Избранные киносценарии 1949—1950 гг.

— Эту войну будет трудно начать, сэр.

— И еще труднее кончить ее… — с горечью ответил Черчилль. — Я не питаю никаких иллюзий. Это будет страшная война. Я боюсь ее. Но мы обязаны толкнуть этот камень с горы…

Взрыв голосов за окнами дома заставил Черчилля умолкнуть. Его взгляд выражал злобу и ненависть. Он медленно встал с кресла и подошел к окну. Английские, американские солдаты тонули в толпе мужчин, женщин и детей. Тысячи голосов неустанно повторяли:

— Да здравствует мир! Да здравствуют герои Сталинграда!

— Да здравствуют победители фашизма! — радостно кричали простые англичане, празднуя победу.

Показывая на ликующий народ, Роджерс сказал:

— Если нам не помешают, сэр.

— Да… если нам не помешают, — погрозил кулаком в окно Черчилль.

И такая же могучая толпа на улицах Нью-Йорка. Сейчас хозяева города — простые люди.

Большая закрытая машина, поминутно останавливаясь, с трудом пробирается сквозь толпу по улицам Нью-Йорка.

В машине сидят Хейвуд, Гарви и толстый задыхающийся бизнесмен. За стеклами машины веселые, возбужденные лица. Но Хейвуд не смотрит по сторонам. Он мрачен. Каждый раз, когда машина вновь вынуждена остановиться, он вздрагивает от негодования.

— Совсем недавно, — говорит он, обращаясь к сидящему рядом бизнесмену, — один умный человек — мы сидели с ним так же, как с вами, сэр, в машине, это было далеко отсюда, на пустынном шоссе, — сказал мне: американский народ так же опасен, как и всякий другой. Хватайте его за горло, или он вмешается в игру и схватит за горло вас…

— Без пяти минут большевики! — угрожающе каркает толстый бизнесмен, злобно смотря на празднующих победу простых людей. — Но мы скрутим их очень скоро. Скорей, чем они думают. Время либерализма прошло…

— Во всем виновата Советская Россия! — пальцы Хейвуда невольно скрючиваются, словно хватают чье-то горло. — Мы должны готовиться к новой войне. Войне до конца. Даже если она будет стоить жизни половине человечества.

Кругом море людей. Среди шума отчетливо слышно произносимое тысячами людей слово «мир».

Москва. Красная площадь. Народ-победитель на площади. Офицеры и бойцы, юноши и девушки, молодые и старые улыбаются, пляшут и поют. В толпе ликующих советских людей полковник Алексей Дементьев с боевыми орденами на груди. Он восторженно кричит:

— Да здравствует товарищ Сталин!

— Сталин! — гремит над толпой. — Сталин! Сталин! Сталин!

Бр. Тур, Л. Шейнин ВСТРЕЧА НА ЭЛЬБЕ

Фильм „Встреча на Эльбе“ в 1950 году удостоен Сталинской премии первой степени. На IV Международном кинофестивале в Чехословакии в 1949 году фильму „Встреча на Эльбе“ присуждена „Премия мира“.

Мокрая, дрожащая от страха кошка, держа в зубах своего детеныша, пытается выбраться из воды, цепляясь за проплывающие мимо предметы. Вот она взобралась на деревянные стенные часы с кукушкой и, подхваченная водоворотом, стремительно уплыла.

По реке, громоздясь, как льдины в ледоход, плывут крыши разбомбленных домов, разбитые грузовики, эсэсовские знамена, трупы людей и животных… Книжные шкафы. Листы бумаги, газеты, корыта, кровати… Полуопрокинутый речной транспорт с надписью «Германия», сохранившейся над разбитыми колесами… И над всем этим слышно гудение многих тысяч моторов, скрежет железа, лязг гусениц…

Разводной мост. Две его половины повисли над рекой, как две гигантские железные руки, не дотянувшиеся одна до другой.

Сотни немецких беженцев буржуазного обличия сгрудились на восточной стороне моста, стремясь переправиться на другой берег.

Через разрыв моста перекинуты деревянные трапы, подгибающиеся под тяжестью обезумевшей толпы, в панике перебегающей через пропасть…

На переправе хаос. Физически сильные, в безумном страхе пытаясь пробиться на противоположный берег, топчут более слабых.

Потерявшие человеческий облик, обезумевшие люди цепляются за доски разрушенного моста, теснимые напором толпы с берега, срываются, падают в воду.

Слышится треск. Мостки не выдерживают, ломаются: все находившиеся на них падают в реку.

Увидев, что путь по мосту прерван, толпа бросается к стоящему у причала старому катеру — речному трамваю с названием «Адольф Гитлер». У одного из бегущих раскрывается футляр от виолончели и оттуда вываливаются какие-то ценности, платье, белье.

Крики, ругань, стоны сопровождают посадку на катер. Плечистые, здоровые немцы с военной выправкой расталкивают женщин и детей.

У одного из них распахнулось штатское платье, промелькнула военная гитлеровская форма.

В сгрудившейся толпе, стиснутый со всех сторон, стоит инженер Отто Дитрих. Это человек лет около 60, седой, в золотых очках. На нем дорожный плащ с траурным крепом на рукаве, грубые башмаки. Белый, будто жестяной крахмальный воротничок, подпирающий морщинистый подбородок, странно диссонирует с этим дорожным платьем. В руках у Дитриха плетеная кошелка. Рядом с ним высокий немец, чуть моложе Дитриха, с хищным лицом. Это Гуго Фишер.

Д и т р и х. Боже, как все это ужасно! Останемся здесь, Гуго; будь, что будет!

Ф и ш е р. Если вам нравится болтаться в петле, оставайтесь. Не говорите глупостей, Отто. Надо бежать к американцам.

Катер «Адольф Гитлер» перегружен настолько, что вода уже подступает к краям его бортов, но посадка не прекращается.

Старик-рулевой, ворочая штурвал и тревожно ударяя в колокол, кричит сиплым голосом: «Ахтунг! Ахтунг!», но никто не слушает его воплей.

Множество людей гребут веслами и досками, отталкиваются шестами, и «Адольф Гитлер» отходит от берега… Не успевшие уцепиться за его борта люди валятся в воду.

Нарастает гул и грохот моторов.

Оставшиеся на берегу и вылезающие из воды немцы поворачивают лица в сторону, откуда слышен нарастающий гул, и в страхе снова пятятся в воду.

Дымящийся, разрушенный взрывами и пожарами саксонский город средневекового вида. К самой реке подходят нагромождения толстых крепостных стен, башни, крыши с уцелевшими кое-где причудливыми шпилями.

По набережной, по мостам, по узким уличкам идут советские танки и самоходные пушки.

Из всех окон уцелевших зданий торчат белые флаги капитуляции.