Изгнание
Шрифт:
Я ни в чем не виноват. Просто хотел принести маме и Эффи вина. Но когда подошел к столу с шампанским, то оказался рядом с этим болваном Тобиасом Боддингтоном. Он поприветствовал меня, словно старого друга. Но я с ним почти не разговаривал. Тупой, глупый недоучка и пьяница. Он постоянно подливал мне в бокал. Я понял, что он хотел сказать какую-то колкость. Иначе зачем бы ему со мной говорить?
Тогда все и случилось: он был расстроен, узнав про моего отца. Его притворное сочувствие было еще хуже, чем откровенные оскорбления. Теперь меня жалеет такое ничтожество, человек
Он от меня не отставал, постоянно хватал за руку и говорил:
– Вот что я тебе скажу, старина, недавно слышал ужасно интересную историю.
Все его истории были о людях, таких же тупых и бесполезных, как он. Потом Боддингтон рассказал мне длинный запутанный случай, как его недавно провели на собачьих боях. Речь шла про подтасовку результатов в пользу бойцовой собаки, и это сделал один парень, наполовину джентльмен, наполовину простолюдин.
Пьяный дурак. Какое мне дело до собачьих драк? Потом он начал ныть про то, как его папаша ограничивает в средствах и не дает возможности стать джентльменом. А вот ради некоторых своих клиентов он готов вытряхнуть собственные карманы. Мужчина посмотрел на меня так хитро, что я понял, он говорит о маме. Я спросил, на что он, черт побери, намекает, и Боддингтон сказал, что я должен знать, как добр его отец к нашей семье.
Я не мог поверить тому, что услышал. Мерзавец не только ограбил и обманул нас, но имел наглость хвалиться, что помог! Надо было поставить ничтожного простофилю на место. Я сказал, что его папаша лишил мою мать всего.
– Ты чертов лжец. Мой отец и правда скупой, но он честен.
Я рассмеялся в его глупое лицо.
Он спросил:
– Почему же, ты думаешь, он купил позорный иск твоей матери?
Так вот в чем дело! Боддингтон и есть тайный покупатель. Негодяй! Почему? Затем, чтобы обмануть ее и получить все по заниженной цене. Это он проделал скрытно, но ты сейчас обо всем проговорился.
Боддингтон нагло вперился в меня и захохотал. От него разило вином.
– Отец заплатил по этому делу все издержки и спас твою проклятую мамашу от нищеты.
Должно быть, я тоже немного повысил голос, потому что некоторые из лакеев подошли к нам и сказали, чтобы мы вышли для выяснения отношений. Я сказал, что спор не стоит внимания, и отвернулся от пьяного нахала. Пошел искать Эффи, но не нашел. Пришлось поработать локтями, чтобы пройти сквозь толпу чертовых идиотов, болтающихся на моем пути.
Маму я не видел, пока она не схватила меня за руку и, сказав, что обеспокоена тем, куда подевалась Евфимия, потащила в вестибюль с огромным высоким сводчатым куполом и грандиозной лестницей. Матушка посмотрела наверх, и там Эффи начала спускаться с лестницы.
Сестра была в слезах, платье и прическа в беспорядке, она прятала лицо в ладонях. Пока Евфимия шла по лестнице, все смотрели на нее. Я бросился к ней, и полпути мы шли вместе, а все на нас глядели. Я взял сестру за руку и спросил, что случилось, но она не ответила и только качала головой, потом вырвалась и сказала, что идет к маме.
Я вбежал вверх по лестнице и вошел в главный зал, бильярдную. Там находились
одни мужчины. Он тоже там был, презренный мерзавец, Уиллоуби Джеральд Давенант Боргойн собственной персоной. Развалился у камина с бандой своих дружков, с виду наглых молодых щеголей, которые охотятся, стреляют и бездельничают, проматывая деньги своих папаш.Я подошел прямо к нему и сказал:
– Вы оскорбили мою сестру.
Он невинно улыбнулся и сказал, оглядывая своих друзей, словно собирался выдать что-то остроумное:
– Понятия не имею, кто ваша сестра.
Я назвал ее имя.
Он уставился на меня и слащаво произнес:
– Встречались ли мы с вами?
– Да, и к тому же вы вели себя грубо.
Некоторые из его приспешников грозно загудели, но он поднял руку, успокоив их, и неспешно произнес:
– Теперь вспомнил.
Он повернулся к своим приятелям:
– Этот странный парень проводил меня в поле и, похоже, на каком-то сомнительном основании решил, что мы родня.
Я сказал:
– Мой прадед был последним из Херриардов. Мы с вами родственники, но я бы хотел, чтобы было иначе. Хотя вы и племянник герцога, но вы не джентльмен.
Когда я это сказал, один или двое из его приятелей закричали на меня.
– Ну что же, мистер Последний-из-рода-Бастардов, – сказал наглец. – Будьте любезны, напомните мне, когда я оскорбил вашу сестру?
– Только что, – ответил я.
– Мой дорогой друг, никакой леди, – он многозначительно произнес это слово, – последние полчаса здесь не было.
Он ухмыльнулся своим угодливым друзьям.
– Вы оскорбили мою сестру и меня, я вызываю вас на бой.
Он сказал:
– Дуэль? – Повернувшись к своим дружкам, он воскликнул: – Меня вызывает на дуэль молодой оборванец в заплатанном сюртуке, от какого отказался бы даже мой лакей!
Он обратился ко мне снова:
– Но, возможно, под словом «бой» вы имеете в виду нечто другое? Собираетесь ли вы снова наскочить на меня в потемках?
Я растерялся и произнес:
– Не знаю, о чем вы.
– Вы уже пытались сделать это на Смитфилд несколько недель тому назад. А потом у моего дома в понедельник вечером. Вы отрицаете, что вас нанял мерзавец Лиддиард?
– Никогда в жизни не слышал такого имени, – сказал я.
Он взглянул на друзей с деланой гримасой недоверия и сказал:
– Не уверен, что мы можем доверять его слову. В конце концов, он сын отца, который оказался казнокрадом, даже до того, как был опозорен и выгнан с работы, которого вышвырнули из церкви за…
Не могу об этом писать.
Я увидел, как опустилась красная пелена, должно быть, я попытался напасть на него, потому что вдруг оказался в руках двоих его приятелей. Они потащили меня к двери, и там стояла Евфимия! Наверное, она вернулась и слышала все, что произошло между нами.
Я скатился с лестницы так позорно, будто пьяница, выброшенный из пивнушки.
Матушка стояла у подножия лестницы в толпе людей, привлеченных шумом, а Евфимия поспешила вниз за мной. Мама хмурилась. Никогда она на меня так не смотрела. Словно я не ее сын. Будто она меня не знает.