Избранные произведения

Или Маджнун обрел сознанье вдруг?

Спросил он: «Кто ты и чего ты просишь?

Зачем ты это имя произносишь?»

А тот: «Я сделался гонцом Лайли,

Затем что озарен лицом Лайли, —

Лайли, к которой страсть твоя стремится,

Лайли, кто скорбных глаз твоих зеница!»

Сказал Маджнун. «Назойлив, неучтив,

Заране губы амброй не отмыв,

Как ты посмел, дерзнул устами сими

Выкрикивать всё время это имя?»

А тот: «Язык и словник я Лайли,

Посредник и толковник я Лайли.

Как раб, сейчас к тебе подъемлю длани:

Как жемчуг, ты прими ее посланье!»

Маджнуну в сердце, сладко и остро,

Весть о письме вонзилась, как перо.

Из рук гонца, явив ему почтенье,

Письмо возлюбленной он взял в смятенье,

Он имя милое увидел сам,

Поднес его к устам, потом к глазам.

Письмо с такой благоухало силой,

Что свет его сознанья погасило,

Упал он, ко всему на свете глух,

Утратив разум, зрение и слух.

Когда же вновь познал он просветленье,

Запел такую песню в исступленье:

«Письмо не завязь, что таит мечту,

Но я, увядший, снова с ним цвету

То — крошки хлеба верности, та малость,

Которая мне, нищему, досталась.

В письме таится мускус дорогой,

Как в сумке, нам даримой кабаргой.

Письмо такое станет талисманом

Для тех, кто ранен в сердце в мире странном,

Нет, ладанкой, что счастьем нам дана

Да от несчастья нас хранит она!»

Когда же он раскрыл письмо любимой,

Запел другую песню одержимый:

«То не письмо, то — ранняя весна,

В саду надежд — фиалок новизна.

То — строки верности, скрижали ласки,

Заставок, буквиц радужные краски.

То — свежесть, блеск и яркость полотна,

На коем радость изображена.

То — буквы-муравьи несут мне благо,

А их дорожка — белая бумага.

Как зернышки, уносят муравьи

Сердца, познавшие печаль любви».

Здесь буква каждая была сосудом,

В котором наслажденье слито с чудом.

Маджнун их выслушал, и каждый раз

От жгучей смеси он пускался в пляс.

Казалось, буквы, и слова, и строчки —

Пропитанные мускусом цепочки.

Цепочки превращались в кандалы

Отрад, что были мудрецам милы.

Был в том письме блаженства преизбыток,

Стал талисманом сердца этот свиток!

Гонец узрел в глазах Маджнуна свет,

Сказал, чтоб на письмо он дал ответ

Сказал Маджнун: «На чем писать сумею

И чем, скажи, — не кровью ли своею?

Бумаги нет, и нет пера в руке, —

Иль пальцем напишу я на песке?»

Тогда посланец на своем верблюде

Немедленно покинул то безлюдье,

В одну стоянку прибыл ввечеру

И двинулся к ближайшему шатру

Там и перо нашел он, и бумагу

Когда рассвет велел взметнуться стягу,

К Маджнуну он, к подножью диких скал,

Со всем необходимым прискакал.

Тот взял перо, бумагу и такою

Свое посланье начал он строкою.

МАДЖНУН ПИШЕТ ОТВЕТ НА ПИСЬМО ЛАЙЛИ

«Когда посланье пишет чистота,

Началом, украшением листа

Должно быть имя бога: он — единый,

Раскрывший нам врата первопричины.

Он тот, кому кругом внимает жизнь,

Он жизнь дает и отнимает жизнь.

Он тот, кто силою неизъяснимой

Соединит влюбленного с любимой

Иль стоязыким опалит огнем,

Чтоб не познали радости вдвоем».

Когда он строки завершил введения,

Повел слова страданья и смятенья

«Посланье от того, кто брошен той,

Что для другого блещет красотой.

Тот, чья постель — среди травы колючей,

Взывает к розе, нежной и пахучей.

Улыбкой ты чаруешь, как весна, —

Но только не того, чья грудь больна.

Ты сад, где ворон реет невозбранно,

Для всех лекарство, для меня ты — рана.

Ты от меня таишься, точно клад,

Даря другим жемчужины отрад.

Ты — облако для всех, но для меня-то

Ты не дождем, а молнией чревата.

На все поля ты влагу пролила