Избранные произведения в двух томах.Том 2.Стихотворения (1942–1969)

«Я опять о своем, невеселом…»

Я опять о своем, невеселом, — Едем с ярмарки, черт побери!.. Привыкают ходить с валидолом Фронтовые подружки мои. А ведь это же, честное слово, Тяжелей, чем таскать автомат… Мы не носим шинелей пудовых, Мы не носим военных наград. Но повсюду клубится за нами, Поколеньям другим не видна — Как мираж, как проклятье, как знамя Мировая вторая война…

1967

ЛЕВОФЛАНГОВЫЙ

На плацу он был левофланговым: Тощ, нелеп — посмешище полка. На плацу он был пребестолковым, Злился ротный: «Линия носка!» И когда все на парадах «ножку» К небесам тянули напоказ, Он на кухне очищал картошку, От комдивовских упрятан глаз… После — фронт. В Клинцах и Сталинградах Поняла я: Вовсе не всегда Те, кто отличались на парадах, Первыми врывались в города…

1967

ОПОЛЧЕНЕЦ

Редели, гибли русские полки. Был прорван фронт. Прорыв зиял, как рана. Тогда-то женщины, Подростки, Старики Пошли на армию Гудериана. Шла профессура, Щурясь сквозь очки, Пенсионеры В валенках подшитых, Студентки — Стоптанные каблучки, Домохозяйки — Прямо от корыта. И шла вдова комбата, Шла в… манто — Придумала, чудачка, как одеться! Кто В ополченье звал ее? Никто. Никто, конечно, не считая сердца. Шли. Пели. После падали крестом, Порою даже не дойдя до цели… Но я хочу напомнить Не о том — Хочу сказать о тех, Кто уцелели: Один на тысячу — Таков был счет, А счетоводом — Сорок первый год… На Красной Пресне Женщина живет. Нет у нее Регалий и наград, Не знают люди, Что она — солдат. И в День Победы Не звонит никто Пенсионерке В стареньком манто. Ей от войны на память — Только шрам… Но женщина обходится Без драм. «Я, говорит, везучая: Жива!» …Далекая военная Москва. Идет в окопы женщина в… манто — Придумала, чудачка, как одеться Кто В ополченье звал ее? Никто. Никто, Конечно, не считая сердца…

1967

«Мы зажигаем звезды…»

Мы зажигаем звезды В грозной ночи Вселенной, А на земле остались Ханжество, ложь, измена. Как бы придумать, чтобы Не было горя на свете, Не распадались семьи, Не сиротели дети, Чтоб на земле не стало Ханжества, лжи, измены?.. Мы зажигаем звезды В грозной ночи Вселенной.

1967

«Мысль странная мне в голову запала…»

Мысль странная Мне в голову запала: Как было бы, Когда б узнала я, Что в этом мире Мне осталось мало — Допустим, лишь полгода — Бытия? Ну, поначалу Страх от этой вести. А дальше что?.. И вдруг я поняла, Что, в общем, Все осталось бы на месте — Любовь, стихи, Заботы и дела. И книги недописанной Не брошу, И мужа на другого Не сменю, И никого ничем Не огорошу, И никого ни в чем Не обвиню. Не потеряю К тряпкам интереса, Порой убью над детективом ночь. Помочь Одна просила поэтесса — Могу ли я Девчонке не помочь? И лишь в одном Наступит перемена — Путевку заграничную Продам, Да и пойду, Пешочком непременно, По древнерусским Милым городам. Давно я это Сделать собиралась, Меня влекла Родная старина. И лишь теперь… Мой бог, какая жалость! А может, и не жалость, А вина… Я на ночлег Остановлюсь последний В какой-нибудь Из дальних деревень. Душа-хозяйка Выскочит на ледник И разную притащит дребедень. Мы чокнемся, По-бабьи пригорюнясь, Она утрется Краешком платка И вдруг забьется, Вспоминая юность И павшего на Эльбе мужика. И у меня вдруг Затрясутся плечи, Вопьются пальцы В грубое стекло. Бесстрастно, как телефонистка, Вечность Мне скажет: «Ваше время истекло…» В сенях девчушка Звякнет коромыслом, И, босоножке заглядевшись вслед, Я постараюсь Примириться с мыслью, С которой смертным Примиренья нет…

1967

«А годы, как взводы…»

А годы, как взводы, Идут в наступленье… Ворчит мой комбат: — Опухают колени, И раны болят, И ломает суставы… А ты поднимись, Как у той переправы, У той переправы, В районе Ельца, Где ты батальон Выводил из кольца! Комбат мой качает Висками седыми: — Мы были тогда, Как щенки, молодыми, И смерть, как ни странно, Казалась нам проще — Подумаешь, Пули невидимый росчерк! — Комбат, что с тобой? Ты не нравишься мне! Забыл ты, что мы И сейчас на войне: Что годы, как взводы, Идут в наступленье… А ты примиряешься С мыслью о плене — О плене, В который Нас время берет… А может, Скомандовать сердцу: «Вперед!», А может быть, встать, Как у той переправы? Плевать, что скрипят, Как протезы, суставы! Он чиркает спичкой, Он прячется в дыме, Он молча качает Висками седыми…

1968

ЗВАНЫЙ ОБЕД

Екатерине Новиковой — «Гвардии Катюше»

Над Россией шумели крыла похоронок, Как теперь воробьиные крылья шумят. Нас в дивизии было шестнадцать девчонок, Только четверо нас возвратилось назад. Через тысячу лет, через тысячу бед Собрались ветераны на званый обед. Собрались мы у Галки в отдельной квартире. Галка-снайпер — все та же: веснушки, вихры. Мы, понятно, сварили картошку в мундире, А Таисия где-то стрельнула махры. Тася-Тасенька, младший сержант, повариха. Раздобрела чуток, но все так же легка. Как плясала ты лихо! Как рыдала ты тихо, Обнимая убитого паренька… Здравствуй, Любка-радист! Все рвалась ты из штаба, Все терзала начальство: «Хочу в батальон!» Помнишь батю? Тебя пропесочивал он: — Что мне делать с отчаянной этою бабой Ей, подумайте, полк уже кажется тылом! Ничего, погарцуешь и здесь, стригунок! — …Как теперь ты, Любаша? Небось поостыла На бессчетных ухабах житейских дорог?.. А меня в батальоне всегда величали Лишь «помощником смерти» — Как всех медсестер… Как живу я теперь? Как корабль на причале — Не хватает тайфунов и снится простор… Нас в дивизии было шестнадцать девчонок, Только четверо нас возвратилось назад. Над Россией шумели крыла похоронок, Как теперь воробьиные крылья шумят. Если мы уцелели — не наша вина: У тебя не просили пощады, Война!

1968

«Почему мне не пишется о любви?..»

Почему Мне не пишется о любви? — Потому ли, Что снова земля в крови? Потому ли, Что снова земля в дыму? Потому ли?.. Конечно же, не потому: На войне, Даже в самый разгар боев, Локоть к локтю Шагала со мной Любовь — Не мешала мне, Помогала мне Не тонуть в воде, Не гореть в огне. Что ж теперь Замолчали мои соловьи? Почему Мне не пишется о любви?..

1968

«Когда, казалось, все пропало…»

Когда, казалось, все пропало — В больнице или на войне, Случалось, часто закипало Веселье странное во мне. Впрямь неуместное веселье, Когда под сорок ртуть ползет Иль вражеский взбесился дот… Но поднималась я с постели, Но шла на чертов пулемет! И что же — ртуть бежала вниз, И отворот давали пули… О, смелость сердца! Сохраню ли И пронесу тебя сквозь жизнь? Чтоб снова в трудную минуту — В любви, в работе, на войне — Вдруг закипало почему-то Веселье юности во мне!

1968

«Взять бы мне да и с места сняться…»

Взять бы мне да и с места сняться, Отдохнуть бы от суеты — Все мне тихие села снятся, Опрокинутые в пруды. И в звенящих овсах дорога, И поскрипыванье телег… Может, это смешно немного: О таком — в реактивный век? Пусть!.. А что здесь смешного, впрочем? Я хочу, чтоб меня в пути Окликали старухи: «Дочка! До Покровского как дойти?» Покрова, Петушки, Успенье… Для меня звуки этих слов — Словно музыка, словно пенье, Словно дух заливных лугов. А еще — словно дымный ветер, Плач детей, горизонт в огне: По рыдающим селам этим Отступали мы на войне…

1968

«Били молнии. Тучи вились…»

Били молнии. Тучи вились. Было всякое на веку. Жизнь летит, как горящий «виллис» По гремящему большаку. Наши критики — наши судьбы: Вознести и распять вольны. Но у нас есть суровей судьи — Не вернувшиеся с войны. Школьник, павший под Сталинградом, Мальчик, рухнувший у Карпат, Взглядом юности — строгим взглядом На поэтов седых глядят.