"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10

Лицо было удивительно красивым. Глядя на него, никому бы и в голову не пришло оплакивать лето, наоборот – хотелось объятиями приветствовать наступление осени.

– Да, – согласился я. – Ты отлично со всем справилась. Странно, но ее лицо кажется мне знакомым.

– Это потому, что ты ее уже встречал, – сказала Октавия. – Моя служанка позировала для этой мозаики.

– Неужели? Не припомню, чтобы ее видел.

– Просто ты крайне редко заходишь в мои покои.

Октавия сказала это спокойно, без укора. Наши жизни не пересекались, словно две параллельные дороги.

– Она настоящая богиня осени, – заметил я, все разглядывая идеальное в своей завершенности лицо.

– Похоже, ты мне не поверил, – заметила Октавия. – Что ж, тогда я ее позову.

– О, в этом нет нужды…

Я торопился по своим делам и лишь из вежливости заглянул к Октавии, но она уже хлопнула в ладоши и приказала рабу привести Акте.

– Я тебя не задержу, – извиняющимся тоном произнесла Октавия (мне порой казалось, что ее отношения со мной строились на извинениях и оправданиях). – А, вот и ты!

В комнату вошла ожившая дева с мозаики. Именно такое восприятие в первое мгновение лишило меня дара речи, хотя все было наоборот: женщина выступила в роли модели для художника. Однако мозаику я увидел первой, и она для меня и была оригиналом.

– Акте, мой супруг в таком восторге от мозаики – он не верит, что для нее позировала реальная женщина, – сказала Октавия. – Вот я тебя и позвала.

– Это правда, – подтвердил я. – Мне следовало бы догадаться, что ни один художник не способен вообразить такую красоту.

Женщина улыбнулась без тени жеманства и чуть склонила голову.

– Эта работа была большой честью для меня, – ответила она. – Я хотела, чтобы мозаика в точности отвечала вашим с супругой пожеланиям.

У нее были темные волосы, а теплые глаза словно приглашали к продолжению разговора.

– Акте? Ты гречанка?

– Да. Моя семья из Ликии.

– Ее отец был захвачен в плен командиром римского гарнизона и казнен, а всю семью угнали в рабство, – сказала Октавия. – На родине они принадлежали к благородному роду, а в цепи их заковали, потому что они не желали повиноваться Риму.

Акте ничего к этому не добавила и не попыталась оправдать свое происхождение.

– От цепей до покоев принцессы долгий путь, – заметил я, надеясь так подтолкнуть ее к разговору.

Я хотел знать о ней все, хотел стоять в этой комнате и смотреть на нее как можно дольше.

– Сейчас я вольноотпущенница, и здесь я по своей воле. Раньше прислуживала Клавдию вместе с другими иноземными слугами, госпожа Октавия после свадьбы решила взять меня с собой. – У нее был глубокий уверенный голос, и держалась она с достоинством. – Дом Клавдия подарил мне свободу, поэтому мое римское имя – Клавдия Акте.

Мне показалось, я понял, что почувствовал Аид, когда увидел собирающую цветы Персефону. Я хотел похитить ее, силой увести, унести с собой, часами смотреть на нее, слушать ее голос, хотел узнать все об Акте, гречанке из Ликии.

Но вместо этого я лишь коротко кивнул.

– Спасибо, Октавия, что показала мне ту, которая вдохновила мастеров на создание этой прекрасной мозаики. – Я взглянул на Акте. – Теперь каждый раз, глядя на это произведение искусства, я буду вспоминать твое лицо.

С этими словами я резко развернулся и вышел из комнаты.

Но даже Акте и мысли о ней (она в моей постели, мы гуляем по цветущим полям, лежим на берегу ручья и смотрим на парящих в небе птиц) не избавили меня от терзающего душу беспокойства. От громких звуков я вздрагивал и с подозрением приглядывался к любому незнакомцу в коридорах дворца. Я всегда был начеку, но так и не смог понять, откуда придется удар и сколь близка опасность.

* * *

Наступили ежегодные празднества Фидес и Хоноса, богов верности и чести, и Клавдий решил устроить пир в честь этих давно забытых – во всяком случае, в его семье – добродетелей. Трапезе предшествовали выступления акробатов и танцоров и поэтические декламации. Все это продолжалось довольно долго, и к тому моменту, когда нас позвали к столу, мы все изрядно проголодались.

Что за славная компания! На левой кушетке мать с Клавдием, а рядом с ней – я. На почетном месте на средней кушетке расположился показавшийся мне знакомым крепкий коренастый мужчина, рядом с ним устроился Британник, а уже за ним – Октавия. На кушетке напротив моей возлежали Сенека и два незнакомца. Получалось, я не знал троих из присутствовавших за столом, что было большой редкостью на официальных сборищах и сулило хоть какое-то разнообразие в разговорах. За нами стояли еще три кушетки, на которых тоже возлежали неизвестные мне люди.

Клавдий поднял кубок и выдал бессвязную речь об истории веры и чести в нашем славном Риме. В этот момент он был еще трезв. Мать, поприветствовав гостей, также произнесла вдохновенную речь о благородных римлянах. Я не сомневался, что она не преминет сослаться на Германика, – так она и сделала. Объявила, что только-только переименовала крепость на Рейне, где появилась на свет, в Колонию Агриппина [430] .

– Когда я родилась, мой благородный отец командовал тамошним гарнизоном, – сказала она. – Теперь в этой колонии обоснуются ушедшие в отставку солдаты.

430

Колония Агриппина – римская колония в Рейнской области, в дальнейшем превратившаяся в немецкий город Кёльн.

Никогда не упустит возможности отвесить поклон Германику. Я протянул кубок за добавкой вина.

– Еще одно достижение Августы, – подал голос Сенека, поднимая свой кубок. – Колония, названная в честь женщины!

– Давно пора! – поддержал его возлежавший на той же кушетке широколицый мужчина. – Интересно, кто будет следующей?

Он был улыбчивым парнем, такие на званый ужин всегда приносят фляги с вином.

– О, Серен, а ты бы кого номинировал? – поинтересовалась мать. – Одну из девиц, которую вытащил из огня?

Так она поставила его на место. Как я узнал позже, это был префект вигилов [431] .

– Мой кузен многих может предложить, – миролюбиво сказал Сенека. – Он у нас любимец женщин.

– Что есть, то есть, – вставил сидевший между ними глуповатого вида мужчина с обезоруживающей улыбкой. – Я знаю, был с ним в обходе.

– Но уже после того, как мы потушили все пожары, Отон, – парировал Серен, подтолкнув приятеля локтем в бок.

Отон хихикнул. Мне показалось, что у него на голове парик.

431

Командующий корпусом вигилов, который заведовал пожарной охраной Рима и отвечал за порядок в ночное время.