Избранное

Мадемуазель де Керро была огорчена, что в меню не включили блюд ни «а ля Керро», ни «а ля Бретань», хотя она вполне удовлетворилась бы фруктами или десертом. По всему было видно, что ее здесь не любит.

На господине Брюло был сюртук, который ему очень шел, а госпожа Брюло надела украшения. Обе польки тоже были эффектны, Марин в красной, а ее мать в голубой блузках, которые теперь можно было донашивать. Но красивее всех был Асгард, одетый во все черное, в жилетке с глубоким вырезом и галстуке, заколотом булавкой с большим блестящим камнем. Его лицо над высоким воротничком сияло от удовольствия. Он стоял у своего стула, элегантно опершись правой рукой о спинку, в ожидании, когда господин Брюло подаст пример и сядет. Все дамы, даже мать Марии, напудрились, а на щеках госпожи Жандрон белели следы крахмала.

Госпожа Дюмулен заставила себя немного подождать и наконец тоже явилась; платье на ней было шелковое и шуршало при каждом ее движении. Она благосклонно и грациозно поклонилась и прошла к своему месту, как будто ни о чем не подозревая. Увидев цветы, она изобразила глубочайшее удивление: «О, какие чудесные розы! В честь кого, осмелюсь спросить?» Господин Брюло взглянул на собравшихся и дал условленный знак.

— Да здравствует Антуанетта! — прозвучало в зале, и все захлопали в ладоши.

Госпожа Дюмулен стояла как громом пораженная, но понемногу все же пришла в себя.

— Боже мой, и верно. Я совсем забыла. Ужасно мило с вашей стороны.

И она уткнулась лицом в цветы. Все смеялись и по очереди жали ей руку, Асгард двигался как во сне, так как он не очень хорошо ориентировался в процедуре празднования именин, а у госпожи Жандрон тряслась голова. Только мадемуазель де Керро держала свои подозрительные руки при себе, но громко крикнула с места «браво, браво!» Антуанетта смахнула слезу. Луиза подала «суп по-персидски», и все уселись на свои места. Вино в тот вечер пили почти неразбавленным. Чико, как обычно, сидел на правом плече госпожи Брюло; всякий раз, когда она поворачивалась, его длинный хвост ударял по голове госпожи Жандрон, и та ворчала, называя его «грязной мартышкой». Общее настроение было приподнятым.

После рулета с «подливкой Мартен» господин Брюло встал, попросил тишины, постучав ножом по стакану, и произнес следующие слова:

— Дамы и господа! Задача, которую мне сегодня предстоит выполнить, значительно приятнее, чем та, что выпала мне на долю несколько недель тому назад после смерти господина Бризара.

Я буду краток, дамы и господа, так как волнение, которое в этот момент переполняет всех нас, нельзя выразить словами. Мы счастливы, дамы и господа, чествовать сегодня ту, что в течение уже многих лет является одной из наиболее верных гостей нашей «Виллы».

Я выражаю надежду, что многие последуют ее примеру, и заканчиваю тостом за здоровье всем нам милой госпожи Дюмулен. Итак, да здравствует Антуанетта! Я кончил.

Пока господин Брюло говорил, а гости смотрели в свои тарелки, чтобы не смущать его, госпожа Жандрон воспользовалась ситуацией и незаметно продвинула левую руку по столу в направлении вазы с апельсинами, которая стояла недалеко от нее и представляла рубрику «фрукты», указанную в меню.

При последних словах господина Брюло кончики ее пальцев уже коснулись основания вазы. Когда хозяин дома сел, раздались такие бурные аплодисменты, что обезьяна испугалась и в окнах задрожали стекла, и вот в этот-то момент госпожа Жандрон вдруг подняла руку, схватила апельсин и сунула его в сумочку, которую всегда носила с собой. Там, кроме носового платка, хранился ключ от ее знаменитого чемодана. Затем она тоже захлопала в ладоши и сказала с добродушной улыбкой: «Прекрасно, мой друг».

Для своих девяноста двух лет она очень ловко осуществила столь сложный маневр.

Судьба, однако, не была к ней благосклонна, так как госпожа Брюло все видела.

— Смотри в оба, старуха крадет апельсины, — шепнула она господину Брюло.

Бывшего нотариуса осенила блестящая мысль. Якобы для того, чтобы удобнее было наливать вино, он подвинул вазу с фруктами ближе к госпоже Жандрон. Потом он в свою очередь прошептал что-то жене, видимо что-то очень интересное, так как новость распространилась за столом с быстротой молнии. Лица засияли от предвкушения удовольствия, и каждый время от времени украдкой бросал взгляд на старуху, чтобы убедиться, что она готова взять приманку. Только Асгард остался непосвященным, так как объяснить ему, в чем заключалась идея, было слишком сложно, а также потому, что весь план мог провалиться, если бы норвежец по своему обыкновению навлек свои словари и стал громко задавать вопросы. Луиза внесла огромный «дипломатический торт», который гордо красовался на столе до конца ужина. Когда госпожа Дюмулен увидела это ежегодное чудо, увенчанное ее именем, она окончательно расчувствовалась. Сжав в руке заранее приготовленный носовой платок, она заговорила прерывающимся голосом:

— Дорогие друзья, разрешите мне в нескольких словах сердечно поблагодарить вас за дружеское внимание, оно взволновало меня глубже, чем вы думаете. В Тегеране мои именины раньше тоже отмечались каждый год, и вы, конечно, понимаете, что в дипломатических кругах подобные праздники проводятся более торжественно. Конечно, вы можете подумать, что я преувеличиваю, я согласна, это звучит невероятно, но я уверяю вас, что никогда и нигде раньше не испытывала такого волнения, как в этот момент, и даже в тот последний год, когда английский посол сидел у меня по правую руку. Его звали сэр Дуглас Вестморленд, никогда я этого не забуду. Поэтому я благодарю вас еще раз от всего сердца и надеюсь провести среди вас еще многие счастливые годы.

Вторично парадная зала сотряслась от восторженных кликов, а госпожа Жандрон схватила второй апельсин и сунула его к первому в бархатную сумочку. Теперь общее ликование перешло в дружный хохот, и старуха смеялась вместе со всеми, полагая, что радость вызвана речью госпожи Дюмулен.

— Чудесная погодка сегодня, вам не кажется? — спросил господин Брюло, обращаясь к госпоже Жандрон.

— Конечно, мой друг, конечно, — ответила старуха. — Отличная.

— Так. А мне кажется, что собирается гроза, — многозначительно произнес Брюло.

— Вы так думаете? — спросила госпожа Жандрон, не выпуская из виду вазу с золотыми фруктами. — Ну что ж, гроза — это только гроза.

— Вы слышите, дамы и господа, — обратился нотариус к компании, — мадам утверждает, что гроза — это только гроза, а апельсин — только апельсин. Недурно сказано? Какие перлы остроумия она рассыпает.

— Браво! Похлопаем госпоже Жандрон, — предложил Кольбер. — Все вместе: раз, два, три! Раз, два, три!

Все захлопали в такт. Госпожа Жандрон одобрительно кивнула: подобный знак внимания ей не оказывался уже много лет. Кольбер сделал лишний хлопок, и дамы моментально ухватились за это.

— Господин Кольбер, — сказала младшая из троих венгерок, с накрашенными губами, — вы можете искупить свою ошибку, угостив нас всех шампанским.

Судя по ее тону, действовать надо было немедленно, иначе разрешение возьмут назад.

Госпожа Брюло взглянула на Кольбера, и он встал. Опершись руками о стол, он сказал с улыбкой, выражающей высшую степень скромности:

— Дамы и господа! Я охотно отзываюсь на знак, поданный мне только что столь грациозно королевой Венгрии, вследствие чего имею честь угостить компанию бутылкой шампанского.

— Браво, да здравствует наш Кольбер! — воскликнула госпожа Брюло, и все ее поддержали.

Госпожа Жандрон взяла третий апельсин. В вазе осталось девять.

— Господин Кольбер, — предупредила молодая венгерка, — если вы еще раз вздумаете провозгласить меня без моего согласия королевой Венгрии, я, пожалуй, потребую от вас вторую бутылку.

Чисто случайно она коснулась коленкой ноги Кольбера, который при этом глубоко вздохнул.

Госпожа Брюло вовремя углядела опасность.