Избранное
Шрифт:
Нас, полковников и подполковников, тридцать два человека - целый взвод. Служба идет, майдан истолочен начисто, звенит от мороза. Стараемся: ать-два! Носок вперед, плечи развернуты - ать-два! И так с рассвета дотемна. Устаю, как уставал солдатом-первогодком, когда мой отделенный командир часами учил меня ставить ногу на полную ступню.
Вечерами мои соседи-полковники с курсантской сноровкой складывали обмундирование. Глядя на них, и я поступал так же. Как-то улегся и подумал: что может сделать человек сверх того, что уже сделал? Или всегда надо начинать сначала?
И
– Хорошо шагаете, подполковник!
– крикнул он мне.
– Рад стараться!
– Ко мне!
– Есть!
– Ать-два! Ать-два!., Товарищи офицеры!
– зычно - откуда только голос!
– кричит полковник. Майдан замирает.
– Вот он, - кивает на меня, - строевик. Слушай мою команду: пр-рямо, шагом арш!
Чуток корпус внаклон, левую ногу вперед и на полную ступню, потом правую… левую… А Мотяшкин, слегка откинув крупную голову назад, упоенно:
– Кр-ру… гом марш!
Под его счет «ать-два-три» - через левое плечо на сто восемьдесят градусов, с выбросом левой ноги.
– Шире шаг!
Еще в курсантской роте в Киеве натренировали меня, что называется, до артистизма. Точно и четко исполняю мотяшкинские команды.
– Молодцом, подполковник!
– Иван Артамонович вытирает со лба пот, будто он, а не я маршировал.
– Благодарю и прошу позволения на сутки отлучиться в город Краснодар по личному делу!
– выпаливаю неожиданно для себя.
Полковник, думаю, по инерции восторга, который он испытывал во время моего показательного марша, сказал:
– Вполне заслужили.
Но увольнительную подписал со скрипом, строго предупредил:
– Не опаздывать!
10
В город добрался на попутной машине. Куда идти? Зачем? Впрочем, хитрю…
Дни мои в резерве были заполнены до отказа: строевые и тактические учения, стрельбы и политзанятия. Как все, дневалил у входа в мотяшкинский штаб и придирчиво следил за блеском сапог и пуговиц на мундирах офицеров. Но в другой, глубоко затаенной стороне моей жизни нет-нет да и возникнет щемящее чувство вины перед женщиной, что живет в крохотном, домишке на окраине Краснодара. Почему так грубо я отнесся к ее душевной чуткости и доверчивости?…
Чем ближе к ее калитке, тем больше волнуюсь.
Вижу деда. Стоит там, где и стоял в первый раз, будто никуда и не уходил.
Поздоровались.
– Часом, подымить нэма чим?
– Найдем, старина.
– Отвалил кучу папирос.
Взял, хитровато прищурился:
– Закоротыло, га?
Не отвечая, стучу в калитку; дедок похихикивает.
Калитка приоткрылась, Галина скользнула по мне настороженным взглядом:
– Заходите… - Сутулясь, пошла впереди
меня.В комнате, как и тогда, тепло, уютно. Сняв шапку, сказал:
– Сяду, с вашего позволения.
– И опустился на стул.
Чуть откинув голову, она выжидательно смотрела на меня.
– Хотите повинную?
– Я облизнул пересохшие губы.
– Не хочу…
– Уйти?
– спросил, вкладывая в одно это слово неловкость, чувство вины перед ней.
Она помолчала, села напротив меня, оперлась ладонью на край табуретки. Заговорила не спеша:
– В ту ночь хотелось плакать - разучилась!
– Секунду поколебалась.
– Мне казалось, что люди должны друг другу доверять, искать в человеке прежде всего хорошее…
– Что же с вами случилось?
– То же, что и со всеми… Ужас оккупации! Вы не можете себе представить - жизнь вне закона, «рабы» и «хозяева» с «новым порядком», а при них прихлебатели, да не с пустыми руками, с автоматами… А финал - «оккупированная». Хоть плачь, хоть вой, но ты уже меченая…
– Старик, ваш сосед, знаете, что о вас?…
– Он гадина, мородер!… Ходил на поле боя и грабил - убитых грабил. А сейчас грабит живых - доносами.
– Простите. Но вы вообще какая-то… н-неподходящая, что ли!…
Она грустно улыбнулась:
– И обижаться на вас трудно…
– Я солдат, обыкновенный солдат, привык напрямик…
– Не знаю, какими бывают необыкновенные солдаты. Но иногда вместо «напрямик» получается «напролом».
– Вдруг спохватилась: - Который час?
– Без четверти двенадцать.
– Ой, опаздываю…
Выбежала в сени. Вернулась в комнату в пальто, в стоптанных туфлях, в своем пуховом платке, перекрещенном на груди и узлом завязанном за спиной.
Я поднялся:
– Останьтесь, Галина.
Отрицательно покачала головой.
Подошел к ней, торопливо прижал к себе… Сильным толчком отстранила меня:
– Не надо…
– Нет так нет!
– Схватил ушанку.
– Не обижайтесь. Мне надо идти, а то попаду в неприятную историю…
* * *
До отхода поезда еще много времени. Как убить его?
Бродил по городу, сидел под своим дубом на берегу Кубани.
Медленно обходил базарные ряды - молочные, мясные, барахолку. Всего было много, но цены - моего месячного содержания хватило бы на три кило масла…
Вернулся на свою окраину, постоял у калитки, постучал - ни звука. Вспомнил, где Галина оставляет ключи. Перелез через забор, вошел в ее комнату, разулся и лег на кровать: напролом так напролом. Спал уютно, всласть…
Что- то заставило проснуться и насторожиться. Шаги, женские голоса. Скрипнула дверь.
– Кто здесь?
– Голос испуганный, робкие шаги.
– Ты, Виктор?… Константин Николаевич? Боже мой, со мной золовка… - И с отчаянием: - Тут подполковник, мой квартирант… Такого еще не бывало!… У него, правда, не топится…