Избранные киносценарии 1949—1950 гг.

— Одну минутку…

И, не обращая на нее больше внимания, он крепко пожимает здоровую руку подошедшего Александрова.

— Александров, здравствуй…

Аспазия, насупившись, прохаживается вдоль колонн.

Петерис и Александров садятся на подоконник.

Петерису не терпится узнать новости.

— Ну, что в Айзпуте?

Александров смотрит на санитаров, проносящих раненого.

— Пока держимся в округе… Но к ним подошла артиллерия…

Левой рукой он достает из кармана кисет.

— Набей-ка мне трубку… И рассказывай… Как дела?

Петерис неумело набивает трубку, просыпая махорку на пальто.

— Плохие вести, Василий… В Москве восстание подавлено — там, фактически, кончено.

Александров зажигает спичку и долго раскуривает трубку.

— А у нас?.. Что в Либаве?.. Тукум наш?

— У нас не намного лучше… В Либаве все подавлено, в Тукуме тоже…

Александров крепко задумывается.

Где-то невдалеке гулко грохает пушка.

С шумом распахиваются оконные рамы.

Большая хрустальная люстра, раскачиваясь, дребезжит под высоким потолком театрального фойе.

Петерис и Александров отходят от окна и безмолвно переглядываются.

Александров делает несколько сильных затяжек.

— Что будем делать, Петерис? Что решил Центральный Комитет?

Петерис произносит с большой силой:

— Сражаться до конца!.. Уйдем в подполье, в леса, в болота… И будем продолжать оттуда!

Александров удовлетворенно кивает головой.

— Да… только так!..

К ним подходит худенькая девушка с бумагами в руках.

— Товарищ Петерис, что делать с этим списком?

Он берет бумаги и просматривает их. Александров отходит к балюстраде.

И вдруг Александров замечает, что в фойе появился Райнис.

К поэту бросается обрадованный Никаноров, они останавливаются и оживленно беседуют.

Александров обращается к Петерису:

— Райнис… А как решился вопрос о Райнисе?

Петерис, продолжая подписывать бумаги, отвечает:

— Так, как мы говорили… Мы не имеем права рисковать его головой. Райнис у нас один…

Из-за колонн торопливо выходит Райнис.

— Александров… уже здесь?.. Петерис, все сделано!.. Мы перевели газету в подполье, и завтра «Циня» выйдет как ни в чем не бывало.

Это известие очень радует Петериса.

— Великолепно!!

Поэт наклоняется к Александрову.

— Здравствуй, Александров!

— Здравствуй…

— Ну, как рука?

— Как будто лучше.

Райниса не покидает возбужденное и приподнятое настроение.

— Хорошо, что я тебя встретил, Александров!.. Нам необходим материал об Айзпутском сражении. Ты должен срочно написать!

— Ладно.

К ним подбегает Дора.

— Здравствуй, Ян!

Поэт бережно обнимает сестру за плечи.

— Здравствуй, Дорочка!..

Затем он энергичным тоном обращается к Петерису:

— Вот что… Меня прислали за лозунгами для первой полосы. Дай скорее лозунги… и я бегу…

Петерис неожиданно его перебивает.

— Ян… ты должен тут задержаться.

— Зачем?

Снова раздается пушечный выстрел… Пушка стреляет уже ближе.

С треском вылетает несколько оконных стекол. Через раскрытую дверь фойе быстро выходит вооруженный отряд.

Из-за поворота балюстрады появляется Аспазия. Увидев мужа, она радостно вскрикивает:

— Ян!

Райнис поворачивается к Аспазии. У него на лице сложная гамма чувств — недоумение, радость, тревога… Он подбегает к жене, берет ее за руки.

— Дорогая, зачем ты здесь? Как ты сюда добралась?

Поэтесса не может скрыть своего волнения.

— Я тебя всюду ищу… Ах, знаешь, Ян…

Райнис показывает рукой в сторону лестницы.

— Подожди меня там…

В их разговор вмешивается Петерис.

— Нет, нет… На сей раз Аспазия нам не помешает… Ну, садись, Ян. Нам надо поговорить…

Поэт машинально садится на стул.

— Ты знаешь положение?

— Знаю. А в чем дело?

— Дело в том, что ты сегодня… уезжаешь за границу.

Райнис не верит своим ушам.

— Куда?

— В Швейцарию…

Поэт с возмущением оглядывается на Аспазию. Петерис перехватывает его взгляд.

— Нет, нет… Она тут не при чем… Есть партийное решение — Райнису немедленно выехать в Швейцарию.

Поэт поднимается со стула. Он все еще не понимает, что, собственно, происходит.

— Зачем?!

Петерис насильно усаживает его на место.

— Погоди, погоди… Садись!.. Тебя посылает ЦК для работы по изданию партийной литературы. Надеюсь, ты понимаешь, как это важно?.. В условиях, когда партия уходит в подполье…

Райнис смотрит на Александрова, как бы ища у него поддержки.

— Петерис! Я никуда не поеду!

Дора решает пустить в ход свое влияние на брата.

— Ян, послушай…

Он резко ее перебивает:

— Я ничего не хочу слушать!.. У нас есть газета, есть подпольная типография, и мое место здесь!.. Пошлите в Швейцарию кого-нибудь другого…

Петерис переглядывается с Александровым. Тот подходит ближе и просто говорит:

— Это ребячество, Райнис. Ты прекрасно знаешь, что у нас для этого нет более подходящего человека, чем ты.

Поэт в волнении шагает взад и вперед.

— Но как я там буду жить?.. Как буду писать?.. Вдали от вас… от моего народа… от моих читателей… На чужбине!! Нет, друзья…

Аспазия берет мужа за руку.

— Не волнуйся, Ян…

Райнис выпрямляется и твердо заявляет:

— Нет, друзья мои!.. Я никуда от вас не уеду!

Совсем близко, в нескольких десятках метров, трещат дружные ружейные залпы.

К Доре подходит худенькая девушка и молча передает ей паспорт.

Наступившее молчание нарушает суровый голос Петериса:

— Товарищ Райнис, ты член партии?

Райнис открыто смотрит в глаза Петерису.

Тот жестко добавляет:

— Партийная дисциплина обязательна и для поэтов!