Избранные стихи из всех книг

Мы выпили за Королеву,

Теперь за отчизну пьем,

За наших английских братьев.

Может, все же, мы их поймем.

Поймут и они нас тоже…

Но вот, Южный Крест и зашел…

За всех уроженцев колоний Выпьем.

И — ноги на стол!

За всех уроженцев колоний (встать!)

Итак, «выпили за Королеву» — уважительно, не правда ли? Но с другой стороны, не обращая внимания на традиционное, на такое очень английское уважение к коронованным особам, Киплинг часто пишет стихи, по остроте сатиры напоминающие разве что Свифта, которого викторианцы проклинали не менее старательно, чем Киплинга:

Просторно Вдове из Виндзора:

Полмира числят за ней.

И весь мир целиком добывая штыком,

Мы мостим ей ковер из костей

(Сброд мой милый! Из наших костей!).

Не зарься на Вдовьи лабазы,

И перечить Вдове не берись.

По углам, по щелям впору лезть королям,

Если только Вдова скажет: «Брысь!»

(Сброд мой милый! Нас шлют с этим «брысь!»)

(Пер. А. Щербакова)

И «Вдова из Виндзора», и стихи о героическом «солдаматросе» («Морская пехота») с бесспорной их сатиричностью содержат жесткое требование: власть имущие не должны забывать, чьими руками и заботами, чьей отвагой и трудами строилась и держится самая великая из империй, какую знало когда-либо человечество. А в наиболее острой из баллад на эту тему, в «Празднике у Вдовы», Киплинг по фольклорной общеевропейской традиции изображает сражения, как пиры. Этот фольклорный образ, кстати, существует у всех европейских народов: достаточно вспомнить хотя бы «Слово о полку Игореве». Киплинг заостряет свою сатиру до крайности романтического гротеска:

«А чем там поили-кормили в гостях,

Джонни, Джонни?»

«Тиной, настоянной на костях».

«Джонни, ну, ты и даешь!»

«Баранинкой жестче кнута с ремешком,

Говядинкой с добрым трехлетним душком

Да, коли стащишь сам, — петушком

На празднике нашей Вдовы».

(Пер. А. Щербакова)

Не случайна здесь в интонации явная пародийная «отсылка» читателя к одной широко известной старинной английской балладе:

Отчего, скажи мне, так красен твой меч,

Эдвард, Эдвард…

(Пер. А. К. Толстого)

Можно представить себе изумление ее величества королевы Виктории, прочитавшей о том, что она кормит своих солдат «Баранинкой жестче кнута с ремешком, /Говядинкой с добрым трехлетним душком…» Или «Весь мир целиком добывая штыком / Мы мостим ей ковер из костей…» По словам современников, старая королева была этими стихами весьма шокирована… Только шокирована!!! Что ж, викторианская Англия — не СССР. Итак, с одной стороны, ортодоксальным патриотом Киплинг никогда не был, а с другой все-таки иногда был, и не случайны для него такие стихи, как уже цитировавшийся тут «Английский флаг», вполне параллельный самой рассоветской декларативной «поэзии»… Только киплинговской мощи, проявившейся даже и в этом стихотворении, у советской поэзии не было…

Пожалуй, до шестидесятых годов Киплинга воспринимали почти исключительно, как поэта, воспевающего прежде всего «имперские ценности». Однако он все-таки куда сложней. Иногда Киплинг предстает и космополитом.

Вот последняя, итоговая строфа одного из главных, программных, стихотворений Киплинга, «Песни Банджо»:

Лира древних прародительница мне!

(О, рыбачий берег, солнечный залив!)

Сам Гермес, украв, держал ее в огне,

Мой железный гриф и струны закалив,

И во мне запела мудрость всех веков.

Я — пеан бездумной жизни, древний грек,

Песня истины, свободной от оков,

Песня чуда, песня юности навек!

Я звеню, звеню, звеню, звеню…

(Тот ли тон, о господин мой, тот ли тон?)

Цепью Делос-Лимерик, звено к звену,

Цепью песен будет мир объединен!

(Пер. В. Бетаки)

В эту «цепь песен», в непрерывность пути всемирного искусства от античности до наших дней Киплинг верит глубже, чем в силу оружия…

Киплинг не однозначен. В начале Первой Мировой войны он яростно выступал против всего немецкого, на него даже стали появляться карикатуры по этому поводу. В СССР его обзывали «поджигателем войны» и через сорок лет после того. Но вот отрывок из стихотворения «Благодетели», написанного еще во время Первой мировой:

…Всех, кто в доспехах или без,

Дым пушек уравнял.

Когда ж за психов-королей,

Людей погибли тьмы,

Тогда устали от вещей.

И устрашились мы.

Диктату времени пора

Зов древний подчинить:

Лук-панцирь как нибудь с утра

И пушку отменить!

Не то любой тиран готов,

(Толпа любая — тож!)

Враз все плоды людских трудов

Угробить ни за грош!

И опять некая параллель обнаруживается между Киплингом и Хейзингой, который начинает один свой трактат с апокалиптического предчувствия: «Ни для кого не было бы неожиданностью, если бы однажды безумие вдруг прорвалось в слепое неистовство, которое оставило бы после себя эту бедную европейскую цивилизацию отупелой и умоисступленной, ибо моторы продолжали бы вращаться, а знамена — реять, но человеческий дух исчез бы навсегда» (1935 г.).