Изгнанник. Арка 3. Том 2
Шрифт:
Но при этом в подсознании билась ещё одна мысль. Мне казалось, что солнца жгли меня с такой силой, словно они понимали: их конец близок, скоро это положение вещей закончится, и тогда… И что тогда? Одно из солнц погаснет? Или они удалятся от планеты настолько, что перестанут её выжигать? Или… не знаю. Но вот то, что конец близок, они будто бы чувствовали. Как это чувствовали и Кинжалы Жизни и Хаоса, которые словно знали, что их несёт кто-то недостойный, и потихоньку пульсировали силой, к счастью, не настолько большой, чтобы это доставляло неудобства, но всё же достаточно ощутимо, чтобы выказать своё недовольство, если допустить, что у артефактов может быть характер. Даже Кинжал Хаоса, который в момент первой моей с ним встречи лежал в витрине из очень толстого стекла, вёл себя более-менее
И я шёл. Шёл, и в моей голове роились самые разные мысли. О том, что за всё время пребывания здесь мне удалось искупаться всего два-три раза — когда я находился у пустынных кочевников. О том, что мои одежда и сапоги уже невесть сколько времени не стирались и не чистились, и если бы это был не материал из кожи дракона, одежда давно бы уже испортилась. На что было похоже моё нижнее бельё, которое я украдкой выстирывал и высушивал хотя бы раз в седмицу, даже думать не хотелось.
Я шёл и думал все эти ерундовые мысли, на которые в обычной повседневной жизни и внимания не обращаешь. И каждая эта мысль помогала мне делать следующий шаг. Я не знаю, сколько я шёл: помню лишь то, что телепортировало меня так, чтобы я аккурат видел дальнюю стену Корроско — и мог идти в противоположную от неё сторону. В остальном пустыня полностью пожирала ощущение времени, ощущение пространства, а два неугасимых солнца, положение которых мне ни о чём не говорило, лишало даже возможности определить хотя бы время суток. Ты оставался с пустыней один на один, осознавая свою ничтожность, свою крохотность по сравнению с такой природной мощью.
И всё же я делаю шаг за шагом, потому что должен. Потому что если я дойду до конца — то и этой пустыне очень скоро придёт конец. Сюда придёт вода, придёт жизнь, придут растения — и, возможно, однажды здесь вырастет огромный лес. Пустыня словно бы тоже это чувствовала — и потому каждый шаг мои ноги глубоко увязали в песке, и приходилось тратить значительно больше сил на следующий… и всё же я продолжал идти…
Я не знаю, сколько прошло времени. Возможно, всего несколько часов, а, возможно, уже несколько суток. Ни разу я не позволил себе остановиться отдохнуть, потому что должен был убраться как можно дальше от Корроско. Чтобы погоня меня ни за что не настигла. Я шёл до тех пор, пока у меня были силы. К счастью, жара и голод первое время, если так можно выразиться, конфликтовали друг с другом, и когда мне особо сильно хотелось есть, я думал о том, что мне жарко, а когда солнца начинали жечь особенно больно, я думал о том, что было бы неплохо перекусить. К сожалению, слишком быстро голод и жара нашли общий язык и теперь пожирали остатки моих сил с удвоенной скоростью.
И, наконец, настал момент, когда я понял, что сил больше нет. Вот вообще нет. Даже если бы передо мной в трёх шагах возник бы портал, из которого ко мне тянула бы руки Миариали, я бы и тогда не нашёл в себе сил хотя бы просто встать. Было отдано абсолютно всё. Краем сознания я помнил, что Кинжалом Жизни можно было лечить и, возможно, восстанавливать силы, но подумал я об этом слишком поздно, и экспериментровать, а уж тем более, рисковать уже не было ни времени, ни возможности.
— Ну, Руарх, — тихо прошептал я, падая на колени, — если ты видишь меня, если ты слышишь меня, если ты можешь мне помочь — ради своего будущего, ради будущего своих детей, ради равновесия в себе — помоги. Помоги. Помоги!..
Сил не оставалось даже на то, чтобы просто думать. Просто в сознании билось это единственное слово — помоги. Я словно стал небольшой антенной, которая только и могла, что транслировать вокруг этот сигнал. Помоги… Помоги… Помоги…
И в тот момент, когда сил не оставалось даже на то, чтобы моргать, моих ушей достиг какой-то звук. Кажется… это были чьи-то голоса… Неужели меня настигли?! Нет, невозможно… я сделал всё, чтобы этого не случилось! Нет, теперь Гимлав и Лексаб
снова получат надо мной власть, снова будут выкачивать из меня воду. Викая убьют, Агера убьют, Фартхароса убьют, всё пропало!— Наконец-то! Наконец-то мы его нашли! — доносился чей-то далёкий, взволнованный и очень знакомый голос, — замаскировался в жёлтый цвет, оба солнца тебя побери! Вспомнил о конспирации, чтоб тебя!
Кто-то подошёл ко мне и положил руку на плечо.
— Всё. Всё в порядке, Дэмиен. Я здесь. Друзья здесь, — тот же самый голос теперь говорил ласково и успокаивающе, — теперь всё будет хорошо…
Кто-то попытался взять у меня из рук свёрток с кинжалами, но я только крепче вцепился в него.
— Всё в порядке. Ты можешь их отпустить, — мягко сказал кто-то, — ты молодец, ты справился, ты сохранил их. Ты можешь их отпустить…
— Не могу, — прохрипел я, — я обещал, что ни за что их не брошу…
— Агер, извини, но времени у нас очень мало, — грубо сказал чей-то голос, тоже отдалённо знакомый, — подвинься, я приведу его в себя.
Послышалось какое-то шевеление, ворох разворачиваемых тканей, после чего кто-то поднял мне голову, а в следующую секунду в кадык упёрлось что-то острое. И в этот момент через это острое мне в горло хлынула сила… сила холода, сила прохлады, сила спасения от этой проклятой пустыни. Я жадно начал дышать, не в силах насытиться этой восхитительной силой. Но почти сразу живительное остриё убрали.
— Так, хватит, — деловито сказал второй голос, — а то ты посмотри, задышал-то как, будто ему баба сиськи показала. Давай, поднимайся, дружок, нас давно уже ждут.
Я, почувствовав прилив сил, наконец-то открыл глаза. И увидел перед собой Агера и Анаму… Которых я, наверное, видел в другой жизни. И хотя оба смотрели на меня с беспокойством и облегчением, мне, наверное, впервые за всё пребывание в этом мире стало так стыдно!
— Простите меня, — прошептал я, опуская взгляд, — я подвёл всех вас. Я напал на градоначальников, я всё разрушил. Я… я правда, не хотел этого. Но когда я увидел там Арсини, Даяо, остальных… то не сдержался.
— Всё в порядке, — неожиданно мягко сказал Анаму, — мы знали, что всё будет именно так. Мы знали, что когда ты это увидишь, то по-другому и не среагируешь. И именно поэтому мы так верим в то, что именно у тебя получится всё это прекратить.
— Ты бы знал, — тихо сказал Агер, — ты бы знал, как мы все убеждали их этого не делать. Но Кинжал Порядка, — он указал на Анаму, который держал в руках драгоценный клинок, не оставляя никаких сомнений по поводу своей принадлежности к вимрано, — это ценность, за которую каждый вимрано был готов пожертвовать всем. Мы могли потерять их. Мы могли потерять даже тебя. Но потерять ЭТО — мы не могли никак. И потому ради того, чтобы спрятать эту вещь, каждый сделал всё, что было в его силах.
— Давайте обо всём этом потом, — ворчливо сказал Анаму, — сейчас давайте, наконец, уберёмся оттуда в безопасное место. Хотя тут мы, конечно, сами виноваты. Надо было догадаться, что Дэмиен не будет сидеть и ждать нас в условленном месте, а бодро поскачет подальше от Корроско. Трое суток тебя догоняли, оба солнца тебя подери.
— Цыц, — шикнул Агер на Анаму, — всё кончилось хорошо. Так что теперь — вперёд. Тебе надо отдохнуть, Дэмиен… и ты очень нужен Йегеросу. Ты — и два твоих аргумента, которые ты вытащил из Корроско. Только это, возможно, поможет убедить старейшину Племени Смерти отдать нам последний кинжал…
Как оказалось, путешествовали Агер и Анаму не на ферстах, а на каких-то разновидностях пуири, которые больше всего походили на огромных гекконов, достаточно больших, чтобы на них можно было сесть верхом. Даже больше: этих ездовых гекконов было целых три. Снаряжение у них было самое простое: небольшое верёвочное крепление на спине, вероятно, для того, чтобы на нём можно было сидеть и не соскальзывать с его гладкой шкуры. Любопытно при этом было и само крепление: оно уходило вверх по спине ящера и крепилось на его шее. Что и неудивительно: если эти ящеры, вероятнее всего, скользят по пустыне, вплотную прижимаясь брюхом к песку, то любое крепление в этом месте будет очень быстро изнашиваться.