравьишки всяческие и травишка.Обалдело дивилисьвыкрутас монограмме,дивились сиявшему серебромполированным,не стоившие со своими морями и горамиперед делом человечьимничего ровно.Было в диковинку,слепило зрение им,ничего не видевшим этого рода.А портсигар блестелв окружающее с презрением:– Эх, ты, мол,природа!
1920
РАССКАЗ ПРО ТО, КАК КУМА О ВРАНГЕЛЕ ТОЛКОВАЛА ВЕЗ ВСЯКОГО УМА
Старая, но полезная история
Врангель прет.Отходим мы.Врангелю удача.На базаредве кумы,вставши в хвост, судачат!– Кум сказал, —а в ем ума —я-то куму верю, —что барон-то,слышь, кума,меж Москвой и Тверью.Чуть не даромвсев Тверистало продаваться.Пуд крупчатки…– Ну,не ври! —пуд за рупь за двадцать.– А вина, скажу я вам!Дух над Тверью водочный.Пьяныхличнопо домамводит околоточный.Влюблены в барона властьлевые и правые.Ну, не власть, а прямо сласть,просто – равноправие.Встали, ртом ловя ворон.Скоро ли примчится?Скоро ль будет царь-барони белая мучица?Шел волшебник мимо их.– На, – сказал он бабе, —скороходы-сапоги,к Врангелю зашла бы! —Вмиг обувшись,шага в трив Тверь кума на это.Кум сбрехнул ей:во Тверивласть стоит Советов.Мчала баба суток пять,рвала юбки в ветре,чтоб баронскийувидатьфлагна Ай-Петри.Разогнавшись с дальних стран,удержаться силясь,бабапрямов ресторанв Ялте опустилась.В «Гранд-отеле»семгу жретВрангель толсторожий.Разевает баба ротна рыбешку тоже.Метрдотельжеланья тезрит —и на подносеейсаженный метрдотелькарточку подносит.Все в копеечной цене.Съехал сдуру разум.Молвит баба:– Дайте мневсю программу разом! —От лакеев мчится пыль.Прошибает пот их.Мчат котлеты и супы,вина и компоты.Уж из глаз еда течету разбухшей бабы!Наконец-топросит счетбабин голос слабый.Вся собралась публика.Стали
щелкать счеты.Сто четыре рубликавыведено в счете.Что такая сумма ей?!Даром!С неба манна.Двести вынула рублейбаба из кармана.Отскочил хозяин.– Нет! —(Бледность мелом в роже.)Наш-то рупь не в той цене,наш в миллион дороже. —Завопил хозяин лют:– Знаешь разницу валют?!Беспортошных нету тут,генералы тута пьют! —Возопил хозяин в яри:– Это, тетка, что же!Этаккаждый пролетарийжрать захочет тоже.– Будешь знать, как есть и пить! —все завыли в злости.Стал хозяин тетку бить,метрдотельи гости.Околоточныйна шумприбежал из части.Взвыла баба:– Ой,прошу,защитите, власти! —Как подняла власть сияс шпорой сапожища…Как полезламигомвсявспятьиз бабы пища.– Много, – молвит, – благ в Крымутолько для буржуя,а тебя,мою куму,в часть препровожу я. —Влезлатеткав скороходпред тюремной дверью,как задала тетка ход —в Эрэсэфэсэрью.Бабу видели мою,наши обыватели?Не хотитев том раюсами побывать ли?!
1920
СКАЗКА О ДЕЗЕРТИРЕ,
УСТРОИВШЕМСЯ НЕДУРНЕНЬКО,
И О ТОМ, КАКАЯ УЧАСТЬ ПОСТИГЛА
ЕГО САМОГО И СЕМЬЮ ШКУРНИКА
Хоть покапобедилакрестьянская рать,хоть покана границах мир,но не времяещев землю штык втыкать,красных армийряды крепи!Чтоб вовекине смелникакой Керзонбрать на пушку,горланить ноты, —даже землю паша,помнисабельный звон,помнимаршатакующейроты.Молодцомна коня боевого влазь,по землепехотинься пеший.С небаземлю всюглазами оглазь,на железногокоршунасевши.Мир пока,но на стражекрасных годов стойна нашейкрасной вышке.Будь смел.Будь умел.Будьвсегдаготовпервымринутьсяв первой вспышке.Ктоиз васне крещенвоенным огнем,кто считает,что шкурникулучше?Прочитай про это,подумай о нем,вникнив этот сказочный случай.Защищаярабоче-крестьянскую Русь,всталифронтамикрасноармейцы.Но – как в стадеовца паршивая —труси меж ихрядамиимеется.Жилв одном во полкуСилеверст Рябой,Голова у Рябого —пробкова.Чуть пойдетнаш полкпротив белыхв бой,а егои не видно,робкого.Дело ясное:бьется рать,горяча,противбарско-буржуйского ига.У Рябого жслово одно:«Для чабудуяна рожон прыгать?»Встал стеною полк,фронт раскинулсвой.Силеверстстоит в карауле.Подымаетпуля за пулейвой.Силеверстиспугался пули.Домапечь да щи.ЗамечталСилеверст.Бабьярожавсталаиз воздуха.Да как дернет Рябой!Чуть не тыщу верстпробежалбез единогороздыха.Вот и холм,и тами дом за холмом,будетдомав скором времечке.Вот и холм пробежал,вот плетеньи дом,вотжена еголускаетсемечки.Прибежал,пошел лобызатьсяс женой, чаю выдул —стаканов до тыщи:задремал,заснули храпит,как Ной, —с ГПУ,и тоне сыщешь.А на фронтеврагвидит:полк с дырой.врагпролазитщелью этою.А за ними золотозадыйройлезет в дырку,блестит эполетою.Поп,урядник —сивухатечет по усам,с ним —петляи прочие вещи.Между ними —царь,самодержец сам,за царем —кулакда помещик.Лезут,в радости,аж не чуют ног,гдеи сколько занято мест ими?!Пролетариягнут в бараний рог,сыпятв спину крестьянманифестами.Отошлаземляк живоглотамназад,наложилиналожищатяжкие.Лишь свиститв урядничьей ручкелоза —знай, всыпаети в спинуи в ляжки.Улизнувшиебарыедут в дом.Мчит буржуй.Не видали три года, никак.Сновашкольникапопобучает крестом —уважать заставляетугодников.В то село пришли,где храпелСилеверст.Видят —выглядитдомаккуратненько.Тычетв хату Рябогоисправничийперст,посылает занятьурядника.Дурнюснится сон:де в раю живети галушкилопает тыщами.Вдругкак хватитегокрокодилза живот!То урядникхватилсапожищами.«Как ты смеешь спать,такой рассякой,мать твою растакда разэтак!Я тебя запорю,я тебя засеку!и повешутебянапоследок!» —«Барин!» —взвыл Силеверст,а егокнутомхвать помещикпо сытой роже.«Подавайи себя,и поля,и дом,и женупомещикутоже!»И пошелпрошибатьСилеверстапот,вновьприпомнилбарщины муку,а жена егона двореу господгрудьюкормитбарскую суку.Сей историипрости ясен сказ, – посмотри,как наказаны дурни;чтобы то жене стряслось и у вас, —да не будетмеж вамишкурник.Нынчесынадаемне царям на зарез, —за себяэтот боищеначат.Провожаярекрутовмолодолес,провожай поя,а не плача.Чтоб помещикивновьне взнуздали вас,не в примерСилеверсту-бедняге, —провожаясынов,давайте наказ:будьтевернымикрасной присяге.
1920-1923
ПОСЛЕДНЯЯ СТРАНИЧКА ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
Слава тебе, краснозвездный герой!Землю кровью вымыв,во славу коммуны,к горе за горойшедший твердынями Крыма.Они проползали танками рвы,выпятив пушек шеи, —телами рвы заполняли вы,по трупам перейдя перешеек.Ониза окопами взрыли окоп,хлестали свинцовой рекою, —а выотобрали у них Перекопчуть не голой рукою.Не только тобой завоеван Крыми белых разбита орава, —удар твой двойной:завоевано имтрудиться великое право.И еслив солнце жизнь сужденаза этими днями хмурыми,мы знаем —вашей отвагой онавзята в перекопском штурме.В одну благодарность сливаем словатебе,краснозвездная лава.Во веки веков, товарищи,вам —слава, слава, слава!
1920 – 1921
О ДРЯНИ
Слава, Слава, Слава героям!!!Впрочем,имдовольно воздали дани.Теперьпоговоримо дряни.Утихомирились бури революционных лон.Подернулась тиной советская мешанина.И вылезлоиз-за спины РСФСРмурломещанина,(Меня не поймаете на слове,я вовсе не против мещанского сословия.Мещанамбез различия классов и сословиймое славословие.)Со всех необъятных российских нив,с первого дня советского рождениястеклись они,наскоро оперенья переменив,и засели во все учреждения.Намозолив от пятилетнего сидения зады,крепкие, как умывальники,живут и понынетише воды.Свили уютные кабинеты и спаленки.И вечеромта или иная мразь,на жену,за пианином обучающуюся, глядя,говорит,от самовара разморясь:"Товарищ Надя!К празднику прибавка —24 тыщи.Тариф.Эх,и заведу я себетихоокеанские галифища,чтоб из штановвыглядывать,как коралловый риф!"А Надя:"И мне с эмблемами платья.Без серпа и молота не покажешься в свете!В чемсегоднябуду фигурять яна балу в Реввоенсовете?!"На стенке Маркс.Рамочка ала.На «Известиях» лежа, котенок греется.А из-под потолочкаверещалаоголтелая канареица.Маркс со стенки смотрел, смотрел…И вдругразинул рот,да как заорет:"Опутали революцию обывательщины нитиСтрашнее Врангеля обывательский быт.Скорееголовы канарейкам сверните —чтоб коммунизмканарейками не был побит!"
1920 – 1921
ДВА НЕ СОВСЕМ ОБЫЧНЫХ СЛУЧАЯ
Ежедневнокак вол жуя,стараясь за строчки драть, —яне стану писать про Поволжье:про ЭТО —страшно врать.Но я голодал,и тысяч лучше язнаю проклятое слово – «голодные!».Вот два,не совсем обычные, случая,на ненависть к голоду самые годные.Первый —Кто из петербуржцевзабудет 18-й год?!Над дохлым лошадьем вороны кружатся.Лошадь за лошадью падает на лед.Заколачиваются улицы ровные.Хвостом виляя,на перекресткахсобаки дрессированныепросили милостыню, визжа и лая.Газетам писать не хватало духу —но это ж передавалось изустно:старикудушилжену-старухуи ел частями.Злился —невкусно.Слухи такиеи мрущим от голода,и сытым сумели глотки свесть.Из каждой поры огромного городаросло ненасытное желание есть.От слухов и голода двигаясь еле,разсам я,с голодной тоской,остановился у витрины Эйлерса —цветочный магазин на углу Морской.Малы – аж не видно! – цветочные точки,нули ж у ценнеобъятны длиною!По булке, должно быть, в любом лепесточке,И вдруг,смотрю,меж витриной и мною —фигурка человечья.Идет и валится.У фигурки конская голова.Идет.И в собственные ноздрипальцывоткнула.Три или два.Глаза открытые мухи обсели,а сбокужила из шеи торчалаИз жилыкапли по улицам сеялисьи стыли черно, кровенея сначала.Смотрел и смотрел на ползущую тень я,дрожа от сознанья невыносимого,что полуживотное это —виденье! —что этолюдей вымирающих символ.От этого ужаса я – на попятный.Ищу машинально чернеющий след.И к туше лошажьей приплелся по пятнам.Где ж голова?Головы и нет!А возлес каплями крови присохлой,блестел вершок перочинного ножичка —должно быть,тотработал над дохлойи толстую шею кромсал понемножечко.Я понял:не символ,стихом позолоченный,людскаяреальная тень прошагала.Быть может,завтра вот так же точноя здесь заработаю, скалясь шакалом.Второй. —Из мелочи выросло в это.Май стоял.Позапрошлое лето.Весною ширишь ноздри и рот,ловя бульваров дыханье липовое.Я голодал,и с другимив чередвстал у бывшей кофейни Филиппова я.Лет пять, должно быть, не был там,а память шепчет еле:"Тогдав кафежурчал фонтани плавали форели".Вздуваемый памятью рос аппетит;какой ни на есть,но по крайней мере —обед.Как медленно время летит!И вотя втиснут в кафейные двери.Сиделис селедкой во рту и в посуде,в селедке рубахи,и воздух в селедке.На черта ж весна,если с улицлюдиот липсюда влипают все-таки!Едят,дрожа от голода голого,вдыхают радостью душище едкий,а нищие молят:подайте головы.Дерясь, получают селедок объедки.Кто б вспомнил народа российского имя,когда б не бросали хребты им в горсточки?!Народ бы российскийсегодня же вымер,когда б не нашлось у селедки косточки.От мысли от этойсквозь грызшихся кучку,громя кулаком по ораве зверьей,пробился,схватился,дернул за ручку —и выбег,селедкой обмазан —об двери.Не знаю,душа пропахла,рубаха ли,какими водами дух этот смою?Полгодазвезды селедкою пахли,лучи рассыпая гнилой чешуею.Пускай,полусытый,доволен я нынче:так, может, и кончусь, голод не видя, —к нему яненависть в сердце вынянчил,превыше всего его ненавидя.Подальше прочую чушь забрось,когда человека голодом сводит.Хлеб! —вот это земная ось:на ней вертеться и нам и свободе.Пусть бабы баранки на Трубной нижути ситный лари Смоленского ломит, —я день и ночь Поволжье вижу,солому жующее, лежа в соломе.Трубите ж о голоде в уши Европе!Делитесь и те, у кого немного!Крестьяне,ройте пашен окопы!Стреляйте в негомешками налога!Гоните стихом!Тесните пьесой!Вперед врачей целебных взводы!Давите его дымовою завесой!В атаку, фабрики!В ногу, заводы!А есливоплю голодных
не внемлешь, —чужды чужие голод и жажда вам, —онзавтранагрянет на наши земли жи встанет здесьза спиною у каждого!
1921
СТИХОТВОРЕНИЕ О МЯСНИЦКОЙ, О БАБЕ И О ВСЕРОССИЙСКОМ МАСШТАБЕ
Сапоги почистить – 1 000 000.Состояние!Раньше б дом купил —и даже неплохой.Привыкли к миллионам.Даже до луны расстояниесоветскому жителю кажется чепухой.Дернул меня чертписать один отчет.«Что это такое?» —спрашивает с тоскоюмашинистка.Ну, что отвечу ей?!Черт его знает, что это такое,если сзадиу неготридцать семь нулей.Недавно уверяла одна дура,что у неетридцать девять тысяч семь сотых температура.Так привыкли к этаким числам,что меньше сажени число и не мыслим.И нам,если мы на митинге ревем,рамки арифметики, разумеется, узки —все разрешаем в масштабе мировом.В крайнем случае – масштаб общерусский.«Электрификация?!» – масштаб всероссийский.«Чистка!» – во всероссийском масштабе.Кто-тодаже,чтоб избежать переписки,предлагал —сквозь землюдо Вашингтона кабель.Иду.Мясницкая.Ночь глуха.Скачу трясогузкой с ухаба на ухаб.Сзади с тележкой баба.С вещамина Ярославскийхлюпает по ухабам.Сбивают ставшие в хвост на галоши;то грузовик обдаст,то лошадь,Балансируя– четырехлетний навык! —тащусь меж канавищ,канав,канавок.И то– на лету вспоминая маму —с размахуу почтамтаплюхаюсь в яму.На меня тележка.На тележку баба.В грязи ворочаемся с боку на бок.Что бабе масштаб грандиозный наш?!Бабе грязью обдало рыло,и баба,взбираясь с этажа на этаж,сверхуи меняи власти крыла.Правдив и свободен мой вещий языки с волей советскою дружен,но, натолкнувшись на эти низы,даже я запнулся, сконфужен.Яна сложных агитвопросах рос,а вотне могу объяснить бабе,почему этоо грязина Мясницкойвопросникто не решает в общемясницком масштабе?!
1921
ПРИКАЗ № 2 АРМИИ ИСКУССТВ
Это вам —упитанные баритоны —от Адамадо наших лет,потрясающие театрами именуемые притоныариями Ромеов и Джульетт.Это вам —пентры,раздобревшие как кони,жрущая и ржущая России краса,прячущаяся мастерскими,по-старому драконяцветочки и телеса.Это вам —прикрывшиеся листиками мистики,лбы морщинками изрыв —футуристики,имажинистики,акмеистики,запутавшиеся в паутине рифм.Это вам —на растрепанные сменившимгладкие прически,на лапти – лак,пролеткультцы,кладущие заплаткина вылинявший пушкинский фрак.Это вам —пляшущие, в дуду дующие,и открыто предающиеся,и грешащие тайком,рисующие себе грядущееогромным академическим пайком.Вам говорюя —гениален я или не гениален,бросивший безделушкии работающий в Росте,говорю вам —пока вас прикладами не прогнали:Бросьте!Бросьте!Забудьте,плюньтеи на рифмы,и на арии,и на розовый куст,и на прочие мелехлюндиииз арсеналов искусств.Кому это интересно,что – "Ах, вот бедненький!Как он любили каким он был несчастным…"?Мастера,а не длинноволосые проповедникинужны сейчас нам.Слушайте!Паровозы стонут,дует в щели и в пол:"Дайте уголь с Дону!Слесарей,механиков в депо!"У каждой реки на истоке,лежа с дырой в боку,пароходы провыли доки:«Дайте нефть из Баку!»Пока канителим, спорим,смысл сокровенный ища:«Дайте нам новые формы!» —несется вопль по вещам.Нет дураков,ждя, что выйдет из уст его,стоять перед «маэстрами» толпой разинь.Товарищи,дайте новое искусство —такое,чтобы выволочь республику из грязи.
1921
ПРОЗАСЕДАВШИЕСЯ
Чуть ночь превратится в рассвет,вижу каждый день я:кто в глав,кто в ком,кто в полит,кто в просвет,расходится народ в учрежденья.Обдают дождем дела бумажные,чуть войдешь в здание,отобрав с полсотни —самые важные! —служащие расходятся на заседания.Заявишься:"Не могут ли аудиенцию дать?Хожу со времени она". —"Товарищ Иван Ваныч ушли заседать —объединение Тео и Гукона".Исколесишь сто лестниц.Свет не мил.Опять:"Через час велели прийти вам.Заседают:покупка склянки чернилГубкооперативом".Через час:ни секретаря,ни секретарши нет —голо!Все до 22-х летна заседании комсомола.Снова взбираюсь, глядя на ночь,на верхний этаж семиэтажного дома.«Пришел товарищ Иван Ваныч?» —"На заседанииА-бе-ве-ге-де-е-же-зе-кома".Взъяренный,на заседаниеврываюсь лавиной,дикие проклятья дорогой изрыгая.И вижу:сидят людей половины.О дьявольщина!Где же половина другая?"Зарезали!Убили!"Мечусь, оря.От страшной картины свихнулся разум.И слышуспокойнейший голосок секретаря:"Оне на двух заседаниях сразу.В деньзаседаний на двадцатьнадо поспеть нам.Поневоле приходится раздвояться.До пояса здесь,а остальноетам".С волнения не уснешь.Утро раннее.Мечтой встречаю рассвет ранний:"О, хотя быещеодно заседаниеотносительно искоренения всех заседаний!"
1922
СВОЛОЧИ!
Гвоздимые строками,стойте немы!Слушайте этот волчий вой,еле прикидывающийся поэмой!Дайте сюдасамого жирного,самого плешивого!За шиворот!Ткну в отчет Помгола.Смотри!Видишь —за цифрой голой…Ветер рванулся.Рванулся и тише…Снова снегами огребтысяче-миллионнокрышийволжских селений гроб.Трубы —гробовые свечи.Даже вороныисчезают,чуя,что, дымясь,тянетсяслащавый,тошнотворныйдухзажариваемых мяс.Сына?Отца?Матери?Дочери?Чья?!Чья в людоедчестве очередь?!.Помощи не будет!Отрезаны снегами.Помощи не будет!Воздух пуст.Помощи не будет!Под ногамидаже глина сожрана,даже куст.Нет,не помогут!Надо сдаваться.В 10 губерний могилу вымеряйте!Двадцатьмиллионов!Двадцать!Ложитесь!Вымрите!..Только одна,осипшим голосом,сумасшедшие проклятия метелями меля,рек,дорог снеговые волосыветром рвя, рыдает земля.Хлеба!Хлебушка!Хлебца!Сам смотрящий смерть воочию,еле едящий,только б не сдох, —тянет город руку рабочуюгорстью сухих крох."Хлеба!Хлебушка!Хлебца!"Радио ревет за все границы.И в ответза нелепицей нелепицасыплется в газетные страницы."Лондон.Банкет.Присутствие короля и королевы.Жрущих – не вместишь в раззолоченныехлевы".Будьте прокляты!Пустьза вашей головою венчаннойиз колонийдикари придут,питаемые человечиной!Пустьгорят над королевствомбунтов зарева!Пустьстолицы вашибудут выжжены дотла!Пусть из наследников,из наследниц варевоварится в коронах – котлах!"Париж.Собрались парламентарии.Доклад о голоде.Фритиоф Нансен.С улыбкой слушали.Будто соловьиные арии.Будто тенора слушали в модном романсе".Будьте прокляты!Пустьвовекивамне слышать речи человечьей!Пролетарий французский!Эй,стягивай петлею вместо речитолщь непроходимых шей!"Вашингтон.Фермеры,доевшие,допившиедо того,что лебедками подымают пузы,в океанепшеницуот излишества топившие, —топят паровозы грузом кукурузы".Будьте прокляты!Пустьваши улицыбунтом будут запружены.Выбравместо, где более больно,пустьпо Америке —по Северной,по Южной —гонятбрюх вашихмячище футбольный!"Берлин.Оживает эмиграция.Банды радуются:с голодными драться им.По Берлину,закручивая усики,ходят,хвастаются:– Патриот!Русский!"Будьте прокляты!Вечное «вон!» им!Всех отвращая иудьим видом,французского золота преследуемые звоном,скитайтесь чужбинами Вечным жидом!Леса российские,соберитесь все!Выберите по самой большой осине,чтоб образ ихнийвечно висел,под самым небом качался, синий."Москва.Жалоба сборщицы:в «Ампирах» морщатсяили дадуттридцатирублевку,вышедшую из употребления в 1918 году".Будьте прокляты!Пусть будет так,чтоб каждый проглоченныйглотокжелудок жег!Чтоб ножницами оборачивался бифштекссочный,вспарывая стенки кишок!Вымрет.Вымрет 20 миллионов человек!Именем всех упокоенных тут —проклятие отныне,проклятие вовекот Волги отвернувшим морд толстоту.Это слово не к жирному пузу,это слово не к царскому трону, —в сердце такомслова ничего не тронут:трогают их революций штыком.Вам,несметной армии частицам малым,порох мира,силой чьей,силой,брошенной по всем подвалам,будет взорванмир несметных богачей!Вам! Вам! Вам!Эти слова вот!Цифрами верстовыми,вмещающимися едва,запишите Волгу буржуазии в счет!Будет день!Пожар всехсветный,чистящий и чадный.Выворачивая богачей палаты,будьте так же,так же беспощадныв этот час расплаты!
1922
БЮРОКРАТИАДА
Прабабушка бюрократизмаБульвар.Машина.Сунь пятак —что-то повертится,пошипит гадко.Минуты через две,приблизительно так,из машины вылазит трехкопеечнаяшоколадка.Бараны!Чего разглазелись кучей?!В магазине и проще,и дешевле,и лучше.ВчерашнееЧерт,сын егоили евонный брат,расшутившийся сверх всяких мер,раздул машину в миллиарды крати расставил по всей РСФСР.С ночи становятся людей тени.Тяжелая – подъемный мост! —скрипит,глотает дверь учрежденийизвивающийся человечий хвост.Дверь разгорожена.Еще не узка им!Через решетки канцелярских баррикад,вырвав пропуск, идет пропускаемый.Разлилась коридорами человечья река.(Первый шип —первый вой —«С очереди сшиб!»«Осади без трудовой!»)– Ищите и обрящете, —пойди и «рящь» ее! —которая «входящая» и которая «исходящая»?!Обрящут через час – другой.На рупь бумаги – совсем мало! —всовывают дрожащей рукойв пасть входящего журнала.Колесики завертелись.От дамы к дамепошла бумажка, украшаясь номерами.От дам бумажка перекинулась к секретарше.Шесть секретарш от младшей до старшей!До старшей бумажка дошла в обед.Старшая разошлась.Потерялся след.Звезды считать?Сойдешь с ума!Инстанций не считаю – плавай сама!Бумажка плыла, шевелилась еле.Лениво ворочались машины валы.В карманы тыкалась,совалась в портфели,на полку ставилась,клалась в столы.Под грудой таких жестолами коллегийждала,когда подымут ввысь ее,и вновьпод сукномв многомесячной негедремала в тридцать третьей комиссии.Бумажное тело сначала толстело.Потом прибавились клипсы – лапки.Затем бумага выросла в «дело» —пошла в огромной синей папке.Зав ее исписал на славу,от зава к замзаву вернулась вспять,замзав подписал,и обратнок завувернулась на подпись бумага опять.Без подписи места не сыщем под ней мы,но вновьмеханизмбумагу волок,с плеча рассыпая печати и клеймана каждыйчистый ещеуголок.И вот,через какой-нибудь год,отверз журнал исходящий рот.И, скрипнув перьями,выкинул вонбумаги негодной – на миллион.СегодняшнееВысунув языки,разинув рты,носятся нэпистыв рьяни,в яри…А посерединевысятсянедоступные форты,серые крепости советских канцелярий.С угрозой выдвинув пики – перья,закованные в бумажные латы,работали канцеляристы,когдав дверибумажка втиснулась:«Сокращай штаты!»Без всякого волнения,без всякой паникизавертелись колеса канцелярской механики.Один берет.Другая берет.Бумага взад.Бумага вперед.По проторенному другими следучерез замзава проплыла к преду.Пред в коллегию внес вопрос:"Обсудите!Аппарат оброс".Все в коллегии спорили стойко.Решив вести работу рысью,немедленно избрали тройку.Тройка выделила комиссию и подкомиссию.Комиссию распирала работа.Комиссия работала до четвертого пота.Начертили схему:кружки и линии,которые красные, которые синие.Расширив штат сверхштатной сотней,работали и в праздник и в день субботний.Согнулись над кипами,расселись в ряд,щеголяют выкладками,цифрами пещрят.Глотками хриплыми,ртами пеннымивновь вопрос подымался в пленуме.Все предлагали умно и трезво:«Вдвое урезывать!»«Втрое урезывать!»Строчил секретарь —от работы в мыле:постановили – слушали,слушали – постановили…Всю ночь,над машинкой склонившись низко,резолюции переписывала и переписывала машинистка.И…через неделюзабредшие кискииграли листиками из переписки.Моя резолюцияПо-моему,это– с другого бочка —знаменитая сказка про белого бычка.Конкретное предложениеЯ,как известно,не делопроизводитель.Поэт.Канцелярских способностей у меня нет.Но, по-моему,надобез всякой хитростивзять за трубу канцеляриюи вытрясти.Потомнад вытряхнутымипосидеть в тиши,выбрать одного и велеть:«Пиши!»Только попросить его:"Ради бога,пиши, товарищ, не очень много!"