Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Шрифт:
Г о л о с Ш м е т а у. И вы верите большевикам? Полюбуйтесь. Майор Кузьмин нагло обманул вас. Они украли ваши патенты, как украли наши заводы, наше могущество, нашу независимость.
Перед пустым сейфом — Дитрих, Шметау, Эльза, Вальтер.
Д и т р и х. Этого не может быть! Это невероятно!
Уходит из библиотеки.
Улица перед домом Дитриха. Дитрих, выйдя из калитки, не замечает стоящего на улице Фишера, проходит мимо него.
Фишер нагоняет Дитриха.
Ф и ш е р. Что с вами, господин Дитрих?
Д и т р и х.
Ф и ш е р. Я вас предупреждал, что с русскими нельзя иметь дело.
Д и т р и х (теряясь). Что делать?
Ф и ш е р. Есть единственный выход!
Д и т р и х. Какой?
Фишер, поддерживая ослабевшего Дитриха, уводит его в расщелину каменных развалин, помогает ему сесть на груду обломков.
Ф и ш е р. Бежать, бежать к американцам на тот берег. Там истинная демократия! Там свобода…
Д и т р и х. Но я бургомистр, меня выбрал народ!
Ф и ш е р. Тем лучше!
В темноте вспыхивает неоновая реклама: «Золотой берег» — ночной клуб.
Слышится визгливый фокстрот:
— Би-Би-Бизония, моя Бизония…
Витринное окно клуба с надписью: «Только для американцев». В клубе — дым коромыслом.
Прыгающие парочки танцующих.
Второе окно клуба. Разбитое стекло, плакат:
«В американский клуб разрешается вход девушкам любой национальности. Требуются две справки: первая — о политической благонадежности; вторая — об отсутствии венерических болезней».
У входа — два американских солдата в белых касках и гетрах со знаком «Милитари Полис» (эмпи) проверяют справки и пропускают посетителей в дверь.
Мимо проходят мрачные, угрюмые фигуры немцев. Два старых интеллигента задержались у входа.
Неожиданно на них выливается ушат помоев. Немцы, вскрикнув, смотрят вверх.
Над неоновой рекламой «Золотой берег» — разрушенное окно, у которого собралась группа американских солдат. Они покатываются со смеху, готовясь вылить еще один ушат помоев на прохожих.
Слышно пение:
— Би-Би-Бизония, моя Бизония…
Облитые помоями немцы отбегают от кафе, останавливаются, смотрят на идущих по тротуару, широко открывают глаза и удивленно говорят:
— Господин Дитрих! О, господин Дитрих!
Дитрих и Фишер в сопровождении двух «эмпи» удивленно наблюдают происходящее. Фишер подталкивает Дитриха, и старик, опустив глаза, идет дальше.
Полутемная комната.
Горит настольная лампа.
Светится работающий радиоприемник.
Кузьмин сидит около радио со стаканом чая.
Московское радио передает песни по заявкам радиослушателей.
Слышен голос отчизны родимой От свободных просторов вдали, Ничего нет на свете любимей, И дороже советской земли.Г л у х о в. И вы поверили, товарищ майор, этому Дитриху?
К у з ь м и н. Да, поверил.
Г л у х о в.
Но ведь он же наш противник, он сам прямо заявляет об этом. Я вас не понимаю!К у з ь м и н. Вот и хорошо, что сам заявляет. Значит, говорит то, что думает.
Г л у х о в. А вот теперь он покажет свое настоящее лицо на том берегу.
К у з ь м и н. Он вернется!
Г л у х о в. Сомневаюсь!
Из радиоприемника слышится пение:
Ничего нет на свете красивей, Ничего нету в мире светлей Нашей матери гордой России, У которой не счесть сыновей.В бинокль видны темные очертания развалин американского берега с яркими рекламами ночных кабаков; все остальные жилые здания погружены в темноту.
Над хаосом тревожных, разгульных звуков ночной Бизоний — воркующий голос американского диктора:
— Америка — страна подлинной демократии. И она охотно передает Европе свои достижения, свои идеалы, свой образ цивилизованной жизни.
Ночной клуб «Аист». Из дверей клуба двое американских солдат выбрасывают на тротуар избитого негра в форме американского солдата. Его лицо и голова разбиты в кровь, но тяжелые армейские ботинки продолжают ударять в грудь, живот, голову.
Г о л о с С Ш А. Президент Трумэн сказал сегодня, выступая в сенате: «В Соединенных Штатах нет расовой дискриминации!» Президент Трумэн подчеркнул, что все национальности, живущие под американским флагом, пользуются полной свободой…
По лицу негра ударяет ботинок солдата «Милитари Полис» в белой гетре. Эту гнусную сцену наблюдает молчаливый, угрюмый Дитрих. Фишер подталкивает его.
Ф и ш е р. Господин Дитрих! Ну, вот мы и в Америке!
Стоящий спиной американский солдат замечает Дитриха и Фишера. Он замахивается стеком.
С о л д а т. Назад! Немцам прохода нет.
Среди развалин немецких домов — наскоро сколоченные бараки и подремонтированные помещения, напоминающие времена «золотой лихорадки», когда обезумевшие от возможного обогащения золотоискатели неистовствовали в притонах Клондайка.
Множество кабаков, и у каждого входа — драка, хохот, свист, фигуры пьяных, которые еле стоят или уже лежат в лужах.
По улице идут Дитрих и Фишер.
Вспыхивают вывески: «Аист», «Золотая лихорадка», «21» (названия американских ночных клубов).
Но вот открывается темное здание магазина для немцев. Дитрих останавливается, смотрит.
Горят керосиновые фонари, освещая над входом вывеску: «Баттер центер» (обменный пункт).
От двери тянется большая очередь истощенных немцев, с ночи ждущих открытия магазина. Каждый из стоящих в очереди держит в руках какой-либо антикварный предмет: картину, вазу, мраморную статуэтку, бюст Бетховена, хрустальную люстру.
Некоторые немцы сидят на раскладных стульчиках, жуют завернутое в бумажки жалкое подобие еды.