Избранные произведения. В.2-х томах. Т. 1. Стихотворения. Песни

«Приснилось мне, что я один поэт…»

Я. Смелякову

Приснилось мне, Что я один поэт, Что на земле Поэтов больше нет. Ни Блока нет, Ни Острового нет, — Мои стихи На всех столбцах газет. Редактора В канун великих дат Мне ласково, Просительно звонят. Во всех журналах Обо мне статьи, Все юбилеи в ЦДЛ Мои, И даже День поэзии самой Встречает мир, Как день рожденья мой. В транзисторах Навстречу мне В упор Мои стихи Читает детский хор. Во всех речах, На всех повестках дня Правительство Цитирует меня. Свой первый день Я встретил, как король. Как марсианин, Встретил день второй. На третий день Не спал я и не ел, Поскольку сам себе Осточертел. Стараюсь вспомнить Блока, Хоть строку, И ни строки Припомнить не могу. Стремительно Врываюсь в магазин: — Есть Пушкин Или Федор Фоломин? — Но продавец, Почтителен и тих, Мне предлагает Том стихов моих. Я имя, Славу — Все готов отдать, Чтоб хоть на час Читателем мне стать, Снять, как пальто, Фамилию свою… Из ящика Газеты достаю. Вот чье-то имя В траурном окне. Сто некрологов Тоже обо мне! 1965

МИКЕЛАНДЖЕЛО

Чем же отличается Гениальный художник от бездарного? В жизни гениального художника Бывает такая минута, Когда он чувствует себя бездарным. В жизни бездарного художника Такой минуты никогда не бывает.

* * *

Это понял я в Риме, Понял только вчера. Это зримого зримей В хладном храме Петра. На колене титана, Что прославил тот храм, Незажившая рана, Незалеченный шрам. Кто же, гунн или варвар, Кто в безумье своем Белый трепетный мрамор Изувечил ножом? Было небо оранжево, Стыл на стеклах багрец. Свой шедевр Микеланджело Завершил наконец. И, вдохнув в него душу, Обратился к нему: — Ты живой! Почему же Ты молчишь, почему?! И в отчаянье замер, И потряс кулаком. И божественный мрамор Полоснул тесаком. Как он этим безумством Беспощадно велик, Высшим знаком искусства, Что как след от вериг. Мне бы взять эту участь, Быть в удаче таким! Жить, и силою мучась, И бессильем своим! Чтоб тревога не з а жила, Молод я или стар, Чтобы, как Микеланджело, Я удачи не знал! 1963

МОНОЛОГ ГЕНРИХА IV

Меня враги считали дураком. О, я на них за это не в обиде! Как куколку с потешным колпаком, Я им себя протягивал — берите! Играйте с ней и засыпайте с ней. Когда Париж как замок заточенья, Мне ваша снисходительность нужней Опасного кровавого почтенья. Настанет день. Придет моя пора. Не далека развязка этой пьесы. Башка шута не стоит топора, Зато Париж, конечно, стоит мессы! Что ж, хлопайте по заду, по плечу, Есть голова, была бы только шея! Я приучу вас, я вас приручу К тому, что я ручной, что я вас всех ручнее О, господи, быть глупым помоги!.. В бокалах яд. Блестят кинжалы бледно. Взойду на трон я, снявши башмаки, Бесшумно, заурядно, незаметно. Взойду на трон, и Франция сама Склонит чело, на верность присягая. О, высшая стратегия ума — Обманчивая глупость шутовская. Ну а пока насмешки, как добро, От королевских я приму фамилий. Быть хитрым, это вовсе не хитро, Куда хитрей казаться простофилей. 1968

МОНОЛОГ ЖАННЫ Д'АРК

— Я — Жанна д’Арк! Кричу тебе, толпа. — Я — Жаниа д’Арк!.. — В ответ летят каменья. Я от костра спаслась, И за свое спасенье, Распята у позорного столба. Вы, граждане, причислили меня К святым, но я спаслась, Я избежала пламени, А вам так нужен был клочок огня, Как шелк для государственного знамени. Я мученицей вам была нужна, Святая дева, дева Орлеана! Я жить хочу, простая девка — Жанна, Любить, рожать детей, И этим я грешна. Я сделала для вас все, что смогла, Для милой Франции, когда мой меч солдата Рубил врагов. В одном лишь виновата, Что я из плена убежать смогла. Меня казнить не удалось врагам, Вы, граждане, казнить меня готовы, Все той же инквизиции оковы, Тот же костер ползет к моим ногам. Вы, как иконе, кланяетесь мне И судите меня, как самозванку, Во имя той легенды, что крестьянку Поставила с богами наравне. О, как ты, милость короля, лукава!.. Вокруг толпы сжимается кольцо. Теперь я знаю, что такое слава,— Мое же имя больно и кроваво Дорожным камнем мне летит в лицо. 1968

СТАРИНА

Вы видели улочки Древней Варшавы, Где стертые временем Камни шершавы, Где ржавы узоры Торжественных врат. Гербы на дверях И решетки оконные. Теснятся дома, Как тома Запыленные, На улочках-полках Вплотную стоят. Здесь все сохранилось, Как в средневековье: И крыш Черепичная свежесть морковья, Той давней эпохи И запах И цвет, Река В неизменной старинной оправе… А сколько же лет Этой древней Варшаве? А древней Варшаве Лишь несколько лет! Здесь рушились стены, Здесь бомбы взрывались, С корнями Дома Из земли вырывались, И корчились в пламени Прутья оград. Но жители Улочки восстановили Такими, Какими те улочки были И перед войной, И столетья назад. Восстановили. До каждого дворика, До ссадинки каждой На камнях заборика, До каждого стеклышка Древних палат. Мне нравятся Новые зданья Варшавы, Но улочки эти, Часовни, Заставы, Как главы поэмы, Как главы державы, Об истинно польской душе Говорят. И вспомнил я Первые стройки России, Когда мы Древнейшие зданья Сносили. Мы молоды были В ту нашу весну. Тогда Мы не раз забывали наивно: Взрывать старину Не всегда прогрессивно, Порой прогрессивно Беречь старину. 1964

СТИХИ О ФИНЛЯНДИИ

Озера В каменных оправах, Дороги, В каменных оправах, Здесь валуны лежат в дубравах, Как спящих мамонтов стада. Поля зеленые на скалах, Как на гранитных пьедесталах, Как на гранитных пьедесталах Сады, покосы, города Финляндии… Гляжу на финскую природу, Она как памятник народу. Как вечный памятник народу На склонах каменных — овес. А посмотри на эти кручи, На них леса густы, как тучи, И тяжелы леса, как тучи, В прожилках тоненьких берез Финляндии… Трудолюбивы Руки финна, Не молчаливы Руки финна, Строгают доски, Нянчат сына И нянчат добрые цветы.. Что можно высечь из гранита? Бутоны роз, Степное жито. Что можно высечь из гранита? Неповторимые черты Финляндии… 1964

«КОН-ТИКИ»

Лучшей книги Я не читал. Плот «Кон-тики», Тур Хейердал. С ним пять товарищей, В шорты одеты, И океанище На полпланеты, Без оболочки, Круглый, пустой, Нет на нем точки, Нет запятой, Только смертельный Отблеск звезды Да беспредельный Космос воды. Шаткие бревна Скользят под ногой — Нет реальности В мире другой. И все же реальность Надежная есть — Это не берег, Не палубы жесть, — Викингов рыжих Земное упорство, Дружба и юмор, И дух мушкетерства! Это не плот По безбрежности вод — Книга «Кон-тики» К людям плывет. Мне бы такое Встретить в пути, Мне бы свой отпуск Так провести! И повторять, Словно сагу, всегда: Смерть — минута, Старость — года! 1964

«Здесь окна пронизаны морем…»

Здесь окна пронизаны морем, Весь город объемлет оно. То дремлет, булыжники моя, То вдруг заглушает кино. Лежит, бесконечно прямое, Оно среди белого дня. А утром предчувствие моря Чуть свет поднимает меня. Спешу я к утесам и водам Забыть неудачи хочу. Морским исцеляющим йодом Царапины эти лечу. И снятся мне строки заглавий Поэм, ощутимых едва, И море шлифует, как гравий, Все чувства мои и слова… Вернувшись в свою комнатушку, Где в окнах плывут катера, Я море кладу под подушку И слышу его до утра. 1960

КРЫМСКАЯ АКВАРЕЛЬ

А в Крыму осень, А в Крыму осень, Желтая, зеленая, багряная, Голубая, тихая, стеклянная. Вижу каждый камушек, Сквозь волну мерцающий, Слышу каждый листик, С дерева слетающий. Может, в эти краски, Может, в эти листья Ренуар обмакивал Задумчивые кисти? И меня, ленивого, Словно петухи, Будят на рассвете Новые стихи. У окна гостиницы В честь такой погоды В летних белых кителях Ходят пароходы. Винограда гроздья На прилавках рынка, И в полях стрекозья Легкая слюдинка. …Неужели на свете Есть что-то, Кроме этой осени? Неужели в Москве Или в Мурманске Шубы сегодня вы носите? Можно сесть в самолет, Чай допить, закурить, Как рубашку на свитер, Юг на север сменить. Где-то вьюги полярные В стекла стучат, Не арбузы, а бомбы От спелости где-то трещат. А в Крыму осень!.. 1962

КОКТЕБЕЛЬСКИЕ КАМНИ

Вот горный камень с профилем Волошина, Он высится у бездны на краю. А эта глыба кем-то так положена, Что я черты Сократа узнаю. Отдайся весь вниманию подробному И только слушай камни, не дыша. Они молчат так преданно, по-доброму, Как будто в них живая есть душа. Хотя бы эта маленькая галька. Смотри, ты видишь личика овал? Она не галька, нет, — девчонка Галька, Ее волшебник злой заколдовал. У пыльных скал есть тоже имя, отчество. Привыкли скалы о себе молчать. Они скромны, и мы их одиночества Их муки не умеем замечать. Мне с ними хорошо. Но, черт возьми, Я о другом, о самом добром чуде: Ведь даже камни могут быть людьми, Какими же людьми должны быть люди! 1962