Избранные сочинения в шести томах. Том 5-й
Шрифт:
всему их сословию, долг будет конфискован в пользу должника. Когда у них перед глазами будет такой при¬ мер, разбойники поостерегутся раздавать свои цехины под проценты. О святой Теодор! Да это просто самоубий¬ ство — видеть, как такой многообещающий юноша гибнет на глазах из-за того, что о нем некому позаботиться! Я сам займусь этим, и сенат не сможет упрекнуть меня в том, что я не соблюдал его интересов... А кто-нибудь искал за последнее время твоих услуг как мстителя за обиды? — Ничего особенного не было... Правда, есть один, который очень хочет поручить мне что-то, но я еще не знаю толком, что ему нуяшо. — Дело твое очень щепетильное и требует большого доверия, но ведь ты знаешь — ты будешь щедро возна¬ гражден. Глаза Якопо сверкнули таким огнем, что сенатор умолк. Но, выждав, когда бледное лицо браво снова при¬ няло свое обычное выражение, синьор Градениго про¬ должал как ни в чем не бывало: — Я повторяю, правительство наше щедро и мило¬ сердно. И если правосудие его сурово, то прощение искренне, а милости безграничны. Я приложил много уси¬ лий, чтобы убедить тебя в этом, Якопо. Но подумать только! Один из отпрысков старинного рода, опора госу¬ дарства, и вдруг растрачивает свое состояние на пользу нехристей! Да, но ты еще не назвал того, кто так усерд¬ но ищет твоих услуг! — Я еще не знаю, что ему нужно, синьор, а мне сле¬ довало бы самому хорошенько разобраться в его намере¬ ниях, прежде чем договариваться с ним. — Твоя скрытность неуместна. Ты должен доверять служителям республики, и меня бы очень опечалило, если бы у инквизиции сложилось неблагоприятное мнение от¬ носительно твоего усердия. Об этом человеке нужно до¬ нести. Я не стану доносить на него. Скажу лишь, что он желает тайно связаться с тем, с> кем почти преступно иметь какие-либо отношения. Большего я сказать не могу. — Предупредить преступление лучше, чем наказы¬ вать за него, и такова истинная цель нашей политики* 75
Ну, так как же, ты не станешь скрывать от меня его имя? — Это знатный неаполитанец,
вызывал у меня опасения, что непредвиденный случай лишил меня этого удовольствия. — Тысячу раз прошу у вас прощения, благородный сенатор, но вечерняя свежесть на каналах и веселье на площадях, а к тому же нежелание нарушить ваш покой раньше времени, боюсь, несколько задержали меня. Но я надеюсь на всем известную доброту синьора Градениго и на его прощение. — Точность не входит в число добродетелей вельмож Нижней Италии, — сухо заметил синьор Градениго.— Молодым жизнь кажется бесконечной, и они не дорожат бегущими минутами, а те, над кем уже нависла старость, думают только о том, чтобы исправить ошибки юности. Таким образом, синьор герцог, человек каждый день гре¬ шит и кается до той поры, пока к нему незаметно не под¬ крадется старость. Однако не будем зря тратить драгоцен¬ ное время. Итак, можем ли мы надеяться, что испанец изменит свое мнение? — Я сделал все возможное, чтобы пробудить благо¬ разумие этого человека и, в частности, объяснил ему, как выгодно для него снискать уважение сената. — Вы поступили мудро, синьор, действуя как в его интересах, так и в ваших собственных. Сенат щедро пла¬ тит тем, кто хорошо ему служит, и беспощадно карает своих врагов. Надеюсь, ваше дело о наследстве подходит к концу? — Я бы очень хотел ответить на ваш вопрос утверди¬ тельно. Я неустанно тороплю суд, не забывая, конечно, об уважении к суду и о ходатайствах. В Падуе нет более ученого доктора, чем тот, кто представляет мои интересы, и все же дело мое так же безнадежно, как судьба чахо¬ точного. Если я не сумел показать себя достойным сыном республики Святого Марка в деле с испанцем, то это ско¬ рее из-за неопытности в политических делах, чем из-за недостатка усердия. — Весы правосудия должны быть тщательно вывере¬ ны, если чаши их так долго не перевешивают ни в ту, ни в другую сторону. Вам и в дальнейшем необходимо дей¬ ствовать с тем же усердием, дон Камилло, и с большой осторожностью, чтобы постараться расположить патри¬ циев в свою пользу. Было бы хорошо, если бы ваша пре¬ данность государству была доказана дальнейшей службой у посланника. Известно, что он ценит вас и потому 77
будет прислушиваться к вашим советам, тем более что человек он молодой, великодушный и благородный и со¬ знание того, что он служит не только своей стране, но и всему человечеству, благотворно на него повлияет. Дон Камилло, казалось, был не вполне согласен с по¬ следним доводом сенатора; тем не менее он вежливо поклонился, как бы признавая правоту хозяина дома. — Приятно слышать такие речи, синьор, — ответил он. — Мой соотечественник всегда прислушивается к разумным советам, от кого бы они ни исходили. Хотя он в ответ на мои доводы частенько напоминает мне об упадке мощи республики Святого Марка, однако его глу¬ бокое уважение к государству, которое давно стяжало славу энергией и могуществом, ничуть не уменьшилось. — Да, Венеция уже не та, какой она когда-то была, синьор герцог, но все же она еще очень сильна. Крылья нашего льва немного подрезаны, но он все еще не раз¬ учился прыгать далеко, и зубы его опасны. И, если ново-« испеченный принц хочет, чтобы корона спокойно сидела у него на голове, ему бы не мешало сделать цопытку добиться признания своих ближайших соседей. — Это совершенно верно, и я приложу все силы, чтобы желаемая цель осуществилась. А теперь могу ли я просить вашего дружеского совета, как бы мне ускорить рассмотрение моего дела, которое сенат так долго не мо^ жет решить? Вы поступите правильно, дон Камилло, если бу¬ дете напоминать сенаторам о себе с учтивостью, подо¬ бающей их положению и вашему званию. — Это я всегда делаю в пределах, подобающих моему положению и цели, которой я добиваюсь. — Не следует забывать и о судьях, молодой человек, потому что мудро поступает тот, кто помнит, что правое судие всегда прислушивается к просьбам. — Я не знаю никого, кто бы так прилежно выполнял этот свой долг, как я, и редко можно видеть, чтобы про¬ ситель был так внимателен к тем, кого он беспокоит своими просьбами, и так полновесно доказывал им свое уважение. . Главным образом вам следовало бы добиться ува¬ жения сената. Ни одна услуга государству не проходит незамеченной, и даже малейшее доброе дело становится известным Тайному Совету. 78
О, если бы я мог встретиться с этими почтенными отцами! Я уверен, что тогда мое сцраведливое требование было бы очень скоро удовлетворено. — Это невозможно! — печально сказал сенатор.—; Имена этих августейших особ содержатся в тайне, чтобы их величие не было запятнано низменными интересами. Они правят так же невидимо, как мозг управляет мыш¬ цами; они, так сказать, душа государства, и, как всякую душу, их невозможно увидеть. — Я выразил свое желание скорее как мечту, без всякой надежды на его исполнение, — ответил герцог свя¬ той Агаты, надевая плащ и маску, которые он, войдя, снял и положил под рукой. — Прощайте, благородный синьор. Я не перестану убеждать кастильца советами, а в награду за это я буду надеяться на справедливость патрициев и ваше доброе ко мне отношение. Синьор Градениго с поклонами проводил гостя через анфиладу комнат до самой прихожей и там отдал его на попечение слуги. «Необходимо заставить его действовать более энергич¬ но, а для этого нужно всячески ставить ему палки в ко¬ леса. Тот, кто хочет добиться милостей республики, дол¬ жен прежде заслужить их, проявив усердие и предан¬ ность».—Так размышлял синьор Градениго, медленно возвращаясь в свой кабинет после того, как церемонно проводил гостя. Закрыв за собой дверь, он снова начал шагать по ма¬ ленькой комнате с видом человека, погруженного в тре¬ вожные размышления. С минуту в кабинете царила глу¬ бокая тишина, но вот осторожно отворилась дверь, скры¬ тая портьерами, и в комнату заглянул новый посети¬ тель. — Входи,—сказал сенатор, не выказывая удивле¬ ния, — твое обычное время уже прошло, я жду тебя. Развевающееся платье, почтенная седая борода, благо¬ родные черты лица, быстрый, жадный и подозрительный взгляд и то особое выражение лица, которое, казалось, в равной степени отражало практический ум и подобостра¬ стие человека, привыкшего к грубости и презрению лю¬ дей, — все обличало в этом человеке ростовщика с Ри¬ альто. •=- Входи, Осия, и излей свою душу, — продолжал се¬ натор, видимо давно привыкший выслушивать сообщения 79
старика. — Слышал что-нибудь новое насчет благополу¬ чия народа? — Благословен народ, о коем так по-отечески забо¬ тятся! Может ли быть причинено добро или зло гражда¬ нину республики, благородный синьор, без участия или сострадания сената, который подобен отцу, заботящемуся о своих детях! Счастлива страна, где людй почтенного возраста, убеленные сединой, бодрствуют до той лоры, когда ночь уступает место дню и забывают усталость в своем стремлений делать добро и почитать государство! — Ты выражаешься с восточной цветистостью твоей страны, добрый Осия, и, вероятно, забываешь, что нахо¬ дишься не на пороге храма... Ну, а что интересного слу¬ чилось за минувший день? — Скажите лучше — за ночь, синьор, потому что все то немногое, что заслуживает вашего внимания, случи¬ лось с наступлением ночи. — Уж не убийство ли кинжалом на мосту? Ха! Илй люди в этот раз веселились меньше, чем- обычно? — Никто не умер насильственной смертью, и площадь брызжет соком веселья, как благоухающие виноградники Энгеди. Святой Авраам! Что может сравниться по веселью с Венецией! Как упиваются этим весельем сердца старых и молодых! Кажется, достаточно установить купель в си¬ нагоге, чтобы стать свидетелем радостного отречения от своей веры ради народа этих островов! Я не надеялся иметь честь увидеть вас сегодня, синьор, и я уже закон¬ чил свою вечернюю молитву, собираясь лечь спать, когда посыльный
от Совета принес мне драгоценное кольцо с приказом расшифровать герб и другие эмблемы, дабы узнать его владельца. Такие кольца обычно посылают в подтверждение личности его хозяина. — Кольцо с тобой? — спросил сенатор, протягивая руку. — Вот оно. Прекрасный камень, драгоценная би¬ рюза... — Где нашли это кольцо? И почему его прислали тебе? — Его нашли, синьор, насколько я мог понять боль¬ ше из намеков, чем из слов посыльного, в одном месте, вроде того, откуда спасся благодаря своему благочестию праведный Даниил. Ты имеешь в виду Львиную пасть? 80— Так говорят об этом пророке наши древние книги, синьор, и на это намекал посланец Совета, вручая мне кольцо. — Здесь нет ничего, кроме шлема с гребнем, какие носят наездники... Оно принадлежит кому-нибудь из ве¬ нецианцев? — Да поможет мудрый Соломон своему слуге разо¬ браться в таком тонком деле! Камень этот редкой кра¬ соты, мало кто владеет такими, кроме тех, у кого полно золота. Посмотрите только на его мягкий блеск, благо¬ родный синьор, и заметьте, как переливаются краски! — О... прекрасно! Но чей же это девиз? — Уму непостижимо, какое огромное богатство может содержать в себе такое маленькое колечко! Мне прихо¬ дилось видеть, как за менее драгоценные безделушки платили огромные суммы полновесньши цехинами. — Неужели ты не можешь забыть свою лавчонку и гуляк на Риальто? Я приказываю тебе назвать имя того, кому принадлежит этот герб как доказательство его рода и звания! — Благородный синьор, я повинуюсь. Герб принадле¬ жит роду Монфорте, последний сенатор из которого умер около пятнадцати лет назад. — А его драгоценности? — Они перешли вместе с другим движимым имуще¬ ством во владение его родственника и преемника — если, конечно, сенату будет угодно, чтобы у этого старинней¬ шего рода был преемник, — к дону Камилло, герцогу свя¬ той Агаты. Богатый неаполитанец сейчас добивается вос¬ становления своих прав в Венеции, и он теперь владелец этого великолепного камня. — Дай мне кольцо. Этим делом нужно заняться... Что еще ты хочешь мне сказать? — Ровно ничего, синьор, кроме просьбы: если кольцо будет конфисковано и пойдет в продажу, можно ли на¬ деяться, что сначала его предложат старому слуге рес¬ публики, у которого есть много причин сожалеть о том, что дела его идут хуже в старости, чем в юные годы? — Тебя не забудут. Я слышал, Осия, что некоторые молодые люди благородных фамилий частенько посещают ростовщиков и занимают золото, а потом, промотав его, горько расплачиваются за свои ошибки. В такое поло¬ жение не пристало попадать наследникам благородных 4 Фенимор Купер, том V 81
фамилий. Не забудь моих слов, потому что, если недоволь¬ ство Совета падет на кого-либо из твоего племени, это мо¬ жет вылиться в большую неприятность для всех вас. Не попадались ли тебе за последнее время другие драгоцен¬ ности, кроме этого кольца неаполитанца? — Ничего интересного, кроме того, что обычно остав¬ ляют в залог, благороднейший синьор. — Посмотри на это, — продолжал синьор Градениго и, порывшись в потайном ящике, вынул оттуда клочок бу¬ маги, к которому был прилеплен кусочек воска. — Не мо¬ жешь ли ты догадаться по оттиску, кому принадлежит печать? Ювелир взял бумагу и поднес ее к свету; его горящие глаза тщательно изучали оттиск. — Это выше мудрости сына Давида! — сказал он по¬ сле долгого и, очевидно, бесплодного осмотра. — Здесь не что иное, как причудливая эмблема галантности, какие любят употреблять легкомысленные кавалеры Венеции, когда хотят обольстить слабый пол прекрасными словами и соблазнительными приманками. — Это сердце, пронзенное стрелой амура, и девиз: «Думай о сердце, пронзенном любовью». — И ничего больше, если мои глаза еще служат мне. Я не склонен думать, синьор, что за этими словами скры¬ вается какой-либо иной тайный смысл! — Может быть. Тебе не приходилось продавать дра¬ гоценности с этой эмблемой? — Праведный Самуил! Мы сбываем их ежедневно, продаем христианам обоих полов и всех возрастов. Я не знаю эмблемы более распространенной, и, выходит, что этот пустяк хорошо служит своей цели. — Тот, кто воспользовался им, поступил достаточно хитро, скрыв свои тайные мысли под такой обычной мас¬ кой! Я бы дал сто цехинов в награду тому, кто сумел бы выследить владельца этой печати. Осия уже хотел было вернуть оттиск и сказать, что он не в силах определить владельца печати, но, услышав по¬ следние слова синьора Градениго, сразу изменил свое на¬ мерение. Через мгновение глаза его вооружились увели¬ чительными стеклами, равными по силе микроскопу, и бумага с оттиском снова была поднесена к лампе. — Я продал не очень ценный сердолик с такой эмбле¬ мой жене императорского посла, но, думая, что в этой по¬ 82
купке нет ничего, кроме женской прихоти, я не пометил камень. Один господин торговал у меня аметист с такой же надписью, но и этот я тоже не пометил... Ха! А ведь здесь, на оттиске, осталась отметинка, которая, очевидно, была сделана моей рукой!.. — Неужели ты нашел примету? О какой пометке ты говоришь? — Ни о чем более, благородный сенатор, как о пят¬ нышке на букве, которое не привлекло бы внимания лег¬ коверной дамы. — И кому же ты продал эту печать? Осия колебался, боясь испортить дело и потерять обе¬ щанную награду, назвав имя владельца печати слишком быстро. — Если это так важно, синьор, — сказал он нако¬ нец, — то мне придется заглянуть в свои книги. В таком серьезном деле сенат не должен быть введен в заблу¬ ждение. — Ты прав! Дело действительно серьезное, и награ¬ да — доказательство того, как высоко мы ценим эту услугу. — Вы что-то говорили, благороднейший синьор, о ста цехинах, но, когда дело касается блага Венеции, такие пустяки меня не интересуют. — Сто цехинов — это обещанная мною сумма. — Я продал кольцо с печатью, на которой был тот же девиз., женщине, служащей у самого высокого лица из свиты папского нунция 1. Но эта печать не может быть от¬ туда, так как женщина ее положения... — Ты уверен? — с живостью перебил его синьор Гра- дениго. Осия внимательно посмотрел на своего собеседника и, поняв по выражению его лица, что такой оборот дела вполне подходит, поспешно ответил: — Так же верно, как то, что я живу по закону Мои¬ сееву! Безделушка долго валялась у меня, и я отдал ее за ничтожную цену. — Ну что ж, цехины твои! Эта тайна разгадана до конца. Иди, ты получишь свою награду и, если найдешь какие-нибудь подробности в своих секретных книгах, без 1 Папский нунций — дипломатический представитель римского папы, в ранге посла. 4* 83
промедления сообщи об этом мне. Ну, ступай, добрый Осия, и будь внимателен, как всегда. Я устал от постоян¬ ных размышлений. Ювелир, в восторге от своих успехов, удалился с хит¬ рым и алчным видом через ту же дверь, в которую вошел. Теперь как будто приемы этого вечера были окончены. Синьор Градениго тщательно осмотрел замки на несколь¬ ких потайных ящиках своего шкафа, потушил лампы, вы¬ шел и запер все двери. Некоторое время, однако, он еще шагал из угла в угол в одной из главных приемных ком¬ нат своего дома, пока не наступил привычный час от¬ дыха, и дворец заперли на ночь. Читатель, вероятно, уже составил себе некоторое пред¬ ставление о характере человека, который играл главную роль в описанных сценах. Синьор Градениго родился с теми же зачатками доброты и чуткости, как и все другие люди, но случай и воспитание, полученное в этой пропи¬ танной ложью республике, превратили его в человека из¬ воротливого и хитрого. Венеция казалась ему свободным государством, поскольку он сам широко пользовался пре¬ имуществами ее общественного строя; и, хотя он был дальновиден и практичен в повседневной жизни, во всем, что касалось политической жизни страны, проявлял ред¬ костную тупость и беспринципность. Он красноречиво разглагольствовал о честности и добродетели, о религии и правах личности, но, когда приходило время действовать, все эти понятия сводились у него к личным интересам так же неизменно, как неизменна сила земного притяже¬ ния. Как венецианец, он был одинаково против господ¬ ства одного человека или господства большинства; в отно¬ шении первого он был яростным республиканцем, а в от¬ ношении последнего был приверженцем того софизма, ко¬ торый провозглашает, что господство большинства — принцип многих тиранов. Короче говоря, он был аристо¬ кратом; и ни один человек не убеждал себя более стара¬ тельно и успешно в незыблемости всех догм, которые были благоприятны его касте, чем это делал синьор Гра¬ дениго. Он был могущественным поборником законных прав, ибо это было выгодно ему самому; он живо интере¬ совался новшествами в обычаях и превратностями в исто¬ риях старинных семейств, так как предпочитал действо¬ вать согласно не принципам, а своим склонностям. И он всегда умел защищать свои взгляды, приводя аналогии из 84
библии. Он утверждал, что раз сам бог учредил такой по¬ рядок в мироздании, что ангелы на небе превратились в людей на земле, то можно без опаски следовать этой бес¬ предельной мудрости, и такая философия, видимо, удовле¬ творяла его. Основы его теории были непоколебимы, хотя применение ее было огромной ошибкой, ибо невозможно представить себе, что какое-либо подобие природы может пытаться вытеснить самое природу. Глава VII Луна зашла. Не видно ничего. Лишь слабая лампада Мадонну освещает. Роджерс, «Италия» К тому времени, когда окончились тайные аудиенции во дворце Градениго, веселье на площади Святого Марка начало заметно спадать. В кафе оставались лишь группы людей, для которых мимолетные шутки и беззаботный смех на площади не составляли веселья; у них было до¬ статочно денег, чтобы веселиться иначе. А те, кому при¬ шлось вернуться к заботам о завтрашнем дне, толпами направились к своим бедным жилищам и жестким по¬ душкам. Однако один из этих бедняков не ушел; он стоял там, где сходились две площади, так неподвижно, словно его босые ноги приросли к камню. Это был Антонио. Луна освещала мускулистую фигуру и загорелое лицо рыбака. Темные глаза его тревожно и сурово глядели на озаренный луной небосвод, словно рыбак стремился про¬ никнуть взглядом в другой мир в поисках спокойствия, которого не знал на земле. На его обветренном лице за¬ стыло страдание, но это было страдание человека, чьи чувства уже притупились, ибо он привык к доле низшего и слабого. Тому, кто считает жизнь и людей лучше, чем они есть на самом деле, он показался бы трогательным примером благородной натуры, страдающей гордо и при¬ выкшей страдать; и в то же время тому, кто принимает преходящие общественные порядки как законы, данные свыше, он бы представился натурой упрямой, недоволь- 85