Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Шрифт:
Подойдя к одному из немцев, стоящих в очереди, Дитрих спрашивает:
— Извините, что здесь такое?
Н е м е ц. Обменный пункт. (Горько улыбаясь, показывает на картину, которую он держит в руках.) Меняем немецкую культуру на американские бобы и сигареты.
Передача «Голоса Америки» плывет над очередью.
Г о л о с А м е р и к и. США стоят на страже свободной коммерческой торговли, свободной деятельности во всем мире!
Н е м е ц (продолжая усмехаться). Обмен вполне справедливый. Одна банка бобов за одну Мадонну, пачка сигарет за бюст
Раздается резкий гудок автомобиля. Немцы разбегаются, Дитрих бросается в сторону, прижимаясь к стене.
Поблизости от Дитриха останавливается машина генерала Мак-Дермота. Рядом с ней — «Джипп» капитана Кимбро.
Из радиоприемника в машине Кимбро слышна пошлая фокстротная музыка с присвистом и женским визгом.
Пьяный Кимбро «выскакивает из «Джиппа» и открывает дверь генеральской машины.
Выходит жена генерала Мак-Дермота. Позади генеральского автомобиля уже остановились «студебекеры», груженные ящиками, на которых яркие наклейки: «Сигареты «Честерфильд», «Сигареты «Кэмэль», «Сигареты «Лайки Страйк».
Из дверей магазина выходит несколько американцев в штатском.
П е р в ы й а м е р и к а н е ц. Добрый вечер, миссис Мак-Дермот! Как здоровье генерала?
М и с с и с М а к-Д е р м о т. Скажите, Томми, как идут дела?
В т о р о й а м е р и к а н е ц. Терпимо, миссис Мак-Дермот, вполне терпимо, хрусталь брать перестали, сегодня только саксонский фарфор и баккара в серебре.
М и с с и с М а к-Д е р м о т. Но, Томми, мне не нужен больше фарфор, пожалейте этих бедных немцев, оставьте им хоть посуду. (Смеется.) Берите золото, меха, произведения искусства, полегче весом, чтобы не перегружать самолет, а то может лопнуть наш воздушный мост через океан. (Все смеются.) Самолеты доставили новую партию сигарет. Генерал запретил другим торговлю ими, и мы имеем возможность считать сигарету не по 6, а по 8 марок за штуку.
Дитрих, прижатый к стене грузовиками, из которых американские солдаты выгружают ящики с сигаретами, унося их в дверь обменного пункта, наблюдает за тем, как из магазина выносят обмененные у немцев вещи и нагружают ими грузовики.
Пробегает растрепанная, дрожащая от страха красивая молодая немка.
Дитрих отступает в темноту ниши.
Следом за немкой бежит пьяный, возбужденный капитан Кимбро.
Дитрих поправляет сбитую с него шляпу и съехавший на сторону галстук.
Кабинет генерала Мак-Дермота.
Мак-Дермот, подымаясь из-за стола, говорит тоном, не допускающим возражений:
— Вы получите много долларов, паек американскими продуктами. Такие оптики, как вы, очень нужны Америке, господин инженер! Я говорю это вам, я, Мак-Дермот, член правления американского оптического концерна в Германии.
Дитрих перед столом генерала.
Д и т р и х. Что же я должен делать?
М а к-Д е р м о т. Вы будете руководителем лаборатории авиационных и артиллерийских прицелов.
Д и т р и х. Но разве война не окончена, господин генерал, и разве немецкие оптические заводы уже принадлежат американскому концерну?
М а к-Д е р м о т. Да, мы приобрели эти заводы. Старая война окончилась. А теперь новая война, война с коммунизмом! Разве вы, настоящий немец, не хотите бороться с коммунизмом? Вы знаете, что таксе план Маршалла?
Мы предоставим вам огромные возможности, лаборатории таких масштабов, какие вам не снились при Гитлере, господин инженер.Д и т р и х. У меня другие сны, господин генерал. Мне снится мир, и этот сон о мире видят миллионы людей, миллионы немцев!
М а к-Д е р м о т (смеясь). Ну, что же, у нас свобода сновидений, господин Дитрих. Но реальная жизнь часто не похожа на сны.
Позади генерала Мак-Дермота знакомая картина «Похищение Европы».
Телефонный звонок.
Мак-Дермот берет трубку.
М а к-Д е р м о т. Да, слушаю… Мне не нужны их паршивые марки, я их печатаю сам. Рубите лес. Рубите, и мы продадим его англичанам…
Митинг социал-демократов. На развалинах фашистского памятника немецкие жители Бизоний слушают выступление Фишера.
Ф и ш е р. Мы в Германии можем и должны быть социалистами, но мы не можем быть коллективистами, мы не можем поддерживать передачу заводов и фабрик, принадлежащих уважаемым немцам, в руки рабочих.
В стороне от митинга — отдельная группа.
Это мрачный, ушедший в себя Дитрих и рядом с ним несколько немецких инженеров. Среди них те, на которых выливали помои из окна клуба «Золотой берег».
Ф и ш е р. Если мы здесь, на Западе, станем слабыми, то мы растворимся в миллионных массах Востока, тогда будет уничтожена историческая культура Запада и придет конец мечте о цивилизованной Европе.
Жидкие аплодисменты.
Фишер похож на хищную птицу. Все его манеры напоминают бесноватого «фюрера». Он кричит резким пронзительным голосом, брызжет слюной, действуя на слушателей болезненной манерой фанатика.
П е р в ы й и н ж е н е р. Американцы приказали мне сегодня вечером взять чемодан, вещи и явиться на аэродром.
В т о р о й и н ж е н е р. Они отправляют нас в Америку, а наши дети, семьи?
П е р в ы й и н ж е н е р. Они даже не спросили моего согласия, они обращаются с нами, как со своими неграми.
Т р е т и й и н ж е н е р. Они заставят нас в Америке делать то же самое, что заставлял нас здесь делать Гитлер.
Д и т р и х (резко подымая голову). Вам надо перебраться на тот берег!
Инженеры повернули головы к Дитриху:
— К большевикам?
Д и т р и х. На берег демократической Германии!
Инженеры переглядываются.
П е р в ы й и н ж е н е р. Но там диктатура коммунистов!
В т о р о й и н ж е н е р. Там тоталитарная система!
Т р е т и й и н ж е н е р. Господин Дитрих, вы понимаете, что вы говорите?
Ф и ш е р. Я никогда не вернусь на советский берег. Там — ужас и кошмар! Там подавление свободы, унижение личности и уничтожение частной инициативы!
Инженеры поворачиваются в сторону говорящего Фишера.
Д и т р и х. Это — ложь! Даю вам слово, господа, что Фишер подлец и агент врагов Германии. Теперь я все понимаю! Наш дом на том берегу!
Решительно и сурово лицо Дитриха.
Дитрих и группа инженеров идут по лесной дороге. Вокруг американские солдаты рубят лес, валятся вековые деревья древнего парка.
Инженеры, идущие вслед за Дитрихом, стиснув зубы, сдерживают свой гнев.
Группа людей проходит через поляну. Свежие пни на месте бывшего леса.