Избранное

3

Он считал, что единственная профессия, Которую позволительно иметь всякой женщине, Это — стенография. Он был убеждён, Что все великие пианисты, каких мы знаем, Начинали со стенографии. Он в это верил, И с ним нельзя было спорить, Потому что, если б он узнал, что это — не так, Он бросил бы свою жену, Женщину положительную и, кажется, умную, Владеющую в совершенстве искусством стенографии.

1939

В вагоне

Пространство рвали тормоза. И ночь пока была весома, Все пассажиры были за То, чтобы им спалось, как дома. Лишь мне не снилось, не спалось. Шла ночь в бреду кровавых марев Сквозь сон, сквозь вымысел и сквозь Гнетущий привкус дымной гари. Всё было даром, без цены, Всё было так, как не хотелось, — Не шёл рассвет, не снились сны, Не жглось, не думалось, не пелось. А я привык жить в этом чреве: Здесь всё не так, здесь сон не в сон. И вся-то жизнь моя — кочевье, Насквозь прокуренный вагон. Здесь теснота до пота сжата Ребром изломанной стены, Здесь люди, словно медвежата, Вповалку спят и видят сны. Их где-то ждут. Для них готовят Чаи, постели и тепло. Смотрю в окно: ночь вздохи ловит Сквозь запотевшее стекло. Лишь мне осталося грустить. И, перепутав адрес твой, В конце пути придумать стих Такой тревожный, бредовой… Чтоб вы, ступая на перрон, Познали делом, не словами, Как пахнет женщиной вагон, Когда та женщина не с вами. [12]

12

Стихотворение «В вагоне» написано по дороге в Иваново. В черновике есть строка «И чьи-то спутанные губы шептали тихое „прощай“».

1939

Б. Пророков. Лист из альбома

«Я с поезда. Непроспанный, глухой…»

Я с поезда. Непроспанный, глухой. В кашне измятом, заткнутом за пояс. По голове погладь меня рукой, Примись ругать. Обратно шли на поезд. Грозись бедой, невыгодой, концом. Где б ни была — в толпе или в вагоне, — Я всё равно найду, Уткнусь лицом В твои, как небо, светлые Ладони.

1940

Вокзал

1

Зимою он неподражаем. Но почему-то мы всегда Гораздо чаще провожаем, Чем вновь встречаем поезда. Знать, так положено навеки: Иным — притворствовать, А мне — Тереть платком сухие веки И слёзно думать о родне. Смотреть в навес вокзальной крыши И, позабывшись, не расслышать Глухую просьбу: напиши… Здесь всё кончается прощаньем: Фраз недосказанных оскал, Составов змейных содроганье И пассажирская тоска. Здесь постороннему — лишь скука, Звонки да глаз чужих ожог. Здесь слово старое — «разлука» Звучит до странности свежо. Здесь каждый взгляд предельно ясен И всё ж по-своему глубок. Здесь на последнем самом часе Целуют юношей в висок. А пожилых целуют в проседь (Гласит мораль житейских уз), Поцеловать здесь значит: сбросить Воспоминаний тяжких груз.

2

А я, нагрузив чемоданы, Как будто сердце опростав, Вдруг узнаю, Что прибыл рано И что не подан мой состав, И вот Ходи вдоль длинных скосов Вокзальных лестниц и сумей Забыть, что нет русоволосой Последней девушки твоей. И пусть она по телефону С тобой простилась утром. Пусть. Ты ходишь долго по перрону, В словах нащупывая грусть. На слух, по памяти слагаешь Прощальный стих… И вот опять Ты с болью губы отрываешь От губ, Которых не видать… Но лучше — В сутолоке, в гоне С мотива сбившихся колёс Забыть, закутавшись, в вагоне Весенний цвет её волос. Ловить мелодию на память И, перепутав имена, Смотреть заснувшими глазами В расщеп вагонного окна.

3

Когда прощаются, заметьте, Отводят в сторону глаза. Вот так и с нами было. Ветер Врывался в вечер, как гроза. Он нас заметил у калитки И, обомлев на миг, повис, Когда, как будто по ошибке, Мы с ней, столкнувшись, обнялись.

1938

«Мне только б жить и видеть росчерк грубый…»

Мне только б жить и видеть росчерк грубый Твоих бровей. И пережить тот суд, Когда глаза солгут твои, а губы Чужое имя вслух произнесут. Уйди. Но так, чтоб я тебя не слышал, Не видел… Чтобы, близким не грубя, Я дальше жил и подымался выше, Как будто вовсе не было тебя.

1939

М. Соколов. Женский портрет

«Я знал одно…»

Я знал одно — Куда милей кочевье. Спать на полу, Читать чужие книги, Под голову совать кулак иль камень, И песни петь — Тревожные, хмельные, Ходить землёй, Горячею от ливня, И славить жизнь…

1940

Ярославль

Я слышал — город есть такой, Там небо достают рукой, И, поднеся поближе к глазу, С ладони выпивают разом. Мне возразят, что это миф, А мифу место лишь Эллада, Но разве, город полюбив, О нём выдумывать не надо? Кто раз в мои стихи заглянет, Того в тот город жить потянет, — Как ни упрямьтесь, я заставлю Вас всех бродить по Ярославлю.

1938

Одесская лестница

Есть дивные пейзажи и моря, Цветут каштаны, выросли лимоны. А между нами, впрочем, говоря, Я не глотал ещё воды солёной. Не видел пляжа в Сочи, не лежал На пёстрой гальке в летнюю погоду, Ещё ни разу я не провожал В далёкий рейс морского парохода, Не слышал песен грузчиков в порту. Не подышал я воздухом нездешним, Не посмотрел ни разу, как цветут И зноем наливаются черешни. Не восходил к вершине с ледорубом, Не знал повадок горного орла. Ещё мои мальчишеские губы Пустыня древним зноем не сожгла. Ташкента не узнал, не проезжал Кавказа, Не шёл гулять с ребятами на мол. Ещё одесской лестницей ни разу Я к морю с чемоданом не сошёл. Мне двадцать лет. А Родина такая, Что в целых сто её не обойти. Иди землёй, прохожих окликая, Встречай босых рыбачек на пути, Штурмуй ледник, броди в цветах по горло, Ночуй в степи, не думай ни о чём, Пока верёвкой грубой не растёрло Твоё на славу сшитое плечо.

1939

После ливня

Когда подумать бы могли вы, Что, выйдя к лесу за столбы, В траву и пни ударит ливень, А через час пойдут грибы? И стало б видно вам отселе, Лишь только ветви отвести, Когда пойдёт слепая зелень Как в лихорадке лес трясти. Такая будет благодать Для всякой твари! Даже птицам Вдруг не захочется летать, Когда кругом трава дымится, И каждый штрих непостоянен, И лишь позднее — тишина… Так ливень шёл, смещая грани, Меняя краски и тона. Размыты камни. Словно бивни, Торчат они, их мучит зуд; А по земле, размытой ливнем, Жуки глазастые ползут. А детвора в косоворотках Бежит по лужам звонким, где, Кружась, плывёт в бумажных лодках Пристрастье детское к воде. Горит земля, и пахнет чаща Дымящим пухом голубей, И в окна входит мир, кипящий Зелёным зельем тополей. Вот так и хочется забыться, Оставить книги, выйти в день И, заложив углом страницу, Пройтись босому по воде. А после — дома, за столом, Сверкая золотом оправы Очков, рассказывать о том, Как ливни ходят напролом, Не разбирая, где канавы.

1939

Д. Цуп. Утреннее солнце. Уславцево

«По какой тропинке…»

По какой тропинке — не припомню, только шёл я, как идут ко дну. Словно к плахе, было нелегко мне подходить к забытому окну. Вот и дом. Цветов встаёт засада. Белая сыпучая сирень протянула руки с палисада — уцепились ветви за плетень. И не дрогнет за дорогой тополь, не стряхнёт холодный пот росы… И легли в траве высокой тропы, как плетенья девичьей косы.