Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

Харви поднял голову: неподалеку над поросшим травой крепостным валом возвышались старинные сумрачные башни.

– Де-ла-Лагуна, – повторила девушка. – Сан-Кристобаль-де-ла-Лагуна.

Слова звучали со странной мелодичностью.

– В городе болезнь, верно? – спросил он.

– Si, сеньор.

– Многие болеют?

– Si, сеньор. – Она сунула стебель цветка в рот и принялась равнодушно его жевать.

– Я хочу найти Эрмосу. Каса-де-лос-Сиснес. Можешь показать, где это поместье?

Она снова изучающе скосила на него блестящие глаза. Достала цветок изо рта двумя выпрямленными пальцами, как сигарету.

– Там болеют больше всего. В Лагуне болезнь прошла. В Эрмосе еще не совсем.

– Мне нужно туда.

– Не совсем прошла, – повторила девушка и добавила тоном человека, мудрого не по годам: – Иисус-Мария, это место проклято.

Они продолжили путь в молчании, потом, примерно за четверть мили до города, девушка внезапно остановилась и показала увядшим желтым цветком на уходящую вбок тропу.

– Смотрите! – произнесла она безучастно. – Вот эта дорога, сеньор, если вам так туда надо.

Тропа, на которую она указала, вела через сосновую рощу, и, наскоро поблагодарив временную попутчицу, Харви направился туда. Ступив под сень деревьев, он почувствовал, что девушка смотрит ему вслед, и инстинктивно обернулся. Так и оказалось. Она стояла, наблюдая за ним, но, заметив его взгляд, поправила кувшин, перекрестилась и заспешила прочь. И тут солнце внезапно упало за далекий зубчатый горизонт. Воздух мгновенно стал холодным, словно его коснулись влажные пальцы.

В лесу царил сумрак, узкая тропа была изрыта глубокими выбоинами и суха, как кость. Густые ветви будто с мрачным таинственным ропотом низко свисали над головой. Харви споткнулся о шаткий камень, и тот с грохотом скатился в пересохший овраг. При этом звуке деревья словно испуганно сгрудились плотнее, меж них пробежал таинственный ветерок, нашептывая: «Тише… о тише… о тише».

Зловещая тишина леса проникла в сердце Харви и пробудила в нем ответную меланхолию. Подобно некой символической фигуре, он мог бы пробираться сквозь тени все дальше и дальше, в самую сердцевину окончательного, все уничтожающего забвения. Но через сотню шагов он заметил, что заросли редеют, пересек овраг по деревянному мосту и вышел на открытое пространство, где в центре поместья стоял дом. Поместье было маленьким, но Харви решил, что именно его он и искал, – перед ним раскинулась плодородная долина, столетиями, капля по капле, собиравшая свое богатство, изнемогающая под бременем буйной, спутанной растительности. Столь тучной была красная почва, столь пышной флора, что вся плантация казалась одичавшей – то был роскошный сад, неухоженный, но исполненный варварской красоты, изобильного первобытного великолепия.

Глядя сквозь огромные кованые ворота, Харви благоговейно перевел дыхание: цветы, какие цветы! Всплески беспризорных соцветий исступленно сияли в гаснущем свете. Скопления диких азалий били по глазам багрянцем так, что это причиняло боль; бледные ирисы раскачивались опаловым морем; пурпурные вьюнки протискивали свои раструбы среди зарослей пассифлоры; синие и желтые стрелиции выбрасывали острые лепестки в бесконечном, недвижном полете; и повсюду перекатывались волнами фрезии – белые, душистые, нежные, как пена.

Вздрогнув, Харви опомнился. Приподнял медное кольцо ручки ворот, повернул, потряс, толкнул плечом ржавые прутья. Но безрезультатно – ворота были заперты. Впрочем, не важно – в окружающей поместье живой изгороди из испанского дрока зияло множество прорех. Вполне в духе этого места. Он повернулся, чтобы отойти, но, случайно подняв взгляд на массивные ворота, заметил эмблему, выкованную вверху, на арке. Это был лебедь, раскинувший крылья в полете. Летящий лебедь!

Завороженный, Харви уставился на изображение лебедя, которое, казалось, было исполнено смысла и жизни. Каса-де-лос-Сиснес. Ну конечно! У него перехватило дыхание, он помертвел. Почему он раньше не догадался? По-испански «Каса-де-лос-Сиснес» – «Дом с лебедями».

Он простоял так долгое время, запрокинув голову, охваченный ощущением чуда и странным возбуждением. «Дом с лебедями». Потом вздохнул и отвернулся. Это ничего не значит, это всего лишь совпадение, не больше.

Стряхнув эту мысль, он сделал три шага вправо, проник через дыру в изгороди и выбрался на заросшую дорожку. По обеим ее сторонам стояли два глинобитных домика. Харви остановился, громко постучал в узкую дверь. Потом постучал снова. Ответа не последовало. Ничего, кроме пустого эха его стука. Дверь была заперта, окна заколочены, дом заброшен и странно печален.

Харви поспешно повернулся к другой хижине. Здесь дверь была распахнута, взору открывалась единственная тускло освещенная комната. Жизнь отсутствовала и здесь… На земляном полу лежал охряной квадрат одеяла, а на нем – мертвый мужчина. Его потускневшие глаза смотрели слепо, рот был распахнут, словно в удивлении. В изножье убогого ложа оплывали две свечи, окропляя мертвое лицо мерцающим светом. И запах фрезий наполнял воздух, словно некая сладкая субстанция.

Здесь уже ничего нельзя было сделать. Харви отвернулся, закрыл дверь и двинулся по подъездной аллее, которая, плавно поворачивая к югу, вела к главному дому – он смутно белел у подножия холма, поросшего сумрачными деревьями. Это было благородное жилище, сложенное из камней кремового цвета, невысокое и все-таки величавое, однако отмеченное печальным запустением: портик обвалился, балкон просел, прогнившие ставни покосились, стены были усеяны пятнами влаги и лишайника. Две огромные урны, когда-то стоявшие по сторонам от двери, упали набок.

Харви поднялся по истертым ступенькам, в трещинах которых поселилась ярко-алая, как кровь, плесень, и позвонил. Медленно потянулись минуты. Он снова позвонил, звук разлетелся эхом. Наконец дверь приоткрылась. Служанка, женщина не первой молодости в заляпанном ситцевом платье, сквозь узкую щель таращилась на посетителя, как на призрака, пока он не сказал:

– Я хотел бы видеть вашу хозяйку.

На ее лице, обрамленном туго стянутыми иссиня-черными волосами под красно-желтой косынкой, появилось уклончивое и испуганное выражение.

– Уже поздно, сеньор, – ответила она. – День на исходе.

– Он еще не закончился.

– Бог свидетель, сеньор, солнце ушло за Пик. Будет лучше, если вы придете завтра.

Харви покачал головой:

– Я должен ее увидеть.

– Но, сеньор, маркиза стара и плохо себя чувствует. Она не принимает.

Он сделал два шага вперед, вынудив женщину отступить.

– Передайте, что к ней пришли.

Она постояла, изучая его лицо и нерешительно шевеля руками под фартуком, потом, пробормотав что-то, повернулась и медленно двинулась вверх по лестнице.

Харви огляделся. Высокие стены величественного холла взмывали к расписанному арабесками потолку, и каждый звук здесь отдавался эхом, как в нефе старинной церкви. На единственном окне, глубоко утопленном в стену, была нарисована потускневшая эмблема лебедя, и оттого слабый свет, проникавший сквозь это окно, казался особенно унылым. На оштукатуренных стенах в определенном порядке были развешены кривые сабли. Они висели здесь многие годы, пронзая молчащую пустоту, грозные и гротескные. Под ятаганами стояли рыцарские доспехи, напоминая съежившуюся фигуру воина с парализованной рукой, изувеченным коленом, и все же по-прежнему устрашающую: копье поднято, забрало приоткрыто с мрачной свирепостью. Фигура будто наступала на Харви. Все это помещение странно подействовало на него, он почти боялся пошевелиться. И ощущал пустоту внутри, слабость. «Я просто устал, – сказал он себе, словно оправдываясь. – Слишком долго шел».