Избранные сочинения в шести томах. Том 5-й
Шрифт:
— Ты нашел человека, у которого нет сейчас более важного дела, чем служить дону Камилло Монфорте. Но ведь ты пришел сюда не только затем, чтобы показать мне кольцо? — Разумеется, нет. У меня есть письмо, и я тотчас передам его адресату, как только буду уверен, что говорю именно с ним. Незнакомец задумался на мгновение, затем,^ оглядев¬ шись вокруг, поспешно ответил: — Здесь не место снимать маски, друг, даже если бы мы их носили просто ради удовольствия. Жди меня здесь, я скоро вернусь и проведу тебя в более надежное место. Едва были произнесены эти слова, как Джино ока¬ зался посередине двора один. Незнакомец в маске быстро удалялся и был уже около подножия Лестницы Гигантов, прежде чем гондольер пришел в себя от неожиданности. Быстрыми, легкими шагами незнакомец поднялся по лест¬ нице и, не обращая внимания на алебардщика, прибли¬ зился к первому из нескольких отверстий в стене дворца, окруженных барельефами в виде львиных голов, в кото¬ рые, как было известно, опускали тайные доносы и кото¬ рые назывались «Львиные пасти». Он что-то бросил в эту ухмыляющуюся пасть из мрамора, но Джино был далеко, а в галерее царил полумрак, и гондольер не разглядел, что именно он туда бросил. Потом Джино увидел/ как незнакомец заскользил, словно привидение, вниз по мас¬ сивным ступеням лестницы. Гондольер вновь вернулся к арке водных ворот, ожи¬ дая, что незнакомец сейчас подойдет к нему, но тут же с ужасом увидел, как тот быстро выбежал в открытые ворота дворца, ведущие на площадь Святого Марка. Не теряя ни минуты, Джино бросился за ним, но, очутившись на яркой, сверкающей весельем площади, не похожей на мрачный двор, который он только что покинул, как день не похож на ночь, он сразу понял, что преследовать не¬ знакомца бесполезно. Однако, испуганный потерей кольца, с печатью, которое он так неосторожно, хотя и с лучшими намерениями сам отдал, гондольер бросился в толпу, тщетно пытаясь отыскать вора среди
достаточно налюбовались кольцом моего хозяина на своем пальце, то сейчас вам представляется удобный случай вернуть его. — Я не знаю тебя, — ответил голос, и Джино не уло¬ вил в нем знакомых ноток. — По-моему, не стоит навлекать па себя гнев такого знатного господина, как тот, кого ты хорошо знаешь, — шепнул он на ухо другой подозрительной маске. — Отдай кольцо, и на этом все кончится. — С кольцом или без кольца — лучше брось это дело, пока не поздно! Гондольер вновь отошел ни с чем. — Кольцо не подходит, к твоему костюму, мой друг, — сказал он третьему, — и было бы разумнее не беспокоить подеста 1 из-за такой мелочи. — Тогда не говори об этом, а не то как бы он сам тебя не услышал! Ответ, как и все другие, не удовлетворил гондольера. Он больше не пытался ни с кем заговаривать и молча пробирался в толпе, пытливо вглядываясь в окружавших его людей. Много раз у него появлялось желание загово¬ рить, но тотчас же чуть заметная разница в фигуре или в одежде, смех или случайное слово, сказанное игривым тоном, предупреждали его об ошибке. Он прошел пло¬ щадь из конца в конец, потом вернулся -противоположной стороной и снова, пробираясь сквозь толпу, заглядывал в каждую кофейню под галереями и внимательно при¬ сматривался к каждой фигуре, пока опять не очутился на Пьяцетте, но все было тщетно. Вдруг кто-то легонько дернул его за рукав. Он обернулся: перед ним стояла женщина в костюме трактирщицы. Она обратилась к нему явно деланным голосом: — Куда ты так торопишься и что ты потерял в этой веселой толпе? Если сердце, то было бы умней с твоей стороны скорее найти эту драгоценность, а то ведь здесь найдется немало охотниц до нее. — Черт побери! — воскликнул разочарованный гон¬ дольер. — Если кто-нибудь и найдет у себя под ногами эту безделушку, на здоровье! Не видела ли ты здесь до¬ мино среднего роста, с походкой сенатора, или священ¬ ника, или ростовщика в маске, которая так же похожа 1 Подеста (итал.) — судья; 41
ка тысячи других масок на этой площади, как одна сто¬ рона Кампаниллы на другую? — Ты так хорошо нарисовал портрет, что нетрудно узнать оригинал. Он стоит позади тебя. Джино резко обернулся и там, где он ожидал найти незнакомца, увидел арлекина; тот смеялся и фигляр¬ ничал. У тебя зрение, как у крота, прекрасная трактир^ щица... Но Джино не договорил — обманувшись в нем, веселая трактирщица исчезла. Вконец разочарованный, гондольер с трудом проби¬ рался к каналу, то отвечая на шутливые приветствия какого-либо клоуна, то отклоняя заигрывания женщин, менее замаскированных, чем та мнимая трактирщица, пока наконец не добрался до набережной, где было больше свободного места и откуда легче было наблюдать за тол¬ пой. Наконец он остановился между двумя гранитными колоннами, раздумывая, как быть: вернуться ли к хо¬ зяину и признаться в своей неосторожности или попы¬ таться отыскать кольцо, которое было так глупо потеряно. И тут он вдруг обнаружил, что рядом, у пьедестала кры¬ латого льва кто-то стоит так неподвижно, точно он высе¬ чен из камня. Два-три раза какие-то гуляки, то ли влекомые празд¬ ным любопытством, то ли надеждой встретить того, с кем было назначено свидание у колонн, приближались к этому окаменевшему человеку и сразу же уходили прочь, словно его неподвижная фигура вызывала у них непреодолимое отвращение. Видя все это и удивляясь странному поведе¬ нию людей, Джино решил узнать, в чем причина их столь явного нежелания оставаться рядом с неизвестным, и пересек разделявшее их пространство между колоннами. Услышав звук приближающихся шагов, незнакомец мед¬ ленно обернулся, лунный свет упал прямо на его лицо, и Джино вдруг поймал на себе испытующий взгляд того, кого так долго искал. Первым побуждением гондольера, как и всех других подходивших к этому месту, было желание уйти, но, вспо¬ мнив о поручении и пропавшем кольце, он постарался не выказать свое отвращение и страх. Он молча встретил пронизывающий взгляд браво и, хоть и смущенный, реши¬ тельно смотрел на него в упор несколько секунд. 42
— Что тебе от меня надо? = спросил наконец Якопос — Кольцо с печатью моего хозяина. — Я тебя не знаю. — Святой Теодор подтвердил бы, что я не обманщик, если бы он только пожелал заговорить! Я не имею чести быть вашим другом, синьор Якопо, но ведь иногда прихо¬ дится иметь дело и с незнакомцем. Если вы встретили мирного и ни в чем не повинного гондольера во дворе дворца, когда часы на площади пробили последнюю чет¬ верть, если вы получили от него кольцо, которое никому не нужно, кроме его настоящего владельца, то будьте же великодушны — верните его. — Ты, вероятно, принимаешь меня за ювелира с Ри¬ альто и потому говоришь о кольцах? — Я принимаю вас за человека, которого хорошо 43
знают и ценят многие знатные семьи Венеции. Дока¬ зательством этому может служить поручение моего хо¬ зяина. — Сними маску. Людям с честными намерениями не¬ зачем прятать свое лицо. — Вы правы, синьор Фронтони; да это и неудиви¬ тельно — вы всегда видите человека насквозь. В моем лице нет ничего такого, ради чего вам стоило бы взгля¬ нуть на него. Если вы не возражаете, я бы предпочел остаться в том виде, в каком многие пребывают в этот праздничный день. — Делай как знаешь, но я тоже тогда, с твоего разре¬ шения, останусь в маске. — Не многие осмелятся перечить вашему желанию, синьор. — Я желаю остаться один. — Черт побери! В Венеции, цожалуй, нет человека, который охотнее меня согласился бы на это, — пробормо¬ тал Джино сквозь зубы, — но я должен выполнить пору¬ чение хозяина. У меня, синьор, его письмо, и мой долг —' передать его в руки вам и никому другому. — Я тебя не знаю. У тебя есть имя? — Смотря в каком смысле, синьор. Что касается из¬ вестности, то имя мое вам так же неизвестно, как имя какого-нибудь подкидыша. — Если твой хозяин известен не более, чем ты сам, не трудись передавать его письмо. — Немногие в республике Святого Марка имеют такое происхождение и такое будущее, как герцог святой Агаты. Надменное выражедие исчезло с лица браво. — Если ты от дона Камилло Монфорте, что же ты сразу не сказал мне об этом? Что ему угодно? — Я не знаю, ему ли угодно то, что содержится в этих бумагах, или кому другому, но мой долг обязывает меня вручить их вам, синьор Якопо. Письмо было принято спокойно, хотя взгляд, который остановился на печати и надписи, легковерный гондольер мысленно сравнил со взглядом тигра, учуявшего кровь. — Ты говорил о каком-то кольце. Ты принес мне пе¬ чать своего ' хозяина? Я не привык верить на слово. — Святой Теодор свидетель, что оно у меня было! Будь оно даже тяжелее меха с вином, я бы все равно с радостью принес вам этот груз, но боюсь, что тот, кого 44
— Мой долг обязывает меня вручить эти бумаги вам, синьор Якопо.
я ошибочно принял за вас, синьор Якопо, теперь носит это кольцо на пальце. — Ну, об этом ты рассказывай своему хозяину, — хо-> лодно сказал браво, вглядываясь в оттиск печати. — Если вы знакомы с почерком моего хозяина, — по¬ спешно заметил Джино, который дрожал за судьбу пись¬ ма, — то сможете убедиться, что письмо написано им. Ведь немногие знатные господа в Венеции да, пожалуй, и.во всей Сицилии умеют так искусно действовать пером, как дон Камилло Монфорте; мне бы никогда не написать и вполовину так хорошо': — Я человек необразованный и никогда не учился разбирать почерки, — признался браво, ничуть при этом не смутившись. — Если ты так хорошо разбираешься в правописании, скажи мне, что за имя написано на кон¬ верте. — Никто не услышит от меня ни слова о тайнах моего хозяина, — ответил гондольер, гордо вскинув голову. — До¬ статочно и того, что он доверил мне это письмо, и я ни¬ когда не отважился бы даже заикнуться о чем-либо ещё. При свете луны темные глаза браво окинули собесед^ ника таким взглядом, что у того кровь заледенела в жи¬ лах. —* Я приказываю тебе вслух прочесть имя, которое на¬ писано на конверте, — повелительно произнес Якопо. — Здесь нет никого, кроме льва и святого над нашими голо¬ вами. Тебя никто не услышит. *— Праведный боже! Разве можно знать, чьи уши в Венеции слышат, а чьи остаются глухи? Если вы позво¬ лите, синьор Фронтони, то лучше отложить этот экзамен до более удобного случая. ^ Меня не так легко одурачить! Прочти имя или по¬ кажи мне кольцо, чтобы я убедился, что ты послан тем, кого называешь своим хозяином. А иначе — бери назад письмо и это дело не для меня. — Не спешите с решением, синьор Якопо, подумайте о последствиях. — Не понимаю, какие последствия могут ожидать че¬ ловека, который отказывается принять такое поручение! — Проклятие! Синьор, ведь герцог не оставит мне ушей, чтобы слушать добрые советы папаши Баттисты! — Что ж, герцог облегчит работу палачу, только и всего! 46
Сказав это, браво кинул письмо к ногам гондольера и спокойно зашагал по Пьяцетте. Джино* схватил письмо и, лихорадочно стараясь припомнить кого-нибудь из знаков мых своего господина, чье имя могло быть написано на конверте, побежал за браво. Я удивляюсь, синьор Якопо, что такой проница¬ тельный человек, как вы, не смог сразу же догадаться, что на пакете, который вручают
вам, должно стоять ваше соб¬ ственное имя. Браво взял письмо и снова повернул его к свету. Это не так. Хоть я. и не учился читать, но свое имя всегда разберу. — Боже мой! Ведь то же самое и со мной, синьор* Будь это письмо адресовано мне, я бы в два счета дога¬ дался об этом. — Значит, ты не умеешь читать? ***. Я никогда, и не говорил, что умею. Я говорил толь¬ ко, что немного умею писать. Грамота, как вы отлично понимаете, синьор Якопо, состоит из чтения, письма и цифр, и человек может хорошо знать одно, совсем не раз¬ бираясь в другом. Ведь не обязательно быть епископом, чтобы брить голову, или ювелиром — чтобы носить бороду.: ^ Ты бы сразу так и сказал! Ладно, ступай, я поду¬ маю. Джино с радостью повернул назад, но, сделав не¬ сколько шагов, заметил женщину, которая поспешно скры¬ лась за пьедесталом одной из гранитных колонн. Он побе¬ жал за ней следом, решив во что бы то ни стало узнать, кто подслушивал их разговор с Якопо, и убедился, что свидетельницей его беседы с браво была Аннина. Глава /К О нет, шары напомнят мне о том, Что на пути у нас стоят преграды И что удары мне судьба готовит. Шекспир, «Ричард II» Хотя на главных площадях Венеции в этот час царило веселье, в остальной части города было тихо, как в могиле. Город, в котором никогда не услышишь цоканья копыт 47или скрипа колес, уже одним этим отличается от других городов; к тому же особые формы правления и многолет¬ няя привычка народа к осторожности наложили свой от¬ печаток даже на веселье венецианцев. Правда, и здесь молодежи случалось по временам проявить свою жизнера¬ достность, легкомыслие и беззаботность,, и случалось это нередко, но, когда соблазны под запретом и нет никакой поддержки со стороны общества, люди неизбежно усваи¬ вают характер своего мрачного города. Так жила большая часть Венеции в те времена, когда происходила описанная в предыдущей главе сцена на оживленной площади Святого Марка. Луна поднялась так высоко, что ее лучи уже прони¬ кали в узкие щели между домами, освещая то тут, то там поверхность воды, которая сверкала дрожащей зыбью, а купола и башни, залитые светом, покоились в торжествен¬ ном и величавом сне. Скользящие лунные лучи падали и на фасад дворца, освещая его тяжелые карнизы и массив¬ ные колонны, и мрачная тишина, царящая внутри этого здания, казалось, была ярким контрастом кричащему бо¬ гатству архитектурных украшений фасада... Наше повест¬ вование привело нас теперь в один из самых богатых дворцов венецианских патрициев. Здесь властвовали роскошь и богатство. Просторный вестибюль с массивными сводами, тяжелая и величествен¬ ная мраморная лестница, комнаты, блистающие позолотой и украшенные скульптурными изваяниями, стены которых были увешаны творениями величайших художников Ита¬ лии, щедро вложивших в них свой талант, — все это про¬ изводило необыкновенное впечатление. Среди этих релик¬ вий времен более счастливых, чем те, что мы описываем, энаток сразу же узнал бы кисть Тициана, Паоло Веронезе и Тинторетто — трех гигантов, которыми справедливо гор¬ дились граждане республики Святого Марка. Можно было встретить здесь и картины других художников — Беллини, Монтеньи и Пальма Веккио, которые уступали только наи¬ более известным колористам венецианской школы. В про¬ стенках между картинами сверкали огромные зеркала, а портьеры из бархата и шелка уже не в силах были сопер¬ ничать со всем этим поистине царским великолепием. Про¬ хладные полы, инкрустированные лучшим мрамором Италии и Востока и отполированные до ослепительного 48
блеска, завершали великолепие, сочетая в себе в равной мере богатство и вкус. Здание, два фасада которого буквально поднимались из воды, окаймляло темный внутренний двор. Скользя по его стенам, взгляд мог проникнуть и внутрь дворца, потому что многие двери его были открыты в этот час, чтобы све¬ жий воздух с моря свободно заполнил анфилады комнат, обставленных, как было описано ранее. Всюду горели лампы, затененные абажурами, озаряя все мягким и при¬ ятным светом. Миновав гостиные и спальни, роскошь ко¬ торых казалась насмешкой над обычными желаниями бренного тела, мы теперь введем читателя в ту часть дворца, куда влечёт нас ход нашего рассказа. В удаленном от Большого канала углу здания, в той стороне, что выходила окнами на тесный, узкий канал, размещались удобные комнаты, так же богато обставлен¬ ные, но гораздо болеё пригодные для жилья. Здесь тоже висели портьеры из драгоценнейшего бархата и огромные зеркала безупречного стекла, полы были выложены мра¬ мором таких же веселых и приятных тонов, а стены укра¬ шены картинами. Но все это, в отличие от других поме¬ щений дворца, было смягчено домашним уютом. Гобелены и занавеси свисали небрежными складками, на кроватях можно было спать, а картины на стенах были лишь йскусными копиями, и писала их молодая девушка, запол¬ нявшая свой досуг этим благородным и прекрасным заня¬ тием. Прекрасна была и сама она, рано научившаяся переда¬ вать в искусных подражаниях божественную выразитель¬ ность Рафаэля или яркость красок Тициана. В этот час уединения она беседовала со своим духовным отцом и на¬ ставницей, которая давно уже заменяла ей умершую мать. Хозяйка дворца была настолько юной, что во многих се¬ верных странах ее считали бы еще девочкой, но в ее родной стране молодые девушки ее возраста считались уже взрослыми. — За этот добрый совет благодарю вас, падре, а му¬ драя донна Флоринда, вероятно, еще более вам благодар¬ на, потому что ваше мнение настолько схоже с ее соб¬ ственным, что я иногда просто восхищаюсь теми тайными путями, какими опыт заставляет мудрых и добрых мыс¬ лить так одинаково даже в деле, таком далеком для вас обоих. 3 Феаимор Купер, том V 49
Едва заметная усмешка тронула тонкие губы карме¬ лита, когда он услышал наивное замечание своей воспи¬ танницы. Когда и тебя умудрят годы, дитя мое, ты узна¬ ешь, — ответил он, — что все дела, меньше всего касаю¬ щиеся наших страстей л интересов, нам легче всего ре¬ шать благоразумно и беспристрастно. Донна Флоринда еще не в том возрасте, когда сердце подчинено рассудку, и многое еще связывает ее с миром, но все же она сумеет убедить тебя в правоте моих слов, или я сильно ошибаюсь в ее благоразумии, которое до сих пор указывало ей пра¬ вильный путь в жизни, этом греховном путешествии, на которое мы все обречены. Хотя монах уже накинул свой капюшон, видимо соби¬ раясь уходить, и хотя дружелюбный взгляд его глубоко посаженных глаз был все время устремлен на прекрасное лицо юной воспитанницы, кровь прилила к бледным ще¬ кам донны Флоринды, когда она услышала слова похва¬ лы от кармелита — словно хмурое зимнее небо озарилось внезапно лучами заходящего солнца. — Мне кажется, Виолетта слышит это уже не впер¬ вые, — робко сказала она дрожащим голосом. — Я думаю, меня научили уже почти всему, что мо¬ жет быть полезно такой неопытной девушке, как я, — быстро ответила Виолетта, невольно протягивая руки к €воей верной наставнице, и в то же время не отводя взгляда от лица кармелита. — Но почему сенат распоря¬ жается судьбой девушки, если она удовлетворена своей жизнью, если она счастлива и довольна своим уединением, вполне приличествующим ее возрасту и званию? — Время безжалостно стремится вперед, и разве мо¬ жет такое невинное существо, как ты, предугадать все лспытания и беды, подстерегающие нас в более зрелом возрасте! Жизнь — одна из не зависящих от нас и иногда очень тяжелых обязанностей. Ты ведь знаешь, какую по¬ литику проводит государство, создавшее себе славное имя великими военными походами, богатством и широким вли¬ янием на другие страны. В Венеции есть закон, который .запрещает родниться с иностранцами тем, кому дороги ее интересы, так как прежде всего каждый должен преданно служить республике. Таким образом, патриций Святого Марка не может владеть землей в других странах, а от¬ прыск такого старинного и почитаемого рода, как твой, не 50
может выйти замуж за иностранца, хотя бы и благородной фамилии, без благословения и согласия тех, кто призван заботиться о всеобщем благе. — Если бы я родилась среди простых людей, этого бы не случилось. Мне кажется, что несчастна та женщина, участь которой составляет особую заботу Совета Десяти! —- Слова твои неосторожны и, с грустью должен ска¬ зать, неблагочестивы. Наш долг повелевает нам подчи¬ няться земным законам, но еще более, чем долг, благоче¬ стие учит нас не роптать на волю провидения. К тому же твоя обида не так велика, чтобы роптать, дочь моя; ты молода, богатство твое может удовлетворить любую твою прихоть, твой род так знатен, что может вызвать недо¬ стойную мирскую гордыню, и ты так красива, что красота твоя может стать твоим самым опасным врагом. И ты еще ропщешь на судьбу, которой неизбежно должны поко¬ риться все женщины твоего сословия. — Я уже раскаиваюсь, — ответила донна Виолетта, — что роптала на провидение, но все-таки шестнадцатилет¬ ней девушке было бы приятнее, если бы отцы государ¬ ства, занятые гораздо более важными делами, забыли о ее происхождении, возрасте и злополучном ее богатстве. — Нет никакой добродетели в том, чтобы быть до¬ вольным миром, устроенным по нашим собственным ка¬ призам. И не знаю, кто счастливее: тот, кто имеет все, чего желает, или тот, кто вынужден довольствоваться тем, что есть. А заботливость, которую проявляет к тебе республика, — это цена за покой и роскошь, окружаю¬ щие тебя. Женщина неизвестная и не столь богатая, как ты, могла бы, конечно, наслаждаться большей свободой, но ей бы не сопутствовала в жизни та пышность, что украшает жилище твоих предков. — Мне бы хотелось, чтобы здесь, в этих стенах, было поменьше роскоши и побольше свободы., — Со временем ты будешь думать иначе. В твоем возрасте люди обычно видят все в розовом свете или на¬ оборот — считают свою жизнь никчемной и бесполезной, ибо их желания не удовлетворены. Я признаю, однако, что тебе выпала нелегкая доля. Политика Венеции рас¬ четлива, и многие называют ее жестокой. — Кармелит понизил: голос и невольно огляделся вокруг, прежде чем закончить свою мысль. — Осторожность сената застав¬ ляет его це допускать, насколько это возможно, объедц- 3* 51