Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

– Что-то еще?

– Да, кое-что. Вы напиваетесь. И это в такое время, когда нужны все ваши умственные способности.

– Да неужели? – Он скривился. – И для чего же нужны все мои умственные способности?

– Задайте этот вопрос самому себе. Или герру Оберхоллеру, когда снова его увидите.

– Герру Оберхоллеру? – тупо переспросил Карл.

– Конечно, это не настоящее его имя, – спокойно продолжала Руди. – Его настоящее имя совсем другое. Он из полиции.

– Из полиции? – снова повторил швейцарец, как попугай. – Еще одна грязная ложь!

Руди была непоколебима:

– Я видела его в Вене. Он важная персона. Высокопоставленная. Я давно рассказала бы вам об этом, если бы вы обращались со мной прилично… хотя бы чуточку вежливо.

Карл Эдлер нахмурился и уставился на девушку, пытаясь прочесть ее мысли и сосредоточиться.

– Если так, уж я-то найду что ему сказать, когда он явится на ужин.

– Не явится, – безмятежно произнесла Руди. – Он покинул гастхоф после обеда, чтобы последовать за вашими друзьями. Но на его место придут другие полицейские. Я не слепая, не глухая, не тупая. Я знаю, что вы задумали. И все-таки вы сидите здесь и пьете. Тот длинный американец не стал бы пить в таких обстоятельствах.

– К черту американца! – взревел Карл. – И вас тоже к черту! Я вам не верю. Я не верю ни одному слову, вылетающему из вашего лживого рта.

Он насупился, рывком поднялся со скамьи и, размашисто шагая, покинул комнату.

Когда он ушел, фрейлейн Руди с легкой грустью пожала худыми плечами. Потом завела свой любимый патефон, заиграла тихая музыка. Прошел час, затем другой. Поужинала она в одиночестве. Столовая опустела. Супруги Шатц уехали два дня назад. В гастхофе не осталось ни одного постояльца, кроме нее. Антон – наверное, самый неразговорчивый человек на земле – молча бродил по дому, как нервный призрак. Но что-то было у него на уме, он чего-то боялся.

А потом, примерно в половине одиннадцатого, прибыл Генрих и попросил вызвать Карла.

– В чем дело? – поинтересовался Антон, перекручивая свои длинные костлявые пальцы, пока не захрустели суставы.

– Услышите, – многозначительно откликнулся Генрих, напустив на себя важный вид. – Но сначала – где герр Эдлер?

Антон позвал Карла, и тот пришел в столовую, не очень твердо держась на ногах. Швейцарец уставился на Генриха налитыми кровью глазами:

– Ну? Чего надо?

– Простите, герр Эдлер, – сказал Генрих чуть менее напыщенно. – У меня послание для вас, телеграмма. Я примчался на всех парах, рискуя головой. Вы увидите, в телеграмме упоминается награда.

– Покажи мне.

– Но, герр Эдлер, награда…

Карл вырвал телеграмму из рук Генриха. По мере того как он ее читал, лицо его становилось все более раздраженным. Он в ярости уставился на кучера.

– Что ты об этом знаешь?

Генрих испуганно описал в подробностях все случившееся на станции Лахен: арест Конни и Стива, бегство Льюиса и Сильвии. Наблюдая за реакцией слушателей, он приободрился, живо вообразив себе обещанную награду.

Когда он закончил, наступила тишина.

– Значит, – странным голосом произнес Карл, – они сбежали вместе, эти двое.

Антон вмешался с внезапной нервозностью:

– Все очень серьезно, Карл. Эти полицейские в Лахене! И должен сказать вам: сегодня днем здесь появились двое мужчин из Таубе. Они пришли на лыжах, сказали, что заблудились. Но я уверен, это были… – Антон выразительно всплеснул руками.

– Заткнитесь!

– Но доброе имя моего дома…

– Заткнитесь! – снова рявкнул Карл. – Я уеду из вашего дома, его доброму имени ничего не сделается. Мне нужно в Брейнтцен. – Он бросил злобный взгляд на смятую в кулаке телеграмму. – К завтрашнему вечеру! Хочу сказать пару ласковых этому американцу, который сбежал с моей невестой.

– Но, герр Эдлер, – возразил Антон, – как же полиция? Вы должны их остерегаться.

– С какой стати я должен остерегаться полиции? Я умнее, чем чертовы полицейские! – Он повернулся к Генриху. – Слушай, ты! Ну-ка отправляйся в старую хижину на Кригеральпе. Раз уж весь мир, похоже, в курсе дела, зачем скрывать дальше? Двигай туда и приведи старика, который там сидит. Скажи ему, что ты от меня. Скажи, что на рассвете мы отправляемся в Брейнтцен.

– Но, герр Эдлер, в телеграмме говорится, что…

– Да получишь ты свою грязную награду. Иди уже поскорее, а то голову проломлю.

Когда Генрих ушел, Карл упал на скамью, потребовал себе бутылку кюммеля и продолжил пить, сладострастно накручивая себя, так что его ярость достигла уже поистине вселенских масштабов.

Он провел в столовой всю ночь, лелея горькую обиду на Льюиса, строя пьяные планы, как им попасть в Брейнтцен. Примерно в шесть утра вернулся Генрих и привел с собой Профессора. Хотя на вид Аллвин заметно осунулся, но своих вальяжных манер, похоже, совершенно не растерял.

– Так-так, мой дорогой мальчик, что я слышу? Нам навязывают свое общество люди, которых я предпочел бы не упоминать? Мы отправляемся в нашу маленькую экспедицию?

Карл перевел на Профессора покрасневшие глаза и смерил его взглядом с головы до ног.

– Заткнитесь, – проронил он свое любимое присловье. – В этой, по вашим словам, экспедиции я главный. Если понадобится что-то сказать, говорить буду я.

– Но, мой дорогой Карл…

– Я вам не дорогой Карл. А вы мне не дорогой Профессор. Вы просто дешевка, старый жулик. Нет, даже меньше. Вы просто багаж, который я должен доставить в Брейнтцен, чтобы жениться на Сильвии. Вот и ведите себя как багаж. – Он вдруг повысил голос: – Слышите? Идите за мной по пятам, не задавайте вопросов и, черт вас побери, не подлизывайтесь.

Профессор бросил на Карла быстрый взгляд и промолчал.

– Так-то лучше, – сказал Карл. – А теперь давайте готовьтесь, да поживее. У нас впереди двадцать пять километров, и все пешком. Himmel! Когда я задумываюсь, на что приходится ради вас идти, мне хочется вырвать вашу гнилую печень.

Антон, кажется способный на что угодно, лишь бы поскорее избавиться от нежеланных гостей, подал скудный завтрак. Профессор поел совсем немного, Карл вообще ничего. Но последний с лихвой компенсировал это бутылкой кюммеля.

– Все, я готов, – заявил он, выпятив грудь. – Бог мой! Да я бы сейчас сразился со всей полицией и всеми американцами в Австрии, вместе взятыми.

Они отправились в путь примерно в семь часов. Руди следила за ними из окна своей спальни, и при виде Профессора, который сильно отставал, ее глаза затуманились жалостью. Антон с облегчением захлопнул за ними дверь. Утро было приятным и свежим, в воздухе уже пахло весной. Снег на тропе местами подтаял. И время от времени с высоких пиков доносился слабый шорох, словно кто-то сыпал сахар на барабан. Взглянув наверх, можно было разглядеть, как этот «сахар» вдруг низвергается с гор бурными потоками. Конечно, это был не сахар, а снег, тонны тающего снега, обрушивающиеся вниз по склонам. Начался сход лавин, и теперь он не прекратится еще несколько следующих недель.