Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ)
Шрифт:
Наконец, если известно очень большое количество сил и свойств очень большого количества веществ, то число комбинаций, в которых эти силы и вещества могут действовать друг на друга, практически ничем не ограничено — аналогично тому, как возрастающее число числовых элементов допускает все большее и большее и в конце концов бесконечно большое число комбинаций. Это соображение поясняет вторую половину вышеизложенного закона, что у наций, у которых техника сильно развита, вообще не существует предела для постоянного увеличения запаса инструментов, за исключением того, что вновь созидаемые инструменты должны последовательно входить в менее выгодные классы схемы, как это и гласит первая часть закона (р. 115). Эти отвлеченные соображения, по мнению Рэ, подтверждаются и действительностью на конкретном примере Великобритании: обращение сырых материалов, доставляемых этой небольшой страной, в инструменты, без сомнения, развито здесь в гораздо большей степени, чем в любом современном государстве; тем не менее здесь остается еще открытым необозримое, никакими пределами времени не ограниченное поле для дальнейшего развития обработки (р. 116).
В какой степени на практике пользуются такою свободою, зависит, при неизменном состоянии техники, от интенсивности того фактора, который Рэ называет «силою эффективной наклонности к накоплению».
Для производства всякого инструмента необходима затрата известного количества труда или эквивалента труда, а всякий инструмент доставляет новое, большее количество труда или его эквивалент. Поэтому производство всякого инструмента сопряжено с жертвою меньшего, настоящего блага в пользу создания будущего, большего. Если существует убеждение, что производство этого будущего большего блага стоит жертвы настоящего меньшего, то инструмент этот производится, в противном случае оно не производится. При таких обстоятельствах всякое общество будет продолжать увеличение количества инструментов, сопряженное с перемещением соответствующих инструментов в классы с все большим периодом удвоения, тем дальше, чем продолжительнее период, в котором члены общества все еще склонны жертвовать настоящим благом для приобретения, по истечении этого периода, блага вдвое большего. Если эта наклонность членов общества будет доходить до периода в год, 2, 3, 20 лет и т. д., то производство инструментов будет простираться до классов A, B, C, T и т. д.; если же готовность членов общества приносить жертвы прекращается, то должно приостановиться также и производство инструментов. «Решимость (determination) жертвовать известным количеством настоящих благ для приобретения в будущем другого, бо льшего количества благ» Рэ называет «effective desire of accumulation» (р. 119).
Затем Рэ исследует причины, определяющие отношение людей к этому вопросу, а следовательно, и степень их наклонности к накоплению. Прежде всего в неуверенности и недолговременности жизни, с одной стороны, и в ослаблении с летами способности наслаждаться благами — с другой, Рэ видит обстоятельства, содействующие тому, что «большинство людей ценит настоящее гораздо выше, чем будущее». Для чего же мы будем заботиться о благах, пользоваться которыми мы будем в состоянии только в такое время, до которого вряд ли доживем — а если оно очень уже далеко, то даже наверно не доживем, — или же в такое время, когда наша способность наслаждаться ими уже ослабеет? (р. 119, 120). К тому же ожидание удовольствия в настоящем обыкновенно возбуждает наше внимание, наше воображение, а также и наше желание в значительно большей степени, чем ожидание будущих наслаждений. «Нет, может быть, такого человека, который не приписывал бы благу, которым он может пользоваться сегодня, совершенно иного значения, чем такому же благу, которым он, однако, в состоянии пользоваться только по истечении 12 лет, — даже в том случае, если бы оба блага были одинаково верны» (р. 120). Если бы люди, говорит Рэ, принимали в расчет только свои личные интересы, то интенсивность их наклонности к накоплению была бы невелика, и производились бы только инструменты с малыми периодами удвоения (р. 121). «Но не все удовольствия полностью эгоистичны» (not altogether selfish). Люди имеют в виду не только свое личное благосостояние, но и благосостояние семьи, друзей, страны, племени. Благодаря этому обстоятельству будущие блага, приобретаемые путем жертвования настоящим наслаждением, теряют «большую часть своей ненадежности и неважности» (incertainty und worthelesness). Забота об остающихся в живых или, употребляя более общее выражение, «социальные и человеколюбивые мотивы» (social and benevolent affections) имеют поэтому тенденцию существенно усиливать активную наклонность к накоплению (р. 122).
Другим очень влиятельным в этом направлении моментом является степень наших интеллектуальных способностей, поскольку последние, в противовес минутным увлечениям, представляют будущие потребности «в их законной силе», притом не только наши потребности, но и потребности других людей, и, поскольку они, таким образом, содействуют надлежащему обеспечению этих потребностей (р. 122).
Затем интенсивность нашей наклонности к накоплению должны поощрять все вообще обстоятельства, усиливающие веру в то, что мы — или же другие лица — в самом деле будем иметь возможность пользоваться плодами наших трудов, направленных на будущее. Такими обстоятельствами являются, например, здоровый климат или благоприятное для здоровья, надежное занятие. Наоборот, моряки, солдаты, жители стран с нездоровым климатом расточительны. В таком же направлении действует и надежность или ненадежность социального положения страны, судопроизводства и т. п. (р. 123).
Мы перечислили все главнейшие обстоятельства, определяющие отношение оценки между настоящими и будущими благами для людей, руководствующихся вообще известными мотивами в то время, когда у них слагаются жизненные привычки. Раз эти привычки уже сложились, то они руководят дальнейшими поступками людей и как бы подчиняют себе своих прежних господ. Впрочем, громадное большинство людей вовсе не образует своих привычек на основании собственного выбора или размышления, а следует только примеру окружающей среды и общему направлению образа мыслей и деятельности всего общества (р. 123). У различных народов в этом отношении наблюдаются весьма значительные различия, влекущие за собою такие же громадные различия и в степени образования и накопления инструментов, достигаемой каждым из этих народов; Рэ поясняет и доказывает это на целом ряде исторических примеров.
Несколько странная мысль служит затем Рэ переходом к исследованию обмена благ, его законов и его средства — денег. Он исходит из того, что всякий старается исчерпать способность к услугам своих инструментов как можно скорее, потому что тогда они скорее производят свой продукт. В той мере, в какой это удается, инструменты переходят в классы с меньшим периодом удвоения, а это в еще большей степени поощряет к накоплению и увеличению количества инструментов. С этой точки зрения, на взгляд Рэ, и надо рассматривать пользу разделения труда. Если каждый будет ограничиваться известною отраслью производства, т. е. образованием таких инструментов, которые необходимы в данном производстве, то инструменты никогда не будут лежать праздными; вследствие этого между их образованием и амортизацией проходит меньший промежуток времени, они переходят в «order of quicker return»590; с этим обстоятельством связана возможность более интенсивной аккумуляции и лучшего обеспечения будущих потребностей всего общества (р. 164, 165). Этот, по нашим теперешним понятиям, весьма односторонний
взгляд на разделение труда кажется Рэ настолько важным, что он посвящает его защите даже особое приложение (р. 352 и след.); в этом приложении он полемизирует с Адамом Смитом, который, как известно, дал иное объяснение преимуществ разделения труда.Разделения труда нет без обмена; поэтому и обмен должен быть включен в исследование. При этом Рэ развивает короткую, но замечательную теорию цен. Она представляет собою очень осторожно и удачно формулированную теорию издержек воспроизводства. Если бы стоимость предметов определялась исключительно трудом, то предметы, требующие равных затрат труда, обменивались бы, как равноценные. Но это имело бы место не потому, что эти предметы стоили такого количества труда, а потому, что они представляют собою инструменты для удовлетворения будущих потребностей, а также при условии, что их нельзя приобрести с меньшей затратой труда. Если этого последнего условия нет, если, например, производитель затратил столько труда по неумению и лености, то покупатель не будет платить цену, соответствующую в действительности затраченному количеству труда. Рэ точнее формулирует свой закон цен следующим образом: если приходится считаться с одним только трудом, то предметы обмениваются друг на друга не сообразно количеству труда, которое было затрачено на каждый из них, а сообразно количеству труда, которое необходимо затратить (which it is necessary to bestow) для производства средств удовлетворения потребностей одинаковой годности. Затем Рэ совершенно верно подчеркивает, что с развитием производственной техники предметы продаются уже не за то количество труда, которого они стоили в действительности, а за меньшее количество труда, которое необходимо для производства такого же предмета в настоящее время (р. 166—169).
Но, помимо труда, элементом, который приходится принимать в расчет (one of the items to be taken into account) является также и время. Почти всегда наряду с трудом потребляются или снашиваются также инструменты, сырье, средства производства и т. п. Все это тоже должно возмещаться в цене товаров согласно принципу, учитывающему не только количество труда, затраченного на производство, но и время, по истечении которого вознаграждается соответствующий труд, а точнее силу «effective desire of accumulation». Если, например, ткацкий станок, снашивающийся в течение семи лет, стоил 100 рабочих дней и если эффективное стремление к накоплению у соответствующего индивида достаточно сильно, чтобы довести его до создания инструмента порядка G с семилетним периодом удвоения (strength sufficient to carry him to the order G), то содействие ткацкого станка требует вознаграждения, равного 200 рабочим дням в конце семилетнего периода или меньшему количеству рабочих дней, если это вознаграждение выплачивается раньше, но все же превышающему 100 рабочих дней. Если бы у ткача «не было нравственной уверенности, что он получит столько, то он не создал бы инструмента, а если бы такая выручка не оставалась постоянной, то он не стал бы обновлять инструмент» (р. 169, 170).
Но и там, где, по-видимому, оплачивается один только труд, на образование цен оказывает влияние и фактор время. Если, например, рабочий берет на себя вырубку участка леса и исполнение этой работы требует 3 месяцев, то его вознаграждение будет различно, смотря по тому, получает ли он таковое в начале или в конце этих трех месяцев; «величина разности между этими двумя суммами, как и в других случаях, будет зависеть от того, до каких порядков, при соответствующем положении дел вообще дошло создание инструментов» (by the particular orders to which instruments, in that particular situation, are generally wrought up., p. 170).
Эта мысль весьма интересно поясняется другим замечанием, высказанным Рэ впоследствии, хотя и в другой связи. Все инструменты обладают способностью к удовлетворению потребностей или сбережению труда591. Но эта их способность проявляется в будущем. Немыслимо одинаково оценивать одинаковые удовлетворения потребностей или сбережения труда, доступные нам завтра или же через 5 или 50 лет. В противном случае нам приходилось бы считать равноценными 100 больших деревьев, которые завтра же могли бы нам дать 100 саженей дров, и 100 молодых деревьев, которые дадут то же количество дров через 50 лет. Естественным масштабом, позволяющим сравнить такие блага и найти для них общее мерило в виде настоящего труда, является относительная оценка, сложившаяся у соответствующих индивидов при сопоставлении настоящего и будущего, т. е. сила эффективного стремления к накоплению, господствующего в данном обществе. Если это стремление к накоплению обладает достаточной силой для того, чтобы создать инструменты порядка E с пятилетним периодом удвоения, то ценность инструмента, дающего по истечении пяти лет выручку ценностью в два рабочих дня, будет соответственно равна ценности одного рабочего дня настоящего труда (р. 171, 172).
Наконец, в другом месте (р. 300) теория ценности кратко и ясно резюмируется следующим образом: товары обмениваются «на равные количества труда, в зависимости от времени затраты такового и от порядка, фактически достигнутого инструментом» (for equal quantities of labor, reckoned according to the time when applied, and the actual orders of instruments).
От очень внимательного читателя, может быть, не ускользнуло то, что в различных замечаниях Рэ формулирует влияние времени на определение цен двумя не совсем тождественными способами, которые я выделил курсивом. В одних местах он устанавливает принцип, что фактор времени должен вознаграждаться в зависимости от силы стремления к накоплению, наблюдаемой у данного индивида или у данного общества, т. е. определяется психологическими факторами; на основании же других замечаний масштаб для вознаграждения должен определяться тем порядком, до которого фактически развилось создание инструментов у данного общества. А эти два фактора вовсе не тождественны, как это было хорошо известно уже самому Рэ. Стремление к накоплению всегда опережает фактическое накопление, которое представляет собою только следствие этого стремления: только в том случае, когда это стремление «действовало уже достаточно долго», фактическое накопление может его догнать592, но некоторые обстоятельства, среди которых, по мнению Рэ, особенно важную роль играют новые изобретения, содействуют тому, что между фактически достигнутым уровнем накопления и уровнем, обусловливаемым психологическими факторами, всегда существует некоторый промежуток. Временно я только констатирую это разночтение в формулировке закона цен и оставляю за собою право вернуться к этому вопросу при критической оценке теории Рэ.