Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

Внезапно на деревянной лестнице раздались шаги. Харви вскинул голову. С галереи спускалась маленькая старушка. Она шагала медленно, вцепившись древней рукой в массивные отполированные перила и подволакивая заплетающиеся ноги. Но, несмотря на медлительность, она держалась очень прямо, с благородным достоинством. С головы до ног она была облачена в черное, включая ленту в прическе помпадур. Покрой ее платья вышел из моды целую эпоху назад: шлейф, пышные рукава, высокий гофрированный воротничок. Когда она приблизилась, Харви отчетливо увидел признаки глубокой дряхлости. Желтая пергаментная кожа, покрытая лабиринтом морщин, напрягшиеся жилы на шее, похожей на куриную лапу. Маленький хрящеватый нос с горбинкой, увядший бутончик рта. Мешки под темными глазами, словно затянутыми пленкой. С запястий свисали десятки браслетов, а пальцы были усыпаны созвездием старинных перстней. Харви немедленно поприветствовал ее и назвался.

– Я доктор, приехал из Англии, – заявил он. – Моя фамилия Лейт. Я знаю, что в вашем поместье и соседней деревне лихорадка. Очень тяжелая лихорадка. Я пришел, чтобы оказать помощь, если вы ее примете.

Словно одетая в черное статуэтка, она застыла со всей отрешенностью преклонного возраста, глядя, казалось, сквозь визитера непроницаемыми и все-таки живыми глазами.

– Никто не приходит сюда, – произнесла она наконец с неожиданно певучей интонацией. – Никто не навещает больше маркизу де Луэго. Она очень стара. Целыми днями она сидит в своей комнате, спускаясь только тогда, когда ее позовут. А что еще тут делать, скажите на милость, сеньор? Просящие Божьей милости обретают великую благодать, не правда ли? Так говорил дон Бальтазар. Он тоже мертв. Но не Исабель де Луэго. Поэтому она сидит в своей комнате и ждет, когда кто-нибудь позовет ее. Разумеется, было очень любезно с вашей стороны нанести ей визит.

«Вот чудачка, – подумал Харви, – ведь она говорит о себе». Но в этой ее странности был пафос, поразивший его в самое сердце.

– Едва ли это проявление любезности, – откликнулся он. – Я был в Санта-Крусе. Слышал о болезни, распространившейся здесь и в Эрмосе. Все очень просто – мне больше нечем заняться. Поэтому я пришел сюда.

– Это акт милосердия, сеньор, и он еще значительнее от того, что вы это отрицаете. О вашей лошади позаботились? О чем бишь вы говорили? Позабыла. Pobre de mi [113] . Столь многое позабыто. И столь многие ушли навсегда. Но вы должны поужинать со мной. От стариков можно услышать добрый совет. Конечно, вы должны поужинать.

113

 Бедная я (исп.).

– В этом нет необходимости, – поспешно отказался Харви. – Лучше сначала позвольте мне осмотреть больных.

– Они в деревне. Там так много больных… И теперь много мертвых. Здесь, в усадьбе, все или умерли, или сбежали. Все, кроме Мануэлы и меня. Пабло – он был последним. Пабло, привратник. Он умер в полдень. После увидите. – Она коротко, еле уловимо усмехнулась и, повернувшись к служанке, которая стояла позади, угрюмо внимая хозяйке, провозгласила: – Мануэла, сеньор отужинает сегодня с маркизой де Луэго.

Лицо Мануэлы стало еще более мрачным, она недоверчиво махнула рукой:

– Но, маркиза, он уже на столе, ваш ужин.

В ее голосе слышался протест, однако он повис в воздухе. Маркиза с детской радостью повторила, обращаясь к Харви:

– Вот видите, все уже на столе. Разумеется, вас ожидали. А маркиза? Она уже надела свой самый элегантный туалет. Разве это не прекрасная возможность? Извольте, сеньор.

Она повела гостя через холл в длинную комнату, где на стенах, обшитых панелями из темного каменного дуба, висели поблекшие картины в потускневших золоченых рамах. Пол был голым, на потолке красовался нарисованный огромный лебедь, а одну стену закрывал массивный черный aparador [114] . На стоявшем посреди комнаты длинном обеденном столе орехового дерева была расставлена простая еда: фрукты, холодный цыпленок, сыр и молоко.

114

 Буфет (исп.).

Недовольная Мануэла выставила вторую тарелку, пододвинула Харви второй стул с кожаной спинкой и, тайком бросив взгляд на гостя, удалилась.

Маркиза, слегка жеманясь, села, рассеянно налила молоко в стакан и поставила его перед собой. Потом взяла с блюда инжир и начала нарезать его на зелено-алые ломтики.

– Вы должны поесть, – сказала она, поднимая голову изящно, как птичка. – Достаточно постится тот, кто ест разумно. Сыр неплох. В него добавлен кардон – дикий артишок. Растение с маленькими синими цветками. Да, такие синие цветочки… Я собирала их, когда была ребенком. И это было не вчера.

Харви взял немного сыра и ломоть желтоватого хлеба грубого помола, стряхнул с себя ощущение нереальности происходящего. Ему хотелось больше узнать про эпидемию.

– Когда началось это несчастье? – спросил он.

– Несчастье, сеньор? Что такое жизнь, как не череда несчастий? Из огня да в полымя. Это поговорка. Был такой человек, Хосе, он вернулся к своей семье. Моряк, приплывший на корабле. Потом он умер, и другие за ним вслед. Это как старинная болезнь modorra [115] , которая пришла в Лагуну, когда королем был Фердинанд. И сейчас в горных пещерах можно найти кучки костей. Туда забредали гуанчи [116] , чтобы спрятаться и умереть. Давным-давно.

115

 Спячка (исп.). Имеется в виду сонная болезнь.

116

 Гуанчи – коренные жители Канарских островов.

Гость почти с благоговением заметил:

– Ваша семья живет здесь очень долго.

Она смотрела на него невидящим взглядом, размышляя о прошлом.

– Ах, сеньор, вы не понимаете. Что значит – очень долго? Не месяцы, не годы. Puneta [117] , нет, сеньор. Гораздо дольше. – Она задумчиво умолкла и, подняв руку, показала сквозь узкое окно на сумеречное патио, где росло совершенно фантастическое дерево – его гладкие, округлые ветви хаотично извивались, словно некий зверь, корчащийся в агонии. – Вы видите это дерево, сеньор? Это драконово дерево. Оно еще довольно молодое, ему всего четыре сотни лет. Нет-нет, я не шучу! Прошло четыре сотни лет, с тех пор как дон Кортес Алонсо де Луэго, конкистадор и первопроходец, появился в этом доме. Отсюда он во главе своих ратников из Кастилии ушел на войну. С гуанчами. В Ла-Матансу [118] . К Башне Убежища. И был ранен во время побоища. С тех пор де Луэго всегда жили здесь, сеньор. Всегда-всегда. – Она вздохнула, уронила на колени маленькую ладонь. – Но все изменилось. Мой брат, да упокоит Господь его душу, потерял… потерял все много лет назад из-за падения рынка кошенили. Здесь все было засажено кактусами, на которых жила кошениль. Но потом изобрели другое красящее вещество, вы понимаете, quimico [119] . И кошениль стала не нужна. Мой брат, увы, разорился. Он умер десять лет назад. С тех пор – одни лишь неудачи, а неудачи приходят ярдами, но уходят дюймами. Растения вянут, потому что не хватает воды. Некому вести дела, кроме дона Бальтазара. И он теперь мертв. Dios mio [120] , это так печалит Исабель де Луэго… Она очень стара. Но все еще любит жизнь. Чем дольше жизнь, тем сильнее любовь к жизни. Это галисийская пословица. А здешнее солнце греет старые косточки. Прошу вас, выпейте еще молока, сеньор, оно сладкое как мед.

117

 Здесь: проклятье (исп.).

118

 Ла-Матанса-де-Асентехо – город в провинции Санта-Крус-де-Тенерифе. Назван в память о битве между кастильцами под предводительством Хавьера Алонсо Фернандеса де Луго и гуанчами в 1494 году. Слово matanza на испанском означает «резня, побоище».

119

 Химическое (исп.).

120

 Боже мой (исп.).

Харви послушно налил себе немного теплого козьего молока, которое вспенилось в высоком фигурном стакане. Он увидел все воочию: она пережила эпоху, когда авторитет династии пребывал на пике, разорение брата в результате изобретения анилиновых красителей и осталась здесь, слабая и одинокая старуха, возможно жертва ленивых крестьян и нечестных управляющих, в довершение всего пострадавшая от катастрофической эпидемии, жалкий последыш благородного семейства.

– Ах, сеньор! – внезапно воскликнула маркиза. – Видели бы вы истинный Каса-де-лос-Сиснес, не разрушенный, как сейчас. Фонтан, бьющий в патио, множество счастливых, довольных здешними порядками работников, которые поют и поют в садах. – Доведенная собственными речами до странного воодушевления, она тихо встала и выпрямилась, сосредоточенно глядя через высокое окно на затененное патио. В комнате было уже темно, и крохотная усохшая фигура маркизы напоминала призрак. – Никогда вы не слышали такого пения! – провозгласила она пронзительно, ее губы слегка искривились, на морщинистых щеках проступили красные пятна. – Никогда-никогда. Это пение в роще рожковых деревьев… Я часто слышу его, когда на землю опускается тьма. – Ее лицо дрогнуло, озаренное славой прошлого, и, к чрезвычайному смущению Харви, она пропела срывающимся, дребезжащим голосом:

Al acabarse el trabajo, Y a la puesta del sol, Nos juntamos en la alameda: Brillan las luciernagas como estrellas, La luna en el cielo esta [121] .

Наступила необычайная тишина. Маркиза не сделала ни единого движения, чтобы сесть на свой стул, осталась стоять и, глядя куда-то в бесконечную пустоту, принялась отстраненно есть свой инжир и пить молоко. Пролетали мгновения, потом хозяйка внезапно склонила голову и перехватила встревоженный взгляд Харви. Ее транс медленно рассеялся, и, вернувшись к реальности, она слабо рассмеялась. Зажгла две свечи, стоявшие на столе, и села так же тихо, как поднялась. Сжала на коленях руки, испещренные темными пятнышками, и сделала вдох, наполнивший воздухом ее впалую грудь.

121

Труды окончены дневные, Уж солнце село за горой, И на аллее тополиной Мы скоро встретимся с тобой. Сияют светлячки, как звезды, Луны приветствуя восход (исп.).

Харви опустил глаза к тарелке, смущенно кроша хлеб.

– Мне жаль, – глухо произнес он. – Жаль, что вас постигло такое огромное несчастье. – Он помолчал. – А теперь простите меня, но я должен идти.

– Да, – откликнулась она наконец. – Вы должны идти. – Потом снова пристально всмотрелась в него. – Вы англичанин, и вы пришли на закате. Dios mio, как это странно. Прошло много лет, с тех пор как нога англичанина ступала в Лос-Сиснес. И разумеется, это были не вы. – Загадочная улыбка заиграла на ее лице. – В самом деле, как это могли быть вы? Ибо это слишком давняя история, сеньор, она произошла в те времена, когда ваш англичанин Нельсон навел пушки на Санта-Крус. Он потерпел поражение, как вы знаете. Ох-ох-ох, испанский гарнизон был храбр. А потом, когда битва закончилась, с наступлением ночи сюда явился англичанин. Нет-нет, то были не вы! – Улыбка сменилась журчанием смеха, детского и вместе с тем таинственного. – Все это описано в книге. Я читала ее много раз в библиотеке. Когда-нибудь я ее вам покажу. Она такая грустная и странная. Он пришел со своей любимой в поисках убежища. Она была сестрой английского капитана. Здесь он ее оставил, сюда и вернулся. Но, pobre de mi, жизнь так жестока! Когда он вернулся, любимой здесь уже не было. Ушла, ушла… – Наблюдая за гостем, она понизила голос до слабого шепота, звучавшего почти как причитания.