Хожу,гляжу в окно ли я —цветыда небо синее,то в нос тебе магнолия,то в глаз тебеглициния.На молокосменилчаив сияньелунных чар.И днеми ночьюна Чаирводабежит, рыча.Под страшнойстражейволн-борцовглубины вод гноятповыброшенныхиз дворцовтритонов и наяд.А во дворцахдругая жизнь;насытясьводной блажью,иди, рабочий,и ложисьв кроватьвеликокняжью.Пылают горы-горны,и море синеблузится.Людейремонт ускоренныйв огромнойкрымской кузнице.
1927
ТОВАРИЩ ИВАНОВ
Товарищ Иванов —мужчина крепкий,в штаты вроспокрепше репки.Сидитбессменноу стула в оправе,придерживаясьна службеследующих правил.Подходит к телефону —достоинствоскладкой.– Кто спрашивает?– Товарищ тот —И сразуротв улыбке сладкой —как будтоу него не рот, а торт.Когданачальстворассказывает анекдот,такой,от которогопокраснел бы и дуб, —Иванов смеется,смеется, как никто,хотяот флюсаноет зуб.Спросишь мнение —придет в смятеньице,деликатноотложитдо днядо следующего,а к следующемуузнаетемненьице —уважаемоготоварища заведующего.Начальствоодносмахнут, как пыльцу…Какоеему,Иванову,дело?Он служиттак жедругому лицу,его печенке,улыбке,телу.Напялитна себяначальственную маску,начальственные привычки,начальственныйвид.Начальство
ласковое —и онласков.Начальство грубое —и он грубит.Увидя безобразие,не протестует впустую.Протестзамираетв зубах тугих.– Пускай, мол,первымидругие протестуют.Что я, в самом деле,лучше других? —Тот —уволен.Этот —сокращен.БессменноодноИвановье рыльце.Вездеи всюдупролезет он,подмыленныйскользкимподхалимскиммыльцем.Впрочем,написанноени для кого не ново —разве нету вастакого Иванова?Кричублагим(а не просто) матом,глядяна подобные истории:– Где я?В лонахкрасных наркоматовилив дооктябрьской консистории?!
1927
ПОСМОТРИМ САМИ, ПОКАЖЕМ ИМ
Рабочий Москвы,ты видишьвезде:в котлах —асфальтное варево,стропилы,стуки дым весь день,и ценысползают товаровы.Союз расцветету полей в оправе,с годамиразделаем в рай его.Мы землюзавоевалии правим,чистя ееи отстраивая.Буржуитоже,в кулак не свистя,чихаютна наши дымы.Знают,что несколько лет спустя —мы —будем непобедимы.Открыташпанебуржуев казна,хотят,чтоб заводчик пас нас.Со всех сторон,гулка и грозна,идетна Советыопасность.Сегоднясоветской силы показ:в ответна гнев чемберленскийв секундунаденемпротивогаз,штыки рассияем в блеске.Не думай,чтоб займаминас одарили.Храниреспубликуна свои гроши.В ответ Чемберленамвзлетай, эскадрилья,винтамивражье небо кроши!Страна у насмягка и добра,но землю Советов —не трогайте:тому,кто свободу придет отобрать,сумеемостричькогти.
1927
ИВАН ИВАНОВИЧ ГОНОРАРЧИКОВ
(Заграничные газеты печатают безыменный протест русских писателей.)
ПисательИван Иваныч Гонорарчиковправительствосоветскоеобвиняет в том,что живет-де писательзапечатанным ларчикоми владеетзамокобцензуренным ртом.Елепреодолеваяпивную одурь,напевает,склонясьголовой соловой:– О, дайте,дайте мне свободуслова. —Я тожесделаниз писательского теста.Действительно,чего этой цензуре надо?Присоединяюголоск писательскому протесту:ознакомимсяс писательскимларчиком-кладом!Подойдемк такомудемократично и ласково.С чего начать?ОтодвинемтоварищаЛебедева-Полянскогои сорвемс писательского ртапечать.Руки вымоеми вынемсодержимое.В началеротика —парасоветских анекдотиков.Здесь жесразу,от слюней мокра,гордая фраза:– Я —демократ! —За ней —другая,длинней, чем глиста:– Подайтетридцать червонцев с листа! —Что зуб —то светоч.Зубовная гнильсветит,как светятгнилушки-огни.А когдаязыкприподняли робкий,сидевшийв глоткенаподобие пробки,вырвалсявизг осатанелый:– Ура Милюкову,даешь Дарданеллы! —И сраэувсе заорали:– Закройте-канедраблагоухающего ротика! —Мыцензуройбелые враки обводим,чтоб никтоне мешалсловам о свободе.Чем точитьдемократические лясы,обливаясьчаямидо четвертого поту,поможеми словомсвободному классу,силойоберегающемуи строящему свободу.И вдругмелькаетмысль-заря:а может быть,яи рифмую зря?Не эмигрант лигрязныйиз бороденки вшивойвычесали этотпротестик фальшивый?!
1927
ЧУДЕСА!
Как днище бочки,правильным дискомстоялалунанад дворцом Ливадийским.Взошла над землейи пошла заливать ее,и льется на море,на мир,на Ливадию.В царевых дворцах —мужики-санаторники.Луна, как дура,почти в исступлении,глядятглазаблинорожия плоскогов афишу на стенах дворца:"Во вторниквыступлениетоварища Маяковского".Сам самодержец,здесь же,рядом,гонял по залами по биллиардам.И вот,где Романовдулся с маркерами,шарыложапод свитское ржание,читаю якрестьянамо форместихов —и о содержании.Звонок.Лунаотодвинулась тусклая,и я,в электричестве,стою на эстраде.Сидят предо мноюрязанские,тульские,почесывают бороды русские,ерошат пальцамирусые пряди.Их лица ясны,яснее, чем блюдце,где надо – хмуреют,где надо —смеются.Пусть тот,кто Советамне знает цену,со мною станетот радости пьяным:где можноещечитать во дворце —что?Стихи!Кому?Крестьянам!Такую странуи сравнивать не с чем, —где ещемыслимыподобные вещи?!И думаю яобо всем,как о чуде.Такое настало,а что еще будет!Вижу:выходятпосле лекциидва мужикаслоновьей комплекции.Уселисьвдвоемпод стеклянный шар,и первыйвторомузаметил:– Мишка,оченно хороша —этапоследняябыла рифмишка. —И долго ещегудят ливадийцына желтых дорожках,у синей водицы.
1927
МАРУСЯ ОТРАВИЛАСЬ
Вечером после работы этот комсомолец уже не ваш товарищ. Вы не называйте его Борей, а, подделываясь под гнусавый французский акцент, должны называть его «Боб»…
«Комс. правда».
В Ленинграде девушка-работница отравилась, потому что у нее не было лакированных туфель, точно таких же, какие носила ее подруга Таня…
«Комс. правда».
Из тучки месяц вылез,молоденький такой…Маруська отравилась,везут в прием-покой.Понравился Маруськеодинс недавних пор:нафабренные усики,Расчесанный пробор.Он былмонтером Ваней,но…в духе парижан,себеприсвоил званье:«электротехник Жан».Он говорил ей частоодну и ту же речь:– Ужасное мещанство —невинностьзряберечь. —Сошлись и погуляли,и хмуритЖанлицо, —нашел он,чтоу Ляликрасивше бельецо.Марусе разнесчастнойсказал, как джентльмен:– Ужасное мещанствосемейныйэтотплен. —Он с нейрассталсяровночерез пятнадцать дней,за то,что лакированныхнет туфелек у ней.На туфлиденег надо,а денегнет и так…СебеМарусяядукупилана пятак.Короткойжизниточка.– Смер-тель-ныйя-ядиспит… —В малиновом платочкев гробуМарусяспит.Развылся ветер гадкий.На вечер,ветру в лад,в ячейкеоб упадкепоставилидоклад.Почему?В сердцебез лесенкилезутэти песенки.Где родинаэтихбездарных романсов?Там,где белыелаются моською?Нет!Эту песнюродила масса —нашакомсомольская.Легковрагапродырявить наганом.Или —голову с плеч,и саблю вытри.А каксейчаснащупать врага нам?Таится.Хитрый!Во что б ни обулись,что б ни надели —обноскибуржуеву нас на теле.И неттебепути-прямика.Нашейкультуришкебез году неделя,а ихней —века!И растутчерныедурнии дуры,ничем не защищенныеот барахла культуры.На улицу вышел —глаза разопри!В каждой витринебуржуевы обноски:какая-нибудьшляпас пером «распри»,и туфлипоказываютлакированные носики.Простенькуюблузу нами надеть конфузно.На улицах,под руководствомГарри Пилей,расставилосетиСовкино, —от нашейсегодняшнейтрудной былиуноситк жизни к иной.Тамни единогони Ваньки,ни Пети,одниЖанны,одниКэти.Толча комплименты,как воду в ступке,людисовершаютблагородные поступки.Всебароны,графы – все,живутпо разнымроскошным городам,ограбяти скажут:– Мерси, мусье, —изнасилуюти скажут:– Пардон, мадам. —На лентекаждая —графиня
минимум.Перо в шляпуда серьги в уши.Куда жесравнитьсяс такими графинямизаводскойФеклуше да Марфуше?И мальчикипачкамистреляют за нэпачками.Нравятсямальчикамв маникюре пальчики.Играютэтим пальчикомнэпачкина рояльчике.А сунешься в клуб —речь рвотная.Чешутязыкамичиновноустые.Раз международное,два международное,но нельзя же до бесчувствия!Напротив клубадверь пивнушки.Веселье,грохот,как будто пушки!Стараетсяразнаямузыкальная челядьпианинитьи виолончелить.Входите, товарищи,зайдите, подружечки,выпейте,пожалуйста,по пенной кружечке!Что?Кроюпиво пенное, —только что вамс этого?!Что даю взамен я?Что вам посоветовать?Хорошои целоваться,и вино.Но…вино и поэзия,и еслиеехоть разпо-настоящемуиспили рты,еене заменитникакое питье,никакие пива,никакие спирты.Помниежедневно,что тызодчийи новых отношенийи новых любовей, —и станеетерундовымлюбовный эпизодчиккакой-нибудь Любык любому Вове.Можно и кепки,можно и шляпы,можнои перчатки надеть на лапы.Но нетна светепрекрасней одежи,чем бронза мускулови свежесть кожи.И еслиподыметесьчисты и стройны,любуюодежузаказывайте Москвошвею,и…лучшиедевушкинашей странысамибросятсявам на шею.
1927
ПИСЬМО К ЛЮБИМОЙ МОЛЧАНОВА, БРОШЕННОЙ ИМ,
как о том сообщается в N 219 «Комсомольской правды» в стихе по имени «Свидание»
Слышал —вас Молчанов бросил,будтоонпредпринял это,видя,что у васпод осеньнет«изячного» жакета.На косынкуцвета синькисмотрит они цедит еле:– Что выходите в косынке?Да и…мордой постарели?Мнепожалтегрудь тугую.Ну,а еслинету этаких…Мы найдем себе другуюв разызысканной жакетке. —Припомадясьи прикрасясь,этугадостьвливши в стих,хочетонмарксистский базиспод жакеткуподвести."За боль годов,за все невзгодыглухим сомнениям не быть!Под этим мирным небосводомхочу смеятьсяи любить".Сказано веско.Посмотрите, дескать:шел я верхом,шел я низом,строилмост в социализм,не достроили устали уселсяу моста.Травкавырослау моста,по мостуидут овечки,мы желаем– очень просто! —отдохнутьу этой речки.Заверните ваше знамя!Перед намиясность вод,в бок —цветочки,а над нами —мирный-мирный небосвод.Брошенная,не бойтесь красивого слогапоэта,музой венчанного!Простои строгоответьтена лиру Молчанова:– Прекратите ваши трели!Я не знаю,я стара ли,но вы,Молчанов,постарели,выи ваши пасторали.Знаю я —в жакетах в этихна Петровкебабья банда.Этипольские жакеткик нампровозятконтрабандой.Чем, служау музпо найму,на моетряпьекоситься,вы биндустриальным займомпомоглирожденьюситцев.Череп,што ль,пустеет чаном,выбилмыслигрохот лирный?Это где жевы,Молчанов,небосводузрелимирный?В гущуваших роздыхов,под цветочки,на рекузаграничным воздухомне доносит гарьку?Илиза любовной блажьюне видатьугрозу вражью?Литературная шатия,успокойте ваши нервы,отойдите —вы мешаетемобилизациям и маневрам.
1927
«МАССАМ НЕПОНЯТНО»
Между писателеми читателемстоят посредники,и вкусу посредникасамый средненький.Этакихсредненькихиз посреднической ратитыщаи в критикахи в редакторате.Куда бымысль твояни скакала,этотвсеозирает сонно:– Ячеловекдругого закала.Помню, как сейчас,в стихаху Надсона…Рабочийне любитстрочек коротеньких.А ещепосредниковкроет Асеев.А знаки препинания?Точка —как родинка.Выстих украшаете,точки рассеяв.Товарищ Маяковский,писали б ямбом,двугривенныйна строчкуприбавил вам бы. —Расскажетнесколькосредневековых легенд,объяснениечаса на четыре затянет,и ко всемуприсказываетунылый интеллигент:– Васне понимаютрабочие и крестьяне. —Сникаетавторот сознания вины.А этот самыйкритик влиятельныйкрестьянинавиделтолько до войны,при покупкена даченожки телятины.А рабочихи того менее —случайнодвухво время наводнения.Гляделис мостана места и картины,на разлив,на плывущие льдины.Критикобошел умиленнодвух представителейиз десяти миллионов.Ничего особенного —руки и груди…Люди – как люди!А вечеромза чаемсидел и хвастал:– Я вотзнаюрабочий класс-то.Ядушупрочелза их молчаньем —ни упадка,ни отчаяния.Кто можетчитатьсяв этаком классе?Только Гоголь,только классик.А крестьянство?Тоже.Никак не иначе.Как сейчас помню —весною, на даче… —Этакие разговорчикиу литераторову насчастозаменяютзнание масс.И идутдореволюционного образцатворения слова,кистии резца.И в массуплыветинтеллигентский дар —грезы,розыи звон гитар.Прошуписателей,с перепугу бледных,броситьвысюсюкиватьстихи для бедных.Понимаетведущий класси искусствоне хуже вас.Культурувысокуюв массы двигай!Такую,как и прочим.Нужнаи понятнахорошая книга —и вам,и мне,и крестьянам,и рабочим.
1927
РАЗМЫШЛЕНИЯ О МОЛЧАНОВЕ ИВАНЕ И О ПОЭЗИИ
Я взял газетуи лег на диван.Читаю:"СкучаетМолчанов Иван".Не скрою, Ванечка!скушно и нам.И ваши стишонки —скуки вина.Десятый Октябрьу всех на носу,а выухватилисьза чью-то косу.Любитеи Машуи косы ейные.Этовашедело семейное.Но что нам за толкот вашейот бабы?!Получшестишкиписали хотя бы.Но плох ваш роман.И стих неказист.Вот таклюбил былюбой гимназист.Вы нам обещаете,скушный Ваня,на случай нуждыпойти, барабаня.Де, будеттуман.И отверзнете рот,на весьна туманзаорете:– Вперед! —Де,– выше взвивайтекрасное знамя!Вперед, переплетчики,а я —за вами. —Орать«Караул!»,попавши в туман?На этоне надобольшого ума.Сегодняшнийденьвозвеличить вам ли,в хвостеу событийо девушках мямля?!Поэтнастоящийвздуваетзаранееиз искрынеясной —ясное знание.
1927
БЕЗ РУЛЯ И БЕЗ ВЕТРИЛ
На эфирном океане,там,где тучи борода,громко плавает в туманерадио-белиберда.Утро.На столике стоит труба.И вдругкак будтотрубу прорвалов перепонкув барабаннуюзабубнила, груба:"Алло!Алло!!Алло!!!Алло!!!!"А затем —тенорок(держись, начинается!):"Товарищи,слушайтеочередной урок,Как сохранитьи полировать яйца".Задумался,заволновался,бросил кровать,в мозгахтемно,как на дне штолен.– К чему ж мнеяйца полировать?К пасхе,што ли?! —Настраиваюприемникна новый лад.Не захочет линовая волна порадовать?А из трубы —замогильный доклад,какая-товедомственнаячушь аппаратова.Докладецполтора часа прослушав,стал упадочникоми затосковал.И вдруг…встрепенулисьвосторженные уши:"Алло!Последние новости!Москва".Но тотчасв ушиписк и фырк.Звуки заскакали,заиграли в прятки —этошироковещательная Уфыдуетв хвостшироковещательную Вятки.Наконециз терпениявывели и меня.Трубкудушу,за горло взявши,а на меняпосыпались имена:Зины,Егоры,Миши,Лели,Яши!Деньпромучившисьв этом роде,ложусь,а радиобубнит под одеяло:"Во саду аль в огородедевица гуляла".Не заснешь,хоть так ложись,хоть иначе.С громомво всем телекроюдедушку радиопередачии бабушкурадиопочтелей.Дремлют штаты в склепах зданий.Им не радость,не печальимв грядущем нет желанийим…– семь с половиной миллионов! —не жаль!