Избранные рассказы

Да-а, теперь точно без шансов.

Ещё минуту назад она с интимным трепетом пялилась на разгоравшуюся бурю и вот: какая досада – от увлечённости нет и следа. Казалось бы – просто дождаться, когда кисун почешет обратно. Но нет, хрена лысого, это не наш вариант.

Распахнув холодильник, Антонина придирчиво оглядела пустовавшие полки. Два бутерброда, батон, четыре яйца, макароны, м… нет – макароны в помойку. Ещё бутыль кетчупа. И пузырь коньяка. Почему в холодильнике? Ну, тоже продукт.

В общем, не густо… На трудовой перекус с приличным запасом, а вот зверька подманить… разве что бутербродами? Сыр с колбасой там совсем несъедобные, но пахнут… да, как настоящие. И цвет такой – весёленький, светленький. Под майонезом не видно, но если слизнуть… И надеяться, что всеядному городскому бродяге не до капризов. Тут главное – не шуметь, не пугать. Вот только погода…

На дворе ни души – попрятались тараканчики. Можно без лишних сомнений закрыться «обедом». Осторожно, на цыпочках… щёлкнуть замком… Теперь ворчанье небес словно накрыли подушкой, да и шелест дождя стал точно сахарным, ватным. Сейчас бы в кроватку, под одеяло… Впрочем, это пока подождёт.

Отшкрябав подборку чайных мешочков, вымыла блюдце. Вкусняшки порезала, разложила, поставила. Примерно в то место, где закончился пунктир мокрых лап. Сама затаилась. Почти как охотник: там – дичь, тут – засада. За манекеном, за розовым платьем. В позе омара. Ещё бы фоторужьё… Ай, есть же мобильник. Семь мегапикселей – подходящий калибр. Вот только минуты…

Пять, десять, пятнадцать… А нетерпение, а затёкшие ноги. И всё равно никого: ни движенья, ни звука. Ну, хоть бы чего! Нет. Ничего.

– Эээ… что б тебя крысы!.. Сижу как дура… Купилась, – поднимаясь с колен, прогнусавила Тоня. Затёкшие ноги мгновенно защекотало мурашками, и в подсобку пришлось ковылять на полусогнутых.

Бухнувшись в кресло, щёлкнула чайником. Отсыпала кофе. Немного подумав, достала коньяк. Теперь продавщице казалось, что затея с приманкой была никчёмным ребячеством. А кроме того – в торговом зале недавно поставили камеры. Если они всё засняли, то это… Это ж капец!

Коньяк в её руке дрогнул, и вместо нескольких ложек в чашку набулькало с неполный половник.

Отключить камеры? Затереть плёнку? Наверно, можно, но как? Ведь Антонина даже не представляла, где искать «главную кнопку».

Заметавшись взглядом, женщина с минуту мысленно перетасовывала открывшиеся обстоятельства. Куда бежать, куда деваться… и варианты от плохого к ужасному поплыли перед мысленным взором. Одни – смешные, другие – нелепые, но были и третьи – с намёком на увольнение. За животное в магазине, за то, что прикармливала… Каратеева, конечно, на многое закрывала глаза, но по поводу всяких кошек-собак у директрисы был пунктик.

– А там поди докажи, что всё было иначе, – чертыхнулась продавщица и залпом осушила злосчастную чашку.

Холодок. Пряный, терпкий… Прозвенел, спёр дыхание, вдарил вверх к переносице.

«Наверно, всё-таки зря», – пронеслось где-то там запоздалым напутствием. А теперь…

«Закусить-закуси-и-ить!!!» – и – «Ура – макароны!»

Прямо так. Прям руками.

Повезло, что не выбросила.

Теперь отдышаться… Да, ядрёная штука.

Хотя, четвёртая «рюмка» легла тёплым бархатом.

Четвёртая…

Блин.

Или пятая? Как же так получилось?

– А и пускай увольняют. Пусть только посмеют! – гримасничала продавщица, вертясь перед зеркалом. Болтать с собственным отражением её научили подруги: такие же «нарасхват» и такие же благополучные в своём одиночестве. По чуть-чуть, день за днём, это стало привычкой. А вскоре, после развода, – болезненной необходимостью.

– Такая маленькая, такая пушистенькая… Да разве ж с такой ми-ми-ми что-то можно? Я им в Гринпис напишу. Им. На них. Всем на всех. Скажу, спасала планету. Закрыла грудью котёнка, хотела вскормить… – на последних словах Антонина притронулась к своему «победному» лифчику под первым номером. Непроизвольно. И словно споткнулась. Сколько раз уже было, и вот опять началось.

Помолчав, женщина отошла чуть подальше, отбросила волосы и медленно, как на экзамене, потянула подол. Оцепеневшее отражение словно сопротивлялось, но всё же повторило движение.

Сперва до колен, обнажая проступившие венозные сеточки. Затем выше и выше, постепенно, словно торжественно преподнося наслоения жира, целлюлита, полоски растяжек… И дальше, вплоть до седалища: нещадно утянутого специальными шортиками, но всё равно расползавшегося; с желеобразной податливой складкой, перевалившейся через резинку.

Две ссутуленные фигуры напротив друг друга, две помрачневшие тётки… В нелепом, необъяснимом ожидании, что это всё не про них. Что раз – и отменят. Что надо лишь подождать.

Наверно, они бы так и стояли, но колбаса, блюдце, кошка… Антонина едва не вскрикнула, ощутив щекочущее прикосновение к правой ноге. К самой стопе, к самым пальчикам, для которых зеркала не хватило чуть-чуть.

– Ах ты!.. – и осеклась, расплывшись в улыбке.

Отпрыгнувший было зверёк притормозил, приосанился и вскоре продолжил исследование. От ног вдоль стола, потом к холодильнику. Осторожным прыжком на подоконник. С подоконника… ладно, пускай – один раз можно даже на стол.

– Так ты не наелась, – прошептала Тонька, не спуская глаз с любопытствующей мордочки. – Чего же тебе ещё…

Одёрнув платье, женщина осторожно присела напротив и, разбив скорлупу, выковырнула на скатерть немного белка.

Ах, как она ела. Глотала на вдохе. С остервенением, с хриплыми, нервными придыханиями. Хам-хам… с урчаньем, с подрыкиванием. А Тонька подкладывала, пододвигала поближе. И в эту минуту женщина чувствовала, что уже давно не была так близка к абсолютному счастью. Помнится, кто-то шутил, что счастье – это так просто. Ну да, ненасытная киска и бутылка спиртного. А разве нужно что-то ещё?

Вот только Антонина смотрела на кошечку не как на питомца. Даже не как на ребёнка или игрушку. Сейчас она видела свой идеал. Идеальное воплощение, перерождение. Цель, ради которой не жалко и умереть. С самого детства играла с котятами, но почему-то не замечала. А сейчас – вот. Словно прозрела.

И природная гибкость, и лёгкость, и талия. Ешь сколько хочешь – всё равно не поправишься. А даже поправишься – всё только на пользу. И шёрстка… чёрная, гладкая. От рождения и навсегда. Никаких тебе непрокрашенных поседевших корней. А морщины? Для кошек их просто не существует.