Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
– Я ее не видела. Но последние полчаса слышу звук мотора.
– Возможно, это эхо нашего.
Она с сомнением покачала головой. Льюис напряг слух, но не смог ничего разобрать за шумом собственной машины. Кажется, есть какой-то слабый ритмичный звук. Или нет. В этом состоянии неуверенности они доехали до вершины высокого склона. Льюис немедленно выключил двигатель и, пока машина по инерции катилась вниз, прислушивался к звукам сзади. Да, поверх шуршания их шин явственно доносился рокот автомобильного мотора.
Льюис обменялся взглядом с Сильвией.
– Там машина. Наверное, какой-нибудь
Он включил зажигание, но разогнался лишь до тридцати километров в час. Едущая за ними машина все не показывалась, хотя, напрягая слух, беглецы могли разобрать приглушенное гудение. Льюис сбросил скорость до десяти километров в час. Как только он это сделал, вторая машина, сначала замедлившая ход, выскочила на вершину склона и рванулась к ним, стремительно ускоряясь. Это был не фермерский фургон, а темно-зеленый казенный автомобиль, за лобовым стеклом которого виднелись фигуры, одетые в темно-зеленую казенную форму.
– Полиция! – тихо сказал Льюис.
Одновременно он яростно нажал на акселератор. Черный автомобиль рванул вперед, как пришпоренный конь. Через несколько секунд Льюис подстегнул его до шестидесяти и помчался вперед на возрастающей скорости.
Но машина преследователей тоже была быстрой. Коль скоро их обнаружили, они явно вознамерились не просто догнать, но и схватить добычу. Они разогнались до девяноста. И одновременно включили неумолчную сирену, превратившую сельскую местность в подобие бедлама.
Льюис мрачно стиснул зубы. Теперь, когда за ними гналась по пятам эта ракета, их положение снова стало опасным. Все зависело от быстроты его автомобиля, от слова, данного ему владельцем мастерской. Он тверже схватился за руль и пустил машину на полную мощность. Ее ответ был великолепен. Стрелка спидометра неуклонно поползла по своей орбите. Весь корпус автомобиля задрожал, как живое существо. Все быстрее, быстрее летели они вперед, пока бьющий в лицо ветер не превратился в ураган, а мелькавшие по обочинам деревья не слились в одну размытую полосу.
Примерно полторы минуты полицейская машина держалась за беглецами, а затем начала постепенно отставать. Сквозь гудящий в ушах ветер было слышно, что вой сирены затихает. Льюис мчался с той же головокружительной быстротой. Даже самое незначительное отклонение в сторону, малейшая ошибка убили бы пассажиров, но он не осмеливался уменьшить скорость. Сильвия сидела не шевелясь, как статуя.
Наконец машина преследователей исчезла из виду, сирена затихла. Продолжая ехать с той же скоростью, Льюис зорко поглядывал по сторонам. Внезапно впереди показался перекресток. Ударив по тормозам, Льюис свернул на проселочную дорогу. Еще два крутых поворота – и они запутались в сети извилистых тропинок, проложенных в безлюдной болотистой местности, среди чахлых кустарников. Но Льюис был даже доволен, что заплутал, понимая: с преследователями неизбежно произойдет то же самое.
Он знал, однако, что Брейнтцен находится на западе. Кружа в этом лабиринте, он неуклонно держался заданного направления, поглядывая на компас.
Примерно в два часа дня они обнаружили в этой жалкой, заросшей осокой глуши указатель, сообщавший, что до Мелкебурга пять километров.
Льюис взглянул на карту. Мелкебург, город, лежавший на главной дороге, отстоял от Брейнтцена чуть больше чем на сто километров. Выбрав проселочные тропы, как предположил Льюис, они стряхнули преследователей и сократили себе путь километров на пятьдесят.Этой информации ему было достаточно. Он медленно продвигался вдоль торфяников, пока на краю поля, поросшего камышом, не обнаружил заброшенный сарай. В этот бывший коровник, теперь бесхозный и пустой, он загнал машину, поставил ее на ручной тормоз и наконец смог расслабиться. Повернувшись к Сильвии, он изложил дальнейший план:
– Учитывая, как засуетилась полиция, нам лучше в дневное время держаться подальше от дорог. Стемнеет через пару часов. А до этого придется расположиться здесь. Можем беседовать, спать, петь или загадывать загадки. Жаль, что печенье и сыр закончились. Они бы сейчас очень пригодились.
Все еще держась отстраненно, как и весь день, она сказала с какой-то задумчивой печалью:
– Смотреть в лицо опасности – это просто. Смотреть ей в лицо с улыбкой – вот что гораздо сложнее. Между прочим, – добавила она, – вы прекрасно водите машину.
Льюис не мог признаться ей, что его веселость была поддельной, напускной, что таким образом он пытался побороть подавленное настроение, которое охватило их. Он сменил тему.
– О чем вы думали, когда мы мчались на такой скорости?
Она ответила ровным голосом:
– Только о том, что если нас убьют, то обоих.
Это заставило его замолчать. Он принялся обследовать салон автомобиля в надежде, что где-то завалялось печенье. Не завалялось. Но он продолжал искать и вдруг вскрикнул: на полочке под приборной панелью обнаружилась старая губная гармошка. Льюис многозначительно продемонстрировал ее своей спутнице:
– Вы не знаете, а ведь я музыкант. И вот мой инструмент. Что, если я поиграю? Это не причинит вам страдания?
По-прежнему странно глядя на него, она покачала головой.
Получив одобрение, он поднес к губам видавший виды инструмент, исполнил на пробу несколько гамм, а потом очень тихо заиграл старинные матросские песни, которые слышал мальчиком в кубриках отцовских судов. Он неплохо освоил это незамысловатое искусство, помогавшее отогнать скуку во время стоянок в многочисленных иностранных портах.
Сильвия слушала, понимая, что он играет только для того, чтобы ее отвлечь, но мелодии былых времен захватили ее. Когда он закончил, она сообразила, что, сама того не заметив, действительно отвлеклась от дурных мыслей.
– Должно быть, это прекрасно – ходить по морям, – произнесла Сильвия со вздохом, показывая тем самым, как горячо она мечтает о побеге. – Уплыть далеко-далеко, к незнакомым берегам.
– Вам нравится море? – спросил Льюис.
– Не знаю. У меня не было возможности это выяснить, – ответила она, поддавшись безотчетному порыву. – Моя жизнь не похожа на вашу. Я никогда не знала свободы, свежего воздуха, покоя на душе. Кроме, возможно, раннего детства, когда моя мать была жива. Я жила впроголодь, запертая за огромными высокими стенами. Иногда у меня даже не было возможности посмотреть на звезды.