Изгнанница Муирвуда

Добравшись до противоположного конца крыши, Майя приметила внизу выступающий балкончик хозяйской спальни. Балкончик выходил во внутренний двор. Ощупывая непрочно закрепленные черепицы, Майя подползла к краю крыши и выглянула вниз. Отец шел по двору, а идущие следом Крабвелл и Кэрью что-то горячо ему доказывали. На мгновение Майе стало страшно, но она была преисполнена решимости. Одним прыжком она перенеслась с крыши на балкончик внизу. Ноги ударили о камень, шум падения привлек внимание тех, кто был внизу.

— На крыше кто-то есть!

— Смотрите, он спрыгнул!

— Ах, какой ужас, осторожней!

Майя заставила себя встать на ноги, подошла к краю балкончика и посмотрела вниз.

— Отец! — закричала она.

Он поднял лицо. Пышный, даже слишком пышный наряд, кричащие драгоценности, берет с неправдоподобно огромными перьями… Он смотрел вверх, и на лице его читалось недовольство и удивление открывшимся ему зрелищем дочери, грязной, растрепанной, в рваном, до дыр изношенном платье.

Майя упала на колени, склонила голову и в немой мольбе стиснула руки.

Толпа ахнула. Зазвучали удивленные и недовольные возгласы. Взгляд Майи встретился с отцовским взглядом.

— Отец, отец! — шепотом взмолилась девушка. — Не оставляй меня здесь! Я здесь умру!

Он бросил на нее еще один взгляд, и лицо его омрачилось печалью. Коротко поклонившись, он коснулся пальцами бархатного берета с плюмажем, взлетел в седло и, так ни разу и не оглянувшись, послал коня вскачь.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ Странник

Майя просыпалась медленно, мучительно стряхивая сонное оцепенение и ощущая спиной солнечное тепло. Ее слуха достигло пение птиц. Она долго пыталась поднять веки, и когда это наконец удалось, ей открылся совершенно незнакомый пейзаж. К пению птиц примешивался странный скребущий звук, как если бы какой-нибудь вороне вздумалось поточить клюв о ветку. В голове стучала кровь; Майя заставила себя встать, раздвинув грудью ветки кустарника.

— Ага, очнулась. Пришел полдень, и она очнулась. Sangrion.

Майя вздрогнула, потому что говоривший находился у нее за спиной, и голоса его она не узнала. Оглянувшись, она обнаружила человека, который сидел, скрестив ноги, в низком кустарнике, а спиной опирался на высокую сосну. Истрепанную тунику в пятнах укрывал грязный плащ, а на ногах были старые кожаные сандалии. В густых темных волосах тут и там проглядывала седина. Глаза у человека были темные, но яркие, взгляд, которым он смерил Майю, невозможно было истолковать.

— Доброго утра, сестрица, — сказал он с сильным акцентом.

Майя моргнула, и на мгновение ей стало страшно. Она не знала этого человека, а он знал ее… или, по крайней мере, знал что-то о ней. Серебристый край кольчужницы у горла выдавал в нем мастона. На коленях у человека лежала металлическая книга. В левой руке незнакомец держал стило, а разбросанные по странице стружки орихалка говорили о том, что человек занят гравировкой. Так вот откуда исходил тот скребущий звук!

— Кто вы? — хрипло спросила Майя, с трудом проталкивая слова сквозь пересохшее горло.

Он хмыкнул и стряхнул со страницы стружку.

— Я путник. Странник. Хожу по королевствам, пишу историю людей. Это Мон. Это моя страна.

Мучившие Майю подозрения сгустились в ком.

— Вы — мастон.

— И то верно, сестрица.

Он опустил взгляд, и стило вновь коснулось металлической страницы. Послышался скребущий звук.

Майя чувствовала, как нарастает злая сила у нее в груди. Она истекала гневом, как котелок — паром, но отчего — не знала. Она села прямо и огляделась. Рядом лежал ее заплечный мешок. Застывшие было мышцы ожили и заныли от боли.

— А ведь ты, сестрица, хэтара, — заметил путник, не поднимая головы и не отрывая стилуса от страницы.

Майя в ужасе уставилась на него. Шепот кистреля проникал в сердце. Но она не хотела зла этому путнику.

— Мне надо идти, — встревоженно сказала Майя.

— Стой, — коротко ответил человек. — А послание? Я еще не передал.

— Какое еще послание? — переспросила Майя. Глубоко внутри она знала, что должна бояться этого человека. Что надо бежать, не то он сделает с ней что-то страшное. Чувство это не внушало доверия, и все же Майя с трудом удерживалась от того, чтобы не броситься сломя голову в лес.

— Я не шевуалье, сестрица. Я тебе ничего не сделаю. Полдень, видишь? Нерожденные всего слабей на солнце. Но у тебя внутри силы все больше. Даже и сейчас. Надо поскорей избавиться, а то ведь захватит тебя целиком. Потом придут другие, и — пффф! Поминай как звали!

Он хитро улыбнулся.

— Гнет тебя эта штука, а? Что, поддашься? Пусть возьмет верх? А?

Майя умоляюще посмотрела на путника.

— Вы можете их прогнать? — с надеждой спросила она. Он покачал головой и поцокал языком.

— Не могу. Я странник. Я историю пишу. А не творю. Жгучая ярость всколыхнулась в ней, и Майя чуть было не бросилась на собеседника, но вместо этого прижала локти. сунула ладони под мышки и заставила себя успокоиться. Она начала раскачиваться взад-вперед. У нее стучали зубы.

— О чем вы пишете? — спросила она.

Он аккуратно отряхнул блестящую страницу.

— О правде, сестрица. О правде, и все тут.

Майя облизала губы.

— А о какой правде вы пишете сейчас?

Взгляд мудрых глаз встретился с ее взглядом, и от стыда Майя порозовела и отвернулась, ибо ей казалось, будто странник видит ее насквозь.

— Я пишу о том, как хэтара из Комороса, дочь короля, выжгла дотла аббатство Крюи. Мое было аббатство, так-то, — он был мрачен, но, кажется, не винил Майю. — Кто я таков, чтобы судить дочь короля? Отец твой — мизерабль, а не отец. Не заслужил он такой дочери. Много их таких, мизераблей при титулах, да толку с них… Мизерабль при власти — людям горе. Я тебя не сужу, сестрица. Я уже много лет пишу твою печальную историю.

Глаза у Майи защипало.

— Там, в аббатстве… все погибли? — сдавленным голосом спросила она. Краем разума она уловила пламя на утесе, костер, в котором горело аббатство. Злая, чужая часть ее души взвыла от радости при виде жадного огня.