Избранное
Шрифт:
К счастью, я не сказал, что сам был там в этом месяце, ибо кто-то тут же заметил, что этот «Жан-Барт» уже три года как закрыт и переоборудован в кинотеатр.
Да, чем больше я буду говорить, тем скорее они поймут, что у меня не только нет автомашины, но и никогда не будет.
Итак, лучше всего молчать, ибо они начинают присматриваться ко мне и, видимо, задумываются над тем, что побуждает Ван Схоонбеке оказывать мне гостеприимство. Если бы не брат, получающий пациентов через Ван Схоонбеке, то я давно бы послал всю эту компанию к черту.
С каждой неделей мне становилось все яснее, что мой друг имеет в
— Подумай хорошенько, — посоветовал он. — На этом можно немало заработать, и ты подходящий человек.
С его стороны было несколько нетактично говорить так, ибо я сам знаю, для чего я подхожу, а для чего не подхожу, и не люблю, когда об этом судят другие. И все же здорово, что он без всяких условий предоставил мне случай сбросить с себя скромную оболочку клерка в «Дженерал Марин энд Шипбилдинг компани» и превратиться в коммерсанта. Вот когда его приятели с их жалкими центами вполовину сбавят спеси.
Я все-таки осведомился у него, каким товаром торгуют его голландские друзья.
— Сыром, — ответил мой друг. — На него всегда есть спрос, потому что должны же люди есть.
В трамвае, возвращаясь домой, я уже чувствовал себя совсем другим человеком.
Ты знаешь, что мне уже под пятьдесят, и тридцать лет службы наложили на меня свой отпечаток. Клерки безропотны, гораздо безропотнее рабочих, которые добились некоторого уважения своей непокорностью и сплоченностью. Говорят, что в России они даже стали хозяевами. Если это так, то, мне думается, они этого заслужили. Впрочем, они, по-видимому, купили это ценой собственной крови. Клерки же в основном не имеют специализации и настолько взаимозаменимы, что человек с большим стажем может запросто получить коленкой под свой верный пятидесятилетний зад, а на смену ему найдется другой, не хуже, но дешевле.
Так как я хорошо знаю это и к тому же у меня есть дети, я всячески избегаю ссор с незнакомыми людьми, ибо они могут оказаться друзьями моего патрона. В трамвае я терплю, если меня толкают, и не слишком возмущаюсь, если мне наступят на ногу.
Но в тот вечер мне было море по колено. Неужели эта сырная мечта действительно осуществится?
Я почувствовал, что мой взгляд стал тверже, и засунул руки в карманы брюк с непринужденностью, которая полчаса тому назад была мне совершенно несвойственна.
Придя домой, я по обыкновению сел за стол, поужинал, ни словом не обмолвившись о новой перспективе, открывавшейся передо мной, и посмеялся про себя, когда увидел, как жена с обычной для нее скаредностью резала хлеб и мазала его маслом. Ведь ей и в голову не могло прийти, что, может быть, завтра она станет женой коммерсанта.
Я ел как всегда: ни больше ни меньше, ни быстрее ни медленнее. Одним словом, ел как человек, который полагает, что его многолетняя кабала в «Дженерал Марин энд Шипбилдинг компани» продлится еще неизвестное количество времени.
Несмотря на это,
жена спросила, что у меня случилось.— Что может случиться? — ответил я вопросом на вопрос.
Затем я стал просматривать домашние работы своих двоих детей.
Я обнаружил грубую ошибку в причастии страдательного залога и исправил ее так весело и дружелюбно, что сынишка удивленно посмотрел на меня.
— Ты что так смотришь, Ян? — поинтересовался я.
— Не знаю, — засмеялся мальчишка, переглянувшись с матерью.
Значит, все-таки по мне было что-то заметно. А я-то всегда считал, что умею мастерски скрывать свои чувства. Теперь придется научиться, так как в торговле это необходимо. И раз уж у меня лицо как открытая книга, то во время «устной газеты» на нем, наверное, не раз можно было прочесть «караул!».
Супружеское ложе я считаю наиболее подходящим местом для обсуждения серьезных проблем. Там я по крайней мере наедине с женой. Одеяла приглушают голоса, темнота способствует размышлению, и так как я не вижу свою жену, она не оказывает на меня давления своим встревоженным лицом. Там можно сказать все, на что не отважишься при свете. И именно там, лежа на правом боку, я объявил жене после небольшой вступительной паузы, что собираюсь стать деловым человеком.
На протяжении долгих лет она слышала лишь незначительные признания и потому потребовала, чтобы я повторил сказанное и объяснил все поподробнее, что я и сделал в спокойной, доходчивой, точнее говоря, «деловой» форме. В пять минут я обрисовал ей компанию друзей Ван Схоонбеке, рассказал о том, как они естественно и непроизвольно унижали меня, и сообщил о предложении, с которым он так неожиданно проводил меня домой.
Жена внимательно слушала, лежала тихо, как мышка, не вздыхала и не ворочалась. Я замолчал, и она спросила, что я собираюсь делать и уж не думаю ли отказаться от места в «Дженерал Марин энд Шипбилдинг компани».
— Да, — ответил я спокойно. — Без этого не обойтись. Работать клерком и вести свои торговые дела невозможно. Тут надо поступать решительно.
— А вечером? — последовал вопрос после новой паузы.
— Вечером темно, — сострил я.
Ответ попал в цель. Кровать заскрипела, жена отвернулась, предоставляя мне возможность сгинуть в моих торговых делах. Мне надлежало выкручиваться самому.
— Что вечером? — рявкнул я.
— Заниматься делами вечером, — спокойно пояснила она. — А что за товар?
И тут я должен был признаться, что это сыр. Странно, но в этом товаре я находил нечто отталкивающее и смешное. Лучше было бы торговать чем-то другим, например цветочными луковицами или электрическими лампочками, которыми Голландия тоже славится. Даже селедку, особенно копченую, я стал бы продавать с большим удовольствием, чем сыр. Но не могла же фирма на Мурдейке ради меня изменить продукцию, это я хорошо понимал.
— Странный товар, тебе не кажется? — спросил я.
Нет, ей не казалось.
— На него всегда есть спрос, — повторила она слова Ван Схоонбеке.
Ее ответ воодушевил меня, и я сказал, что завтра утром пошлю «Дженерал Марин энд Шипбилдинг компани» ко всем чертям. Мне хотелось только зайти в контору попрощаться с коллегами.
— Может быть, сначала написать фирме и предложить свои услуги, — посоветовала жена. — А потом подумаешь, что делать. Ты как ненормальный.